Се́рая утка (лат.Mareca strepera) — широко распространённая в северном полушарии водоплавающая птица из семейства утиных. Коренастого телосложения, невзрачная, размерами она немного уступает крякве и шилохвости, но при этом заметно превосходит чирков. В гнездовой период селится вблизи небольших спокойных водоёмов, где держится на мелководье в тени надводной растительности. После появления на свет потомства перебирается на более крупные водоёмы с пространствами открытой воды. Зимой мигрирует на морские побережья к западу и югу от гнездового ареала.
Преимущественно растительноядная утка, объём животных кормов незначителен и присутствует лишь в период размножения. Обыватели довольно часто принимают этот вид за самку кряквы, шилохвости и других обычнейших северных уток, поскольку у самцов отсутствуют яркие, бросающиеся в глаза детали оперения. Между тем селезень в брачном наряде имеет ряд характерных черт, по которым его нетрудно отличить от других видов. Серая утка — один из тех видов, на которые хозяйственная деятельность человека оказала благоприятное воздействие. В XIX—XX веках её ареал значительно расширился в северном направлении. Птицы также стали обычными в Западной Европе, где раньше о них известно не было.
Мне до сих пор странно встречать взрослых людей, часто не знающих ни одной птицы. Я уже тогда счел бы для себя позором не отличить серой утки от кряковой или смешать чернеть с гоголем.[1]
Птицы второй группы зимуют главным образом на южном Каспии, в Передней и Юго-западной Азии; кроме того, на побережьях Каспийского и Чёрного морей, в северных частях Малой Азии и в странах Средиземного моря. Некоторые виды уток (кряква, чирки, широконоска) проникают для зимовки в Африку, а некоторые (серая утка) ― в Индию.[3]
Серая утка. Название несколько общее, потому что самки всех утиных пород пером серы, или, если выразиться точнее, серо-пестры, и собственно так называемые серые утки очень сходны со всеми утиными самками. Но тем не менее серая утка совершенно заслуживает свое имя, потому что она серее всех уток и особенно потому, что даже селезень ее не имеет никаких отметин. Ей по преимуществу принадлежит место в русской песне, когда говорится: Уж я улицею, Серой утицею, и пр. Вся разница состоит в том, что пестрины на селезне несколько мельче и как будто светлее и что одна сторона поперечной белой полоски, лежащей и на крыльях утки, у селезня окаймлена узенькою полоскою красновато-коричневого цвета с блестящим лоском.[4]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Серых уток иногда называют серками и ещё полукряквами: последнее название не совсем справедливо, потому что они не вполовину, а только несколько меньше кряковных. Серые утки не имеют в себе никакой особенности в отличие от других утиных пород, кроме сейчас мною сказанной, то есть что селезень почти ничем не разнится с уткой, и что все утиные породы пестрее, красивее серых уток. Вообще они довольно обыкновенны и попадаются охотнику гораздо чаще, чем шилохвости, хотя во время весеннего прилета я не замечал больших станиц серых уток и еще менее ― во время отлёта. В этом обстоятельстве есть какое-то противоречие, которое объяснить довольно трудно. Несмотря на свою некрасивость, или, правильнее сказать, простоту пера, которая никому в глаза не кинется, серые утки, после кряквы и шилохвости, уважаются охотниками более всех остальных утиных пород, потому что довольно крупны, мясисты, бывают очень жирны и редко пахнут рыбой.[4]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Серая утка в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
По моему мнению, лебедь должен быть написан как можно проще, проще утки: он сам по себе так хорош и величав, так окружен ореолом всяких поэтических преданий и эпитетов, несколько уже опошленных, что для самой свежести и оригинальности картины необходимы совершеннейшая простота описания, простое, спокойное и отчетливое изображение всех подробных прелестей картины безо всяких восторгов. <...> Вот какую-нибудь серую утку можно подсдобить лиризмом, но мне особенно и нравятся Ваши описания потому, что в них простота выражений без лиризма доводят производимое впечатление до лиризма.[5]
Утка иногда кладет яйца и выводит детей, что, впрочем, большая редкость, в дупле дерева и в старом вороньем или сорочьем гнезде. Трудно отгадать, какая крайность может принудить ее к такому необыкновенному поступку, в противность естественному порядку, соблюдаемому всеми утиными породами. Одного такого случая я был самовидцем, а о другом рассказывал достоверный охотник. Я помню также, что один раз кряковная или серая утка нанесла яиц на гумне, в хлебной клади.[4]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Многие охотники говорили мне, что есть две породы серых уток, сходных перьями, но различающихся величиною. Сначала я сам разделял это мнение, потому что точно в величине их замечал большую разницу; впоследствии же убедился, что она происходит от разности возраста. Впрочем, всё ещё остается некоторое сомнение, и я предоставляю решить его опытнейшим охотникам.[4]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Я помню у одного охотника ястреба шести осеней; это была чудная птица, брала все что ни попало, даже грачей; в разное время поймал более десяти вальдшнепов; один раз вцепился в серую дикую утку (полукрякву) и долго плавал с ней по пруду, несмотря на то, что утка ныряла и погружала его в воду; наконец, она бросилась в камыш, и ястреб отцепился...[6]
— Сергей Аксаков, «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах», 1855
...плывя однажды по его быстрому потоку, мы, выбравшись уже из его лесного течения на более открытое место, сначала услыхали характерный свист утиного полёта и, обратив на него внимание, увидали, как за тремя серыми утками во всю прыть несся бойкий утятник. Эта картина борьбы за существование была так неожиданна и так интересна, что все мы невольно взглянули кверху и жадно смотрели, чем кончится эта страшная погоня хищника и во всю возможную силу полета удирание спасающихся уток. <...> В этот миг мне было почему-то ужасно жалко спасающихся уток. Но вот все мы увидели, как быстро догнал утятник одного селезня и хотел уже спустить его на землю, но тот моментально юркнул несколько книзу, в один миг повернулся на воздухе спиною вниз и, выставив ноги, как бы отпарировал удар хищника, который после такой неудачи, нисколько не потерявшись, бросился за другим обожателем утки, как видно преследуемой двумя искателями её благосклонного внимания. Что было с тем несчастным, мы уже не видали, потому что во всю прыть несшаяся пара с такого переполоха и радости за свое спасение положительно, кажется, не видала, куда она летит, и не понимала, что делает!.. И действительно, испуг ее был так велик, что она точно не видала нашей лодки и со страшной быстротой плюхнула на воду у самого ее борта, так что окропила брызгами всех нас троих.[7]
Однажды плыли мы с дедушкой мимо невысокого покосного берега Оби, над которым на одном месте тряслась в воздухе чайка; она сильно кричала и бросалась книзу, почти к самой траве. ― Что она тут делает? ― спросил я, заинтересовавшись таким маневром, по-видимому, и не хищной птицы.
― А верно, утку сживает с гнезда; смотрите, как уставила книзу клюв и бросается, ― сказал Козлов. В это время из-под чайки действительно вылетела большая серая утка, а чайка, как бы удовольствовавшись победой, полетела в сторону.
― Вот видите, что она, шельма, делает!.. А вот будь-ка в гнезде яйца, так все побьет и выпьет, а то, верно, нету, что улетела не солоно хлебавши.[7]
Сколько могу припомнить, попробую перечислить на местном жаргоне те породы, какие попадались под мои выстрелы. 1) Обыкновенные кряквы, которых забайкальцы зовут красноногими. 2) Обыкновенная шилохвость, или острохвосты. 3) Серые утки, поменьше последних. 4) Широконоски, или саксоны. 5) Косатые утки, поменьше кряковых и даже серых, с косицами по шее и над крыльями...[8]
Прежде всего я заметил серых уток и узконосых чирков. Тех и других было очень много. Первые очень пугливы. Они не подпускали к себе человека и взлетали тотчас, как только слышали шум шагов. Вторые ― маленькие серые уточки с синими зеркальцами на крыльях, смирные и доверчивые, ― старались только немного отплыть в сторону. В другом месте я увидел нескольких чернетей. Чёрные, с синим отливом и с белыми пятнами на спине, они быстро плавали по лагуне и часто ныряли. Я убил двух птиц, но есть их было нельзя, потому что мясо сильно пахло рыбой. На противоположном берегу стайками ходило много куличков.[9]
