Инжир

Ветка инжира с фигами

Инжи́р, или Фи́га, или Фи́говое де́рево, или Смоко́вница обыкнове́нная, или Смо́ква, или Ви́нная я́года (ботаническое название фи́кус ка́рика лат. Fícus cárica) — субтропическое листопадное растение рода Фикус семейства Тутовые. Карийским фикус назван по месту, которое считается родиной инжира — горная область древней Карии в Малой Азии. Инжир — ценное плодовое растение, дающее плоды, так называемые винные ягоды.

Фига — одно из самых древних культурных растений, предположительно — самое древнее. В культуре инжир выращивался сначала в Аравии, откуда был заимствован Финикией, Сирией и Египтом. В XIII веке до н. э. играл важную роль в сельском хозяйстве царства Пилос. В Америку попал только в конце XVI века. В Библии в книге Бытие фиговый листок использовался Адамом и Евой для прикрытия наготы. Кроме Книги Бытия, смоковница многократно упоминается в Ветхом.

В русский язык название «фикус» пришло в XVIII веке и уже несколько изменённым — «фига», отсюда — «фиговое дерево». Были на Руси у этого растения и другие названия — смоковница, смоква, винная ягода, смирнская ягода.

Инжир в прозе

Короче, когда приехал сюда Воронцов, знавший Тифлис по легендам о добром старом времени за город храмов и дворцов, он ещё нашёл здесь полуразорённые смрадные гнёзда, жалкие слепившиеся груды тесных домов, без улиц и площадей, непроглядную кутерьму горских построек, точно с неба упавших грудой, да так и оставшихся здесь непонятным и неодолимым лабиринтом плоских крыш, таинственных переходов, узких тупиков, похожих на трещины, саклей, взмостившихся на чужие крыши, мазанок, прилепившихся на эти сакли, целых паутин выступов и лестничек, неведомо как державшихся снаружи. Это было, разумеется, очень живописно, всё так и просилось на картину, но дышать было нечем, везде текла кровь зарезанных баранов, дворов не оказывалось, и всякие нечистоты выбрасывались за стены. Пыль стояла такая, что в ней нельзя было ничего различить, и только пышные чинары и инжир, с зелёными рампами тутовых дерев, придавали идиллическую прелесть этой новой конюшне Авгия!

— Василий Немирович-Данченко, «Кавказские богатыри», 1902

	Хребет Кюрендаг и его продолжение, носящее название Сангудагских гор, почти совершенно безлесны. Тёмные каменные громады лишь кое-где покрыты редкими порослями арчи (горного кипариса), да порою из расщелин скал сиротливо выглядывают кусты инжира (винных ягод), указывая на присутствие подпочвенной влаги.
	— Дмитрий Логофет, «Персидская граница», 1902

Местные длинноволосые хиппи со своими подругами расположились в прохладной тени прибрежных ив. Один из них взобрался на инжировое дерево и, повесив рядом с собой на ветку приемничек, слушал «зонги» и рвал инжир. Время от времени он небрежно бросал девушкам плоды инжира, и они, лежа или сидя, лениво дотянувшись, отправляли их в рот, не потрудившись очистить шкурку или хотя бы сдуть пыль, в которую шмякались плоды. Одна из них с откровенным интересом стала рассматривать Сергея, и, когда он тоже внимательно на нее посмотрел, она, словно древним интуитивным движением женщины, попробовала притронуться к волосам, но потом почувствовала, что, если идти в этом направлении, слишком многое надо будет менять, она бросила волосы и, вытащив изо рта своего дружка, лежавшего рядом, сигарету, закурила, глядя на Сергея и как бы говоря: вот такие мы, уж как хотите.

— Фазиль Искандер, «Морской скорпион», 1977

Не следует обманывать слабый пол, даже если его представителя зовут Барракудой. Со мной согласилось большинство, и Жмурик поехал к Барракуде старомодно обыкновенный. Накануне Жмурику засовывали в пасть вяленый инжир и шоколад, ― впрочем, перечислить все моряцкие глупости и пошлости я не берусь. Приведу только слова наказа, которые проорал капитан с мостика: «Жмурик, так тебя и так! Покажи этой одесситке, где раки зимуют!»

