Чепуха́ (от русск.чепа, щепа) — экспрессивное слово, служащее для оценки чего-либо (чаще всего — чьих-то слов) как пустого, глупого, незначительного, мусорного и недостойного для упоминания или сказанного ни к месту. В современном языке чепуха осталась близка к исконным синонимам, означая бессмыслицу, вздор, дрянь, отбросы и прочий словесный мусор (стружки).
Ещё в корпусе, полусознательно замечал я, что та русская грамматика, по которой учили нас с помощию розог и серебряной табакерки, ни больше ни меньше как вздор на вздоре, чепуха на чепухе.[1]
...на миру и раскаленная сковородка, и сатанинские щипцы, и кипящая смола — чепуха. Вот помести мертвого грешника в обыкновенный гроб, закопай, и пусть он там лежит в одиночестве...[4]
Вдруг открылось, всем сразу и каждому в отдельности, какая нас волнует чепуха, на какую дрянную мелочь ― на окурки, на грязные тарелки ― мы размениваем <...> наш славный кораблик...[5]
Вздор и чепуха навсегда остались русскими, поскольку русскими они и были. Заложенный в них словесный «образ» как бы живет и сейчас: случалось, например, слушать о каком-то фильме: «мусор!» А это ведь и есть всё та же чепуха или, если хотите, дрянь.[8]:246
Слово вздор в современном русском языке обозначает «пустяки, пустые слова, нелепость, бессмыслица». Оно является синонимом слов гиль, чепуха, чушь. Старые академические словари и словарь Даля подчеркивают, что современное значение этого слова развилось из более первоначального «ссора, брань, споры, перекоры»...[10]
В петербургских гостиных XVII века мало-помалу стали приспосабливать к возникшей нужде слова из народного быта: сдор — сор и стружки, отбросы от дранья дерева, то же, что дрянь; чепуха — от чепа, это такая же мелкая щепка, оставшаяся от работы по дереву.
Ещё у Ломоносова вздор и чепуха выступали в исконном значении: «мусор, сор, ненужные отходы». Как разговорные слова они попали и в литературу: вздор часто встречается у Пушкина, чепуха у Тургенева, дрянь — у кого угодно. С конца XVIII века появились и выразительные заимствования: галиматья, белиберда, ахинея. Явилась и чушь — непонятное слово, скорее всего из немецкого Strass — слова приблизительно с таким же смыслом; появилась и гиль, и много подобных слов. Но странное дело, в каждом кругу излюбленным было только что-то своё, отличное от других.[8]:246
Вздор и чепуха навсегда остались русскими, поскольку русскими они и были. Заложенный в них словесный «образ» как бы живет и сейчас: случалось, например, слушать о каком-то фильме: «мусор!» А это ведь и есть всё та же чепуха или, если хотите, дрянь. Образ живёт, порождая все новые выражения, которые освежают сам образ и наполняют его подобающей случаю экспрессией. Скажу «чепуха» — улыбнутся, «муcop» — обидятся. А если именно и нужно обидеть?[8]:246
Начнем с истории слова. Прежде всего, рассмотрим вопрос, какова связь современного значения с исходным значением ‘ссора’. <...>
...вздорливый человек затевает вздорные дела, т. е. вздор — это ссора по ничтожному поводу. Склонность к ссорам (вздорливостъ) есть не что иное как свойство затевать ссору из-за пустяка (вздора). Таким образом, ссора из-за ерунды — это тоже ерунда, чепуха, нелепица (т. е. здесь можно предположить своего рода метонимический перенос).[11]:353
— Анна Зализняк, «Русская семантика в типологической перспективе» (глава 7. Вздор: слово и дело), 2013
...он <Владимир Даль> полюбил народную речь, можно сказать, ещё с младенчества. «Ещё в корпусе, — говорит он, — полусознательно замечал я, что та русская грамматика, по которой учили нас с помощию розог и серебряной табакерки, ни больше ни меньше как вздор на вздоре, чепуха на чепухе. Конечно, я тогда не мог ещё понимать, что русской грамматики и до сих пор не бывало, что та чепуха, которую зовут „русскою грамматикой“, составлена на чужой лад, сообразно со всеми петровскими преобразованиями: неизученный, неисследованный в его законах живой язык взяли да и втиснули в латинские рамки, склеенные немецким клеем».[1]
Рай и ад человечество во все времена и у всех народов представляло и представляет в виде мощного коллектива праведников или грешников. И в раю и в аду всегда кишмя кишит народ. Ни одному гению не пришло даже на ум наказать грешника обыкновенным могильным одиночеством. Ведь на миру и раскаленная сковородка, и сатанинские щипцы, и кипящая смола — чепуха. Вот помести мертвого грешника в обыкновенный гроб, закопай, и пусть он там лежит в одиночестве без надежды пообщаться даже с судьями в день Страшного суда. Рядом с таким наказанием коллективное бултыхание в кипящей смоле – купание на Лазурном берегу.[4]
Вдруг открылось, всем сразу и каждому в отдельности, какая нас волнует чепуха, на какую дрянную мелочь ― на окурки, на грязные тарелки ― мы размениваем нашу экспедицию, наш славный кораблик, нашу мужскую общность, рожденную в суровой работе под свист ветра и рев океанских валов. Каждый взглянул на соседа, усмехнулся несмело и смущенно… И грянул хохот, целительный, очищающий, как майская гроза.[5]
Флегматик. Милый человек (я говорю, разумеется, не про англичанина, а про российского флегматика). Наружность самая обыкновенная, топорная. Вечно серьезен, потому что лень смеяться. Ест когда и что угодно; не пьет, потому что боится кондрашки, спит 20 часов в сутки. Непременный член всевозможных комиссий, заседаний и экстренных собраний, на которых ничего не понимает, дремлет без зазрения совести и терпеливо ожидает конца. Женится в 30 лет при помощи дядюшек и тетушек. Самый удобный для женитьбы человек: на всё согласен, не ропщет и покладист. Жену величает душенькой. Любит поросеночка с хреном, певчих, всё кисленькое и холодок. Фраза «Vanitas vanitatum et omnie vanitas» (Чепуха чепух и всяческая чепуха) выдумана флегматиком.[2]
— Антон Чехов, «Темпераменты : По последним выводам науки», 1881
Стать писателем очень нетрудно. Нет того урода, который не нашел бы себе пары, и нет той чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя. А посему не робей… <...> Строчи о чём хочешь… Стать же писателем, которого печатают и читают, очень трудно. Для этого: будь безусловно грамотен и имей талант величиною хотя бы с чечевичное зерно.
— Что за чепуха?
— Эта чепуха имеет огромный смысл. Вы, надеюсь, помните просьбу, с которой я к вам обратился — она на первый взгляд могла показаться нелепой, — описать левое ухо почтенного миссионера? Вы её оставили без внимания.
— Я не мог навести справки, меня к тому времени в Бадене уже не было.
— Совершенно верно. Именно поэтому я послал телеграмму с точно такой же просьбой управляющему «Альбиона».
Зашли в аптеку, я спросил рицинового масла, аптекарь, ни слова не говоря, тащит нас в заднюю комнату, распахивает дверь в коридоре и, толкая в спину, шепчет: „По лестнице вниз! Скорее, уже началось! “В подвале человек сорок, внимательно слушают осанистого господина, который сыплет какими-то цифрами, именами, говорит возбужденно и то и дело со злобой: „эти предатели“ „иуды русского народа“, „так называемое правительство“. Если бы просто спросить касторки, нам бы дали коробочку, и мы бы спокойно ушли. „Рициновое масло“ оказалось паролем. Такая кровавая чепуха могла быть только в те дни. Корнилов еще не выступил, но какие-то люди знали и ждали.[12]
Владимир книгу закрывает,
Берёт перо; его стихи,
Полны любовной чепухи,
Звучат и льются. Их читает
Он вслух, в лирическом жару,
Как Дельвиг пьяный на пиру.
Мы идем, мы идем туда.
А обратно придем не мы. ―
Будет путаница, чепуха.
Мы умрем, мы будем смешны.[6]
— Николай Байтов, «Ты возьми, ты держи этот флокс...», июль 2005
Последняя чепуха слезет с них, как шелуха.
Они, плакальщицы, начнут кланяться,
пламенеющие, сдирающие платьица ―
обнажится грудь и заблестит под солнцем нога.[7]
— Евгений Сабуров, «Я хотел бы внушить вам любовь...» (из «Второй поэмы»), 2009
И мужик мозгует о том о сем,
в бороде почесывая ногтем,
то ли вошь, родная сестра блохи,
то ли мысль, своячница чепухи,
зу́дят бороду и нейдут с ума.[9]
— Олег Чухонцев, «Вспоминать Царьград на турецком пляже...» (из цикла «Юга», из книги «Выходящее из уходящее за»), 2016
↑ 12Вл. Даль и Общество любителей российской словесности. Общество любителей российской словесности. — Санкт-Петербург: «Златоуст», 2002 год
↑ 12Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 1. (Рассказы. Повести. Юморески), 1880-1882. — стр.82
↑Дон-Аминадо. «Поезд на третьем пути». — Москва, Книга, 1991 г.
↑ 12Конецкий В. «Начало конца комедии». Повести и рассказы. — М.: «Современник», 1978 г.
↑ 12Юрий Сенкевич, «Путешествие длиною в жизнь». — М.: Вагриус, 1999 г.
↑ 12Н. В. Байтов, Что касается: Стихи. — М.: Новое издательство, 2007 г.
↑ 12Е. Сабуров. Незримое звено. — М.: Новое издательство, 2012 г.
↑ 1234Колесов В. В. Как наше слово отзовётся... — Санкт-Петербург : Н-Л, 2012 г. — 350 с.
↑ 12Олег Чухонцев. выходящее из — уходящее за: Книга стихов. — М: ОГИ, 2015 г. — 86 с.; 1000 экз.