Мне удалось однажды поймать серую утку, усевшуюся на яйца в дупле старой вербы. Отец долго не хотел верить, что утки строят гнезда в дуплах, но я убедил его, показав ему яйца. Утка по настоянию отца была отпущена на волю, о чем я горевал немало, так как думал ее принести с гнездом домой, чтобы она вывела утят.[1]
Вечером я пошел на озеро караулить гусей и уток. В сумерках против меня из камышей выплыла утка. Никогда я так не волновался, прицеливаясь в серуху. После выстрела утка перевернулась, но тут же, оправившись, потянула по воде в камыш. У нее было перебито крыло. В другое время я ни за что бы не полез за нею в озеро, но тут я, не раздумывая, разделся и бросился плыть. Водоросли заплетались вокруг ног. Было жутковато плыть в вечерних сумерках одному по таежному, незнакомому озеру, но я решил не отступать и доплыл до камышей. Я знал, что иногда серую утку удается поймать и без собаки. За кряковой я бы, конечно, не полез. К счастью, в камышах было неглубоко, и я смог встать на ноги. Долго я лазил по камышам, наконец, выпугнул утку и пришиб её палкой. Жадно, как дикарь, схватил добычу и вернулся с нею на берег.[1]
Весь тот день король провел в несказанной печали и по наступлении ночи, не объявляя никому, пошел прямо к церкви, в которой, став в удобное место, дожидался прилёта утки. Недолго было медление, вскоре потом прилетела серая утка и, перепархивая с гробницы на гробницу, по-прежнему начала куковать, из глаз же ее катился крупен жемчуг.[10]
— «Сказка о Сарге-королевиче и Устинье-боярышне», 1795
― Дело со всеми, а толковать буду с одним. Как тебя звать? ― спросил он, обращаясь к тому, что показался ему всех удалей.
― Зовут зовуткой, величают серой уткой, ― с хохотом в несколько голосов закричали ямщики, не думая отходить от Самоквасова.[11]
Серая Шейка держалась в стороне от косяка, как чужая… Да, все были так заняты общим отлетом, что на нее никто не обращал внимания. У старой Утки изболелось все сердце, глядя на бедную Серую Шейку. Несколько раз она решала про себя, что останется; но как останешься, когда есть другие дети и нужно лететь вместе с косяком?..
— Ну, трогай! — громко скомандовал главный вожак, и стая поднялась разом вверх.
Серая Шейка осталась на реке одна и долго провожала глазами улетавший косяк. Сначала все летели одной живой кучей, а потом вытянулись в правильный треугольник и скрылись.
«Неужели я совсем одна? — думала Серая Шейка, заливаясь слезами. — Лучше бы было, если бы тогда Лиса меня съела…»
На своем серебряном побрежьи,
Теплой мглою на меня ты веял
Под темно́й зеленою ракитой,
Серой уткой сторожил на русле,
На струях ― чирком, на ветрах ― чайкой…[13]
Из лесов сбегались лоси
На речные берега
Вешних вод испить на плёсе,
Окунуть в реку рога…
Будут их рога сильнее,
Тверже поступь средь трясин!
Будет глубже и синее
Над вершинами осин!
Поутру в реке повисло
Серых уток коромысло...[15]
↑ 123В. Правдухин. Годы, тропы, ружье. — М.: изд-во Всекохотсоюза, 1929 г.
↑Давид Самойлов. Поденные записи (1934-1869). В 2 томах. Предисловие Г. Ефремова. Комментарии В. Тумаркина при участии М. Ефремовой. — М.: “Время”, 2002 г. 378 + 384 стр.
↑ 12А. В. Михеев. Кольцевание диких животных. — М.: “Наука и жизнь”, № 7, 1947 г.
↑ 1234Аксаков С. Т. «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». — Москва, «Правда», 1987 г.
↑И. С. Аксаков. Письма к родным (1849-1856). Серия «Литературные памятники». Москва, «Наука», 1994
↑Аксаков С. Т. Собрание сочинений в 5 томах. — М., «Правда», 1966 г., (библиотека “Огонек”), Том 5. — с. 311-424
↑ 12А. А. Черкасов На Алтае: Записки городского головы. — Барнаул, 2004 г.
↑А. А. Черкасов. «Из записок сибирского охотника». — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1987 г.
↑В. К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
↑Старая погудка на новый лад: Русская сказка в изданиях конца XVIII век. Б-ка Рос. акад. наук. — СПб.: Тропа Троянова, 2003. — С. 288—297. — (Полное собрание русских сказок, Том 8. Ранние собрания).