— Виктор Конецкий, «Начало конца комедии», 1978

Одно дерево было инжиром белого сорта, другое ― черного. Тетушка Хрисула особенно любила черный инжир. Однажды Деспина и Чунка влезли на дерево с черным инжиром. Чунка и Деспина влезли на дерево и, стоя на разных ветках, начали рвать инжир, то сами поедая, то нам подбрасывая. Чунка еще и в корзину успевал собирать. Иногда переспелый инжир шмякался на ее ладони, но она этим нисколько не смущалась, а прямо-таки слизывала в рот сладостное месиво. ― Одно чудо в своей жизни я совершу, ― сказал Чунка по-абхазски, дотягиваясь до ветки и, шурша листьями, осторожно сгибая ее, ― когда тетушка Хрисула умрет, я спущусь в Анастасовку с ведром черного инжира. Я подойду к гробу и поднесу ей ко рту инжир. И тут, к ужасу окружающих греков, она разомкнет свою пасть и съест этот инжир. Потом она привстанет и, не сходя с гроба, опорожнит все ведро, если, конечно, греки, опомнившись, не пристрелят меня самого за то, что я оживил эту прорву. Когда инжир падал в мои ладони, тетушка Хрисула тоскливым взглядом окидывала мой инжир, и, если он ей казался особенно крупным и спелым, а он ей таким казался почти всегда, она явно жаловалась Деспине, что ее обделяют. Поедая инжиры, тетушка Хрисула беспрерывно тараторила. ― кричала она и, воздев руку, показывала девушке на спелый инжир, который Деспина никак не могла заметить, хотя он был совсем близко от нее. Наконец, отворачивая лопоухие, кожистые листья, Деспина добиралась до желанного инжира, срывала, стараясь не раздавить, и кидала тетушке Хрисуле.

— Фазиль Искандер, «Сандро из Чегема» (книга вторая), 1989

Бросая мне инжир, Чунка приметил его и крикнул мне по-абхазски: ― Ты что, решил ее крапивой отстегать?! Вдруг Чунка дотянулся до огромного, спелого инжира с красной разинутой пастью, осторожно сорвал его, окликнул Деспину и, поцеловав инжир, перебросил его ей Деспина ловко поймала его, ослепительно улыбнулась Чунке и, для устойчивости слегка откинувшись спиной на ствол дерева, стала двумя пальчиками очищать инжир от кожуры. Тетушка Хрисула, видевшая все это, от возмущения онемела. В тишине некоторое время было слышно, как шкурки ― шлеп! Деспина ей что-то отвечала, и, судя по движению ее рук, она показывала, что съела инжир, очистив его от шкурки и тем самым нейтрализовав действие оскверняющего поцелуя. ― Деспина! ― в отчаянии крикнула тетушка Хрисула и, выбросив обе руки в стороны, что-то пролопотала, по-видимому, означающее: зачем вообще надо было есть этот инжир?! ― У меня один способ заставить замолкнуть эту старуху! Дожевывая инжир, Деспина что-то ответила тетушке Хрисуле, и, судя по движению ее рук и взгляду на ветку, где стоял Чунка, она сказала, что инжир был брошен без ее одобрения и ей ничего не оставалось, как поймать его и съесть. ― Деспина! Она имела в виду, что, даже поймав оскверненный инжир, Деспина могла с честью выйти из этого положения, просто перебросив этот инжир ей, тетушке Хрисуле. Вся в солнечных пятнах, с лицом, озаренным солнцем, Деспина посмотрела на тетушку Хрисулу с высоты своей ветки ясными, синими глазками, как бы сама удивляясь простоте такого выхода и сожалея, что ей это вовремя не пришло в голову. При этом она рассеянно дожевывала оскверненный инжир, что, по-моему, особенно раздражало тетушку Хрисулу. Махнув рукой, тетушка Хрисула снова залопотала, и я как бы отчетливо услышал начало фразы: Вдруг Деспина перелезла со своей ветки на более высокую и скрылась в густой листве инжира Тетушка Хрисула, воздев голову, несколько секунд молча ожидала, когда она высунется из листвы и кинет ей инжир. Но Деспина почему-то из листвы не высовывалась, а Чунка перелез на эту же ветку и, прежде чем скрыться в густой листве, нахально повесил корзину на сучок, как бы не скрывая, что теперь инжирные дела закончились и начались совсем другие дела. Все произошло в несколько секунд, если они и сговорились, то мы внизу этого не заметили.

— Фазиль Искандер, «Сандро из Чегема» (книга вторая), 1989

Инжир в поэзии

От боя к труду ― от труда до атак, ― в голоде, в холоде и наготе держали взятое, да так, что кровь выступала из-под ногтей. Я видел места, где инжир с айвой росли без труда у рта моего, ― к таким относишься иначе. Но землю, которую завоевал и полуживую вынянчил, где с пулей встань, с винтовкой ложись, где каплей льешься с массами, ― с такою землею пойдешь на жизнь, на труд, на праздник и на смерть!

— Владимир Маяковский, «Хорошо», 1927

	В тюрьму принесли мне к ночи Шашлык и сладкий инжир, Тогда я узнал, что хочет Беседы со мной эмир.
	— Дмитрий Кедрин, «Певец», 1936

См. также

• Фикус
• Фиговый лист
• Шелковица
• Саксаул
• Амарант
• Свёкла
• Алоэ
• Фига