Мария Склодовская-Кюри

Мария Склодовская-Кюри

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Мария Склодо́вская-Кюри́ (фр. Marie Curie; польск. Maria Skłodowska-Curie; 7 ноября 1867 — 4 июля 1934) — известная ученая в области физики и химии польского происхождения. Дважды лауреат Нобелевской премии: по физике (1903) и химии (1911). Супруга химика Пьера Кюри.

Цитаты

	Будьте менее любопытны о людях, но более любопытны об идеях. — ответ репортёру
	Be less curious about people and more curious about ideas или In science, we must be interested in things, not in persons.

В жизни нет ничего, чего стоило бы бояться, есть только то, что нужно понять.

	Всю мою жизнь новые чудеса природы заставляли меня радоваться, как ребёнка. — по словам Charlotte Kellogg и Vernon Lyman Kellogg, в книге «Pierre Curie» (1923)
	All my life through, the new sights of Nature made me rejoice like a child

	Иной раз у меня создаётся впечатление, что детей лучше топить, чем заключать в современные школы.
	— письмо сестре Эле

… каждый из нас обязан работать над собой, над совершенствованием своей личности, возлагая на себя определенную часть ответственности за жизнь человечества…

Как видно, никому из нас жизнь легко не даётся. Ну и что ж, значит, нужно иметь настойчивость, а главное — уверенность в себе. Нужно верить, что ты на что-то ещё годен, и этого «что-то» нужно достигнуть во что бы то ни стало.:114

Когда я чувствую себя совершенно неспособной читать книгу продуктивно, я начинаю решать алгебраические и тригонометрические задачи, поскольку они не терпят погрешностей внимания и возвращают уму прямой путь.:60

	Люди, так живо чувствующие, как я, и не способные изменить это свойство своей натуры, должны скрывать его как можно дольше.
	— письмо, 1888

	Обманчиво ставить весь интерес к жизни в зависимость от таких бурных чувств, как любовь.
	— письмо Еве

Пусть каждый из нас прядёт свой кокон, не спрашивая зачем и почему.

Секрет успеха — не торопиться.

Только в молодости можно читать грустные, тяжёлые романы.

	Ты, как я вижу, надеешься, что это тяжкое испытание будет иметь для нашей родины некоторые благие следствия. <…> Лишь бы наша надежда не обманула нас! Я пламенно желаю этого и беспрестанно думаю об этом. По моему мнению, во всяком случае, надо поддержать революцию. Для этой цели я вышлю Казимиру деньги, так как лично, увы, не могу ничем помочь.
	— письмо Юзефу Склодовскому 23 марта 1905

Я не верю в то, что в нашем мире может исчезнуть страсть к риску и приключениям. Если я вижу около себя что-либо жизнеспособное, то это как раз дух приключений, который кажется неискоренимым и проявляется в любознательности. Мне кажется, что это первичный инстинкт человечества: я не знаю, как могло бы человечество продолжать своё существование, если бы у него не было этой страсти, так же как не мог бы существовать человек, совершенно лишённый памяти. Любознательность и дух приключений, конечно, не исчезают.

О науке и о себе

Наука является основой всякого прогресса, облегчающего жизнь человечества и уменьшающего его страдания.

Мне немножко жаль, что я выкинула полученную корреспонденцию: она довольно поучительна… Там были сонеты, стихи о радии, письма разных изобретателей, письма спиритов и письма философские. Вчера один американец прислал мне письмо с просьбой, чтобы я разрешила ему назвать моим именем скаковую лошадь. Ну и, конечно, сотни просьб об автографах и фотографиях. На все такие письма я не отвечаю, но теряю время на их чтение.

— письмо Юзефу Склодовскому 19 марта 1904

	В науке мы должны интересоваться вещами, а не личностями.
	— интервью, 1904

Жизнь великого учёного в лаборатории — вовсе не спокойная идиллия, как думают многие; она чаще всего — упорная борьба с миром, с окружением и с самим собой. Великое открытие не выходит готовым из мозга учёного, как Минерва в доспехах из головы Юпитера, оно есть плод предварительного сосредоточенного труда. Среди дней плодотворной работы попадаются и дни сомнений, когда ничего как будто не получается, когда сама материя кажется враждебной, и тогда приходится бороться с отчаянием.:174

Я принадлежу к числу людей, которые думают, что наука — это великая красота. Учёный у себя в лаборатории не просто техник: это ребёнок лицом к лицу с явлениями природы, действующими на него как волшебная сказка. Мы должны суметь рассказать другим об этих чувствах. Мы не должны мириться с мнением, что весь научный прогресс сводится к механизмам, машинам, зубчатым передачам, хотя и они сами по себе тоже прекрасны.

У меня была возможность оценить ясность ума Эйнштейна, основательность рассуждений и глубину познаний. У нас есть все основания возлагать на него величайшие надежды и видеть в нём в будущем одного из ведущих теоретиков. — 1911

Я всё время упорно и терпеливо стремилась к одной цели. Я действовала без малейшей уверенности в том, что поступаю правильно, зная, что жизнь — дар мимолётный и непрочный, что после нее ничего не остается и что другие понимают её смысл иначе. Я действовала так несомненно оттого, что нечто обязывало меня к этому, совершенно так же, как инстинкт заставлял гусеницу плести свой кокон. Бедняжка должна начать свой кокон, даже в том случае, когда она не сможет его закончить, и все-таки работает с неизменным упорством. А если ей не удастся закончить свою работу, она умрёт, не превратившись в бабочку, — без вознаграждения. Пусть каждый из нас прядёт свой кокон, не спрашивая зачем и почему.

— письмо племяннице Ганне Шалай 6 января 1913

	Действие радия на кожу изучено доктором Доло в больнице Сен-Луи. С этой точки зрения радий даёт ободряющие результаты: эпидерма, частично разрушенная действием радия, преобразуется в здоровую.
	— записная книжка

Радий не должен обогащать никого. Это элемент. Он принадлежит всему миру.

Как люди могут только думать, что наука сухая область? Есть ли что-нибудь более восхитительное, чем незыблемые законы, управляющие миром, и что-нибудь чудеснее человеческого разума, открывающего эти законы? Какими пустыми кажутся романы, а фантастические сказки — лишенными воображения сравнительно с этими необычайными явлениями, связанными между собой гармоничной общностью первоначал, с этим порядком в кажущемся хаосе.

Нет необходимости вести такую противоестественную жизнь, какую вела я. Я отдала много времени науке, потому что у меня было к ней стремление, потому что я любила научное исследование. Все, чего я желаю женщинам и молодым девушкам, это простой семейной жизни и работы, какая их интересует.

	Мы не должны забывать, что когда радий был открыт, никто не знал, что он найдёт своё применение в больницах. Наша работа была из числа фундаментальных. И это доказывает, что научную работу нельзя рассматривать с точки зрения прямой практической пользы. Нужно заниматься исследованиями ради красоты науки, и всегда есть шанс, что научное открытие может, как радий, принести пользу человечеству.
	We must not forget that when radium was discovered no one knew that it would prove useful in hospitals. The work was one of pure science. And this is a proof that scientific work must not be considered from the point of view of the direct usefulness of it. It must be done for itself, for the beauty of science, and then there is always the chance that a scientific discovery may become like the radium a benefit for humanity.
	— лекция в Вассарском колледже 14 мая 1921

О Пьере Кюри

Мария и Пьер Кюри, в год его гибели … Пьер, мой Пьер, ты лежишь там, как бедняга раненый, с забинтованной головой, забывшись сном. Лицо твоё кротко, ясно, это всё ты, погружённый в сон, но ты уже не можешь пробудиться. Те губы, которые я называла вкусными, стали бескровны, бледны. Твоих волос не видно, они начинаются там, где рана, а справа, ниже лба, виден осколок кости. О! Как тебе было больно, сколько лилось из тебя крови, твоя одежда вся залита кровью. Какой страшный удар обрушился на твою бедную голову, которую я гладила так часто, держа в своих руках. Я целовала твои глаза, а ты закрывал веки, чтобы я могла их целовать, и привычным движением поворачивал свою голову ко мне… Мы положили тебя во гроб в субботу утром, и я поддерживала твою голову, когда тебя переносили. Мы целовали твоё холодное лицо последним поцелуем. Я положила тебе в гроб несколько барвинок из нашего сада и маленький портрет той, кого ты звал «милой разумной студенткой» и так любил. Этот портрет будет с тобой в могиле, портрет той женщины, которая имела счастье понравиться тебе настолько, что, повидав её лишь несколько раз, ты, не колеблясь, предложил ей разделить с тобой жизнь. Ты часто говорил мне, что это был единственный случай в твоей жизни, когда ты действовал без всяких колебаний, с полной уверенностью, что поступаешь хорошо. Милый Пьер, мне думается, ты не ошибся. Мы были созданы, чтобы жить вместе, и наш брак должен был осуществиться. Гроб заколочен, и я тебя не вижу. Я не допускаю накрывать его ужасной чёрной тряпкой. Я покрываю его цветами и сажусь рядом. …За тобой пришла печальная группа провожатых, я смотрю на них, но не говорю. Мы провожаем тебя в Со и смотрим, как опускают тебя в глубокую, большую яму. Потом ужасная прощальная очередь людей перед могилой. Нас хотят увести. Мы с Жаком не подчиняемся, мы хотим видеть всё до конца; могилу оправляют, кладут цветы, всё кончено, Пьер спит в земле последним сном, это конец всему, всему, всему… <…> Милый Пьер, мне предлагают принять на себя твоё руководство: твой курс лекций и руководство твоей лабораторией. Я согласилась. Не знаю, хорошо ли это или плохо. Ты часто выражал желание, чтобы я вела какой-нибудь курс в Сорбонне. Хотелось бы по крайней мере двигать дальше наши работы. Иногда мне кажется, что благодаря этому мне будет легче жить, а временами — что браться за это с моей стороны безумно.

— короткий дневник после его гибели, 1906

	Веря только в мирное могущество науки и разума, он жил для искания истины.:43
	— книга «Пьер Кюри»

Воспоминания

Когда я вошла, Пьер Кюри стоял в пролёте стеклянной двери, выходившей на балкон. Он мне показался очень молодым, хотя ему исполнилось в то время тридцать пять лет. Меня поразило в нём выражение ясных глаз и чуть заметная принуждённость в осанке высокой фигуры. Его медленная, обдуманная речь, его простота, серьёзная и вместе с тем юная улыбка располагали к полному доверию.

Всё сложилось так и даже лучше, чем я мечтала в момент нашего союза. Во мне всё время нарастало восхищение его исключительными достоинствами, такими редкими, такими возвышенными, что он казался мне существом единственным в своём роде, чуждым всякой суетности, всякой мелочности, которые находишь и в себе, и в других и осуждаешь снисходительно, а всё же стремишься к бо́льшему совершенству, как идеалу.

В ту пору мы с головой ушли в новую область, которая раскрылась перед нами благодаря неожиданному открытию. Несмотря на трудные условия работы, мы чувствовали себя вполне счастливыми. Все дни мы проводили в лаборатории. В нашем жалком сарае царил полный мир и тишина; бывало, когда нам приходилось только следить за ходом той или другой операции, мы прогуливались взад и вперёд по сараю, беседуя о нашей теперешней и будущей работе; озябнув, мы подкреплялись чашкой чаю тут же у печи. В нашем общем, едином увлечении мы жили как во сне. В лаборатории мы очень мало виделись с людьми; время от времени кое-кто из физиков и химиков заходил к нам — или посмотреть на наши опыты, или спросить совета у Пьера Кюри, уже известного своими познаниями в нескольких разделах физики. И перед классной доской начинались те беседы, что оставляют по себе лучшие воспоминания, возбуждая ещё больший научный интерес и рвение к работе, а в то же время не прерывают естественное течение мыслей и не смущают атмосферу мира и внутренней сосредоточенности, какой и должна быть атмосфера лаборатории.

Нашу работу по радиоактивности мы начали в одиночестве, но, ввиду широты самой задачи, все большее и большее значение для пользы дела приобретало сотрудничество с кем-нибудь ещё. Уже в 1898 году начальник работ института Ж. Бемон оказал нам временную помощь. Около 1900 года Пьер Кюри завел сношения с молодым химиком Андре Дебьерном — препаратором у профессора Фриделя, очень ценившего его как учёного. На предложение Пьера Андре Дебьерн охотно выразил свое согласие заняться радиоактивностью: он предпринял исследование нового радиоэлемента, существование которого подозревалось в группе железа и редких земель. Он открыл этот элемент, названный актинием. Хотя Андре Дебьерн работал в химико-физической лаборатории Сорбоннского университета, руководимой Жаном Перреном, он часто заходил к нам в сарай, вскоре став очень близким другом и нашим и доктора Кюри, а впоследствии наших детей.

По договорённости со мной, Пьер отказался извлечь материальную выгоду из нашего открытия; мы не взяли никакого патента и, ничего не скрывая, обнародовали результаты наших исследований, а также способы извлечения чистого радия. Больше того, всем заинтересованным лицам мы давали требуемые разъяснения. Это пошло на благо производству радия, которое могло свободно развиваться, сначала во Франции, потом за границей, поставляя учёным и врачам продукты, в которых они нуждались. Это производство до сего времени использует почти без изменений указанные нами способы добычи радия. …Общество естественных наук в Буффало прислало мне в знак памяти своё издание, посвящённое развитию производства радия в Соединённых Штатах, с приложением фотокопий с писем Пьера, в которых он самым подробным образом ответил на вопросы, обращённые к нему со стороны американских инженеров.

Усталость, как результат перенапряжения сил, вызванного малоудовлетворительными материальными условиями нашей работы, увеличилась вторжением общественности. Нарушение нашего добровольного отчуждения стало для нас причиной действительного страдания и носило характер бедствия.

Нельзя подавить в себе чувства горечи, когда подумаешь, что эта милость оказалась для него первой и последней, что первоклассный французский учёный в конечном счёте никогда не имел подходящей лаборатории, хотя его большое дарование проявилось уже тогда, когда ему было только двадцать лет. Конечно, проживи он дольше, то, раньше или позже, ему создали бы удовлетворяющие условия работы, — но ещё в возрасте сорока семи лет он был лишён их. Представляют ли себе люди всю скорбь восторженного и бескорыстного творца большого дела, когда осуществление его мечты всё время тормозится недостатком средств? Можно ли, не испытывая чувства глубокой горести, думать о самой непоправимой растрате величайшего народного блага — таланта, сил и мужества лучших сынов нации? Правда, открытие радия было сделано в условиях, не обеспечивающих успеха: сарай, приютивший его открытие, оказался овеянным чарующей легендой. Но этот романтический элемент не принёс пользы: он только измотал нас и задержал осуществление работы. При лучших средствах всю нашу работу за первые пять лет можно было бы свести к двум годам, и облегчить её напряжённость.

Письма

	Я затрудняюсь описать тебе подробно мою жизнь, настолько она однообразна и, в сущности, малоинтересна. Но я не томлюсь её бесцветностью и жалею только об одном: что дни так коротки и летят так быстро. Никогда не замечаешь того, что сделано, а видишь только то, что остается совершить, и если не любить свою работу, то можно потерять мужество...
	— Юзефу Склодовскому 18 марта 1894

Нам приходится быть очень осмотрительными, так как жалованья мужа не вполне хватает на жизнь, но до сих пор ежегодно у нас бывали кое-какие неожиданные приработки, так что дефицита пока нет. Впрочем, надеюсь, что муж или я получим вскоре место с определённою оплатой. Тогда мы сможем не только сводить концы с концами, но даже скопить немного денег для обеспечения будущности нашего ребёнка. Но раньше чем искать себе место, я хочу защитить докторскую диссертацию. В настоящее время у нас столько работы с нашими новыми металлами, что я не в состоянии писать докторскую диссертацию, хотя, правда, она должна основываться как раз на этих работах, но требует дополнительных изучений, а сейчас у меня нет возможности заняться ими. Наше здоровье в хорошем состоянии. Мой муж меньше страдает от ревматизмов. Я чувствую себя хорошо, совсем перестала кашлять, в лёгких нет ничего, как это установили и медицинское обследование и анализ мокроты.

— ему же 19 марта 1899

…Возможно, нам удастся добыть бо́льшее количество нашего незадачливого вещества. Для этого нужны минеральное сырьё и деньги. Деньги у нас теперь имеются, но до сего времени нельзя было достать сырьё. В настоящее время нас обнадеживают, и, вероятно, мы сможем закупить нужный нам запас руды, в чём нам прежде отказывали. Итак, наше производство разовьётся. Если бы ты знал, сколько надо времени, терпения и денег, чтобы выделить малюсенькое количество радия из нескольких тон материала!

— ему же 23 декабря 1903

	Всё время суматоха. Люди, как только могут, мешают нам работать. Теперь я решила стать храброй и не принимаю никого, но всё-таки мне мешают. Вместе с почётом и славой порушилась вся наша жизнь.
	— ему же 14 февраля 1904

… живём по-прежнему. Много работаем, но спим крепко, а поэтому работа не вредит нашему здоровью. По вечерам вожусь с дочуркой. Утром её одеваю, кормлю, и около 9 часов я уже обычно выхожу из дому. За весь год мы не были ни разу ни в театре, ни в концерте, ни в гостях. При всем том чувствуем себя хорошо… Очень тяжело только одно — отсутствие родной семьи, в особенности вас, мои милые, и папы. Часто и с грустью думаю о своей отчуждённости. Ни на что другое я жаловаться не могу, поскольку состояние нашего здоровья неплохое, ребёнок хорошо растёт, а муж у меня — лучшего даже нельзя себе вообразить, это настоящий божий дар, и чем больше живём мы вместе, тем сильнее друг друга любим. Наша работа подвигается вперёд. Скоро я буду делать о ней доклад, он был назначен на прошлую субботу, но мне было нельзя, тогда он состоится непременно или в эту субботу, или же через две недели.

— сестре, 1905

Цитаты о Марии Кюри

	Мадам Кюри очень умна, но холодна, как рыба; я хочу сказать, что ей недостает чувств — и радостных, и печальных. Практически единственный способ, каким она выражает свои чувства, — ворчит, когда ей что-то не по душе.
	— Альберт Эйнштейн, письмо Э. Эйнштейн (Лёвенталь) 11 (?) августа 1913

Её сила, чистота помыслов, требовательность к себе, объективность, неподкупность суждений — все эти качества редко совмещаются в одном человеке. Она в любой момент чувствовала, что служит обществу, и её большая скромность не оставляла места для самолюбования. Её постоянно угнетало чувство жестокости и несправедливости общества. Именно это придавало ей вид внешней строгости, так легко неправильно понимаемой теми, кто не был к ней близок, — странной строгости, не смягченной каким-либо искусственным усилием. Наиболее выдающийся подвиг всей её жизни — доказательство существования радиоактивных элементов и их получение — обязан своим осуществлением не только смелой интуиции, но и преданности делу, упорству в выполнении работы при самых невероятных трудностях, что не часто встречается в истории экспериментальной науки. Если бы европейские интеллигенты обладали даже небольшой частью силы характера мадам Кюри и её преданности делу, Европу ждало бы более блестящее будущее.

— Альберт Эйнштейн, речь «Памяти Марии Кюри» (Marie Curie in Memoriam), 23 ноября 1935

Некоторое время они совместно трудились над химическим выделением радия и полония и изучали излучение добытых ими радиоактивных элементов. Но вскоре Пьер Кюри увлекся выяснением свойств радия, а Мария продолжала опыты по добыванию чистых солей нового элемента. «В нашем убогом сарае царила тишина; иногда, следя за каким-нибудь опытом, мы расхаживали взад и вперед, делясь друг с другом мыслями о работе, о предстоящих исследованиях. Когда становилось холодно, мы согревались у печки чашкой горячего чая.

— Олег Писаржевский, «Факелы», 1956

Пройдя многолюдные улицы, места, отдаленные от центра города, минуя заводы, пустыри, низенькие домики, они доходят до улицы Ломон и пересекают двор. Пьер вставляет ключ в замок, дверь скрипит, как скрипела тысячу раз, и они снова в своих владениях, там, где осуществляется их мечта. ― Не зажигай! ― говорит Мария и, смеясь, прибавляет: ― Помнишь, ты однажды сказал мне: «Я хотел бы, чтобы радий был красивого цвета»? В темном сарае, где драгоценные крупицы, заключенные в крохотные стеклянные сосуды, за отсутствием шкафов хранятся на столиках и полках, их синеватые фосфоресцирующие очертания сверкают во мраке ночи. ― Смотри… Смотри!

— Олег Писаржевский, «Факелы», 1956

Ведь в самом деле, даже сейчас для получения одного грамма радия 150 квалифицированных химиков, не считая сотен рабочих, должны были бы трудиться больше месяца, переработать за это время пятьсот тысяч килограммов руды, потратить пятьсот тысяч килограммов различных реактивов, тысячу тонн угля и целое озеро ― десять тысяч кубических метров воды. А супруги Кюри вдвоём ― только вдвоём! ― накопили сначала сотые, затем десятые грамма радия, смешанного с барием.

— Олег Писаржевский, «Факелы», 1956

	Такие личности, как Роза Люксембург и г-жа Кюри, с блеском продемонстрировали, что не неполноценность женщины определила её ничтожную роль в истории, а ничтожная роль в истории обрекла её на неполноценность.
	— Симона де Бовуар