У этого термина существуют и другие значения, см. Офицер (значения).
Офице́р (нем. Offizier, через позднелатинское officiarius — должностное лицо, от лат. officium — должность) — должностное лицо силовых структур: вооружённых сил, в некоторых государствах полиции (милиции). Человек, который специально готовился к службе — например, получал специальное высшее образование. Офицер может получать воинское, специальное звание или классный чин сообразно своему образованию, опыту службы и заслугам. Он может быть уполномочен занимать командную должность в силовых структурах государства согласно своему званию и профилю подготовки.
Чтобы быть искусным морским офицером, не довольно знать, какими средствами управляется корабль во всех случаях, но сии знания должны быть так в уме присутственны, чтоб они сами собою без всякого размышления в момент действия представлялись.[1]
Как бы ни были занимательны и хорошо написаны эти книги, с какой бы точностью они ни воспроизводили жизнь на море, каждому вполне ясно, что офицер военного флота, который всегда остается «джентльменом в перчатках», общается лишь с офицерами, а с матросами в лучшем случае говорит через боцмана и морскую жизнь опишет иначе, простой матрос. [2]
Не будь уланского офицера, мы могли бы еще колебаться насчет важности злоумышления: теперь ― мы имеем право провидеть уже целую организацию! Уланский офицер ― это ключ; уланский офицер ― это всё! Я спрашиваю себя: «Зачем нужен уланский офицер?» ― и смело отвечаю: «Он нужен в качестве эксперта по военной части!»[3]
Чем больше со стороны офицера будет теплоты, участия, терпения, тем легче он найдёт доступ к сердцу и сознанию молодого солдата; в таком случае лучше пойдёт его воспитание и образование, ибо солдат уверует в офицера, и, уверовавши, во всём послушает.
Движение по службе в самой армии происходило столь медленно и процент вакансий на должности начальников отдельных частей был столь мал, что подавляющее большинство офицеров этой категории выслуживало свой возрастный ценз в чине капитана или подполковника. Можно было по пальцам сосчитать счастливчиков из армии, дослужившихся до должности начальника дивизии. Невольно армейские офицеры апатично смотрели на свою долю и злобно относились к гвардии и Генеральному штабу, кляня свою судьбу. — про службу при Николае II.[4]
Обратив все свое внимание на индивидуальное воспитание солдата («святой серой скотинки»), Драгомиров совершенно проглядел офицера, более того, сознательно игнорировал офицера (его всегдашнее иронически-презрительное «гас-па-дин офицер!»). Нарочитым умалением, унижением офицерского авторитета Драгомиров думал создать себе популярность как в солдатской среде, так и в обществе. Памятным остался его пресловутый приказ: «В войсках дерутся!» — незаслуженное оскорбление строевого офицерства... Впоследствии, болезненно переживая первую русскую смуту, он рекомендовал офицерам «корректность, выдержку и остро отточенную шашку». Заботься Драгомиров в свое время о поднятии офицерского авторитета, ему, пожалуй, не пришлось бы на склоне своих лет давать подобные советы...[5]
На пушках Фридриха Великого стояли слова «Ultimo ratio regiorum» — последний довод королей в международных спорах. Последним доводом государственной идеи бывали и будут офицеры[6].
— «Душа армии. Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооруженной силы», 1999 г.
Солдаты — самое бедное, самое жалкое сословие в нашем православном отечестве. У него отнято всё, чем только жизнь красна: семейство, родина, свобода, одним словом, всё. Ему простительно окунуть иногда свою сирую, одинокую душу в полштофе сивухи. Но офицеры, которым отдано всё, все человеческие права и привилегии, чем же они разнятся от бедняка солдата? (Я говорю о Новопетровском гарнизоне.) Ничем они, бедные, не разнятся, кроме мундира.
Тогда у нас не будет в офицерской среде карточных шулеров, как Арчаковский, или беспросыпных пьяниц, вроде вашего Назанского; тогда само собой выведется амикошонство, фамильярное зубоскальство в собрании, при прислуге, это ваше взаимное сквернословие, пускание в голову друг другу графинов, с целью все-таки не попасть, а промахнуться. Тогда вы не будете за глаза так поносить друг друга. У офицера каждое слово должно быть взвешено. Офицер ― это образец корректности. И потом, что за нежности: боязнь выстрела! Ваша профессия ― рисковать жизнью.[7]
— Садись на словесность! — бывало, командует взводный офицер из сдаточных, дослужившийся годам к пятидесяти до поручика, Иван Петрович Копьев.
И садится рота: кто на окно, кто на нары, кто на скамейку.
— Егоров, что есть солдат? — сидя на столе, задает вопрос Копьев.
Егоров встает, уставляет белые, без всякого выражения глаза на красный нос Копьева и однотонно отвечает:
— Солдат есть имя общее, именитое, солдат всякий носит от генерала до рядового…[8]
― И снизив голос, как бы тем самым кончая официальный разговор, подполковник улыбнулся:
― Зверь я, что ли? По мне, Григорий Степанович, всех нерадивых гнать из армии следует. Армия должна быть сознательной. И каждый офицер ― это я до самой смерти повторять не устану! ― должен иметь перспективу. Людям расти надо. А тот, кто не растет, тот, простите меня, гнить начинает.[9]
Тогда пани Янжвецкая выпрямилась и объявила, что за свою долгую жизнь видела много офицеров, и русских и польских, и они никогда не позволяли себе так говорить о женщинах, потому что офицер ― это прежде всего рыцарь. Так говорить, да ещё в присутствии старой женщины, могут только хамы, только быдло, даже если оно, это быдло, в мундире с офицерскими погонами. Такую речь выдала им пани Янжвецкая…[10]
Гнилая дверь скрипит,
И отворяется; спокойствия рачитель,
Брюхастый офицер, полиции служитель,
Вступает с важностью, в мундирном сертуке.
«Потише», ― говорит, ― «вы здесь не в кабаке;
«Пристойно ль, господа, у барышень вам драться?[12]
Помыкаешь ты нас
По горам, по долам,
Не позволишь ты нам
Отдохнуть ни на час!
От стальных тесаков
У нас спины трещат,
От учебных шагов
У нас ноги болят!
День и ночь наподряд,
Как волов наповал,
Бьют и мучат солдат
Офицер и капрал.
Что же, белый отец,
Своих черных овец
Ты стираешь с земли?[13]
Я, к сожалению, не офицер,
тем более старой армии,
но могу еще, лежа на берегу
и руки зарыв в песок,
думать о вечере на веранде,
о бутылке вина и погасшей лампе
и вздрагивать от долетающих брызг.
— Олег Чухонцев, «Хорошо быть молодым офицером...», 1974