У этого термина существуют и другие значения, см. Бакан (значения).
Бака́н(устар., диал. от нидерл.baken, англ.beacon — маяк) или ба́кен — плавающий на воде, установленный на якоре знак в виде ярко окрашенной бочки или конуса для предостережения судов. Баканы служат для ограждения фарватера или для обозначения навигационных опасностей на пути следования кораблей.
Малоупотребительная для современного словаря форма бака́н преобладала в языке моряков до середины XIX века, что было связано с удобством произношения и особенностями диалектных говоров. В русской речной терминологии под «баканом» понимают деревянный плавучий знак. Металлический (пластиковый) плавучий знак чаще называют «буём». Правая «кромка» фарватера (судового хода) обозначается красным («шаровым») бакеном, левая — белым («пирамидальным»). Бакены, в отличие от буёв, выставляются, как правило, на участках с меньшей интенсивностью судоходства.
Пройдя первый бакан, который поставлен был на мели, от лоцманской деревни Драко к югу, шлюп «Восток» приткнулся к мели. Бакан может быть волнением сдвинут с места, но вероятнее, что лоцманы для своей выгоды не поставили оного надлежащим образом, чтобы иметь случай снять с мели судно или подать оному помощь и получить плату. Я отверг их пособия, потому что уже успел спустить баркас, и сказал им, что буду жаловаться начальству.[1]
— Фаддей Беллинсгаузен, «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света…», глава I, 1831
Вот показались баканы Безводнинского переката, на котором какой-то пароход стоял на мели. Здесь должен стоять пестрый бакан, который показывал бы, что тут два хода, а между тем его нет. За этим должен следить или начальник дистанции, или инспектор судоходства.[2]
Знаки предостерегательные служат для ограждения опасностей в морях и реках. <...> Плавучими ограждениями служат: <...> баканы, буи и вехи. В России чаще всего употребляют вехи.
В 1879 г. в Спб. Джевецкий построил вторую, улучшенного типа, подводную лодку, вмещавшую 4 человека, по образцу которой военным министерством были заказаны 50 подводных лодок. Лодки были построены в 1881—83 гг., подверглись многократным испытаниям в военно-инженерном ведомстве, но затем были забракованы и обращены в плавучие бакана.
Качался опрокинутый в воде серо-зеленый берег с жемчужным песком и белой колокольней, дробилось небо с круглыми облачками, кланялись пестро раскрашенные баканы…[5]
Командиръ лодки «Осётръ» доноситъ: «<...> на обратномъ пути, слѣдуя въ Кронштадтъ, по случаю перемѣны вѣтра, который сдѣлался S, понесло ледъ отъ берега на фарватеръ такъ, что когда я подошелъ къ мѣсту 7 бакана, то вѣхъ не было видно; вернуться обратно въ Петербургъ было невозможно, также нельзя было и бросить якорь, чтобъ не остаться на зимнее время на фарватерѣ, поэтому я былъ принужденъ подвигаться малымъ ходомъ впередъ; но, пройдя нѣсколько времени, лодка встала на мель на 6-футовой глубинѣ; когда же отъ льда фарватеръ очистился, то и увидѣлъ, что я у 7 бакана, въ растояніи отъ него около 6 саженъ вправо; сойти съ мели одной машиною нельзя было; я завезъ становой якорь, но, при всѣхъ усиліяхъ команды, снять лодку съ мели не могъ; въ настоящее время она находится на томъ же мѣстѣ у 7 бакана...»[7]
11 июля. В 6 часов утра следующего дня снялись с якоря, вылавировали до первого бакана; тогда ветер настал благополучный и тихий. Хотя часа за два пред сим поднят был на фор-брам-стеньге гюйс при пушечном выстреле, что означает требование лоцманов, однако ж они не приехали, и я решился идти прямо без лоцмана. Пройдя первый бакан, который поставлен был на мели, от лоцманской деревни Драко к югу, шлюп «Восток» приткнулся к мели.
Бакан может быть волнением сдвинут с места, но вероятнее, что лоцманы для своей выгоды не поставили оного надлежащим образом, чтобы иметь случай снять с мели судно или подать оному помощь и получить плату. Я отверг их пособия, потому что уже успел спустить баркас, и сказал им, что буду жаловаться начальству. <...>
14 июля. Утром снялись с якоря, лавировали при попутном течении и тихом ветре. В 5 часов пополудни, пройдя бакан на северной оконечности Мидельгрунта, спустились на малый рейд, салютовали крепости семью выстрелами, нам ответствовали равным числом...[1]
— Фаддей Беллинсгаузен, «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света…», глава I, 1831
Скоро Бермудскіе острова стали ясно очерчиваться. Главный изъ нихъ, длинный, темный островъ, покрытый небольшими горбами и долинами, поднимался высоко надъ водой. Онъ весь опоясанъ невидимыми коралловыми рифами, такъ что мы не могли идти прямо на него, а должны были обогнуть его кругомъ, въ шестнадцати миляхъ отъ берега. Наконецъ показались плавающіе тамъ и здѣсь баканы, и мы вошли между ними въ узкій каналъ...
«Фабрикант» подвигался всё дальше и дальше, минуя массу однообразных сёл, разбросанных в беспорядке то там, то сям на берегах этой реки.
Вот показались баканы Безводнинского переката, на котором какой-то пароход стоял на мели. Здесь должен стоять пестрый бакан, который показывал бы, что тут два хода, а между тем его нет. За этим должен следить или начальник дистанции, или инспектор судоходства. Пускают сюда пароходы, не обращая никакого внимания, на какой осадке идет судно — мельче ли того, насколько находится воды на перекате, или глубже; и вот почему пароходы и суда, проходя перекат, становятся на мель, чем портят самый фарватер и задерживают ход других судов, которые могли бы свободно проходить, судя по своей осадке. От этого замедления страдают интересы владельцев судов, теряющих в таких простойках дорогое время.[2]
Мы оставили Онегу, идя старым фарватером, гораздо более коротким, чем новый, доступный только в прилив; он обставлен баканами, и вот уже два года, так говорят, по крайней мере, здешние люди ходатайствуют о проверке его и нанесении на карту, но ответа не имеют; если бы это было исполнено, то суда страховались бы до самого города <Онега>; теперь их страхуют только до рейда.[8]
— Сумасшедший! Вы разобьётесь! — кричу я, невольно отступая назад. Сзади меня раздаются чьи-то мелкие, быстрые шаги, кто-то вскрикивает и хватает мою руку холодными дрожащими пальцами.
Ещё мгновение, я вижу тёмное лицо и жутко горящие глаза Турцевича. Яхта минует красный бакан и со всего размаху наскакивает носом на толстые сваи пристани. Раздается сильный тупой удар, сухой треск, Турцевич опрокидывается назад и летит в воду, высокая мачта описывает, в воздухе полукруг и падает на воду, на которой вздутый парус образует громадный, упругий пузырь…[4]
По малом размышлении, я охотно дал свое согласие на это смелое предложение, которому (странно сказать) воспротивились лишь два моряка. Будучи в большинстве, однако, мы победили их опасения и решительно утвердили наш путь. Мы правили прямо на запад, но, так как тянувшиеся баканы существенно препятствовали нашему движению, мы же вполне владели нашим шаром, как для подъема, так и для спуска, мы сбросили сначала пятьдесят фунтов балласта и потом посредством ворота закрутили канат настолько, чтобы совершенно высвободить его из моря.[9]
— Неужели это кто-нибудь из рыбаков? — подумал вслух Диско, вглядываясь вдаль, где в промежутках между валами виднелся большой корабельный нос. — Сбегай-ка, Дэн, посмотри, как лежит наш буй!
Дэнни, стуча толстыми сапогами, взобрался на грот-мачту, цепляясь за краспиц-салинг, и долго блуждал взглядом, пока не увидел на расстоянии полумили бакан с развевавшимся на нём флагом.
— Буй на месте! — крикнул он отцу. — Это шхуна, отец. Я вижу дым!
После ужина Диско послал Дэна и Мануэля отвезти канат к бакану, чтобы повернуть судно. Дэн передал это одному рыбаку из экипажа «Кэри», который спросил его, зачем они ставят баканы, коли дно вовсе не каменистое?
— Отец говорит, — весело крикнул Дэн, — что в милях в пяти от вас идет, кажется, паром!
...мы молча сидели и смотрели на Волгу, уходящую в голубую даль позади нас, сверкающую стальным отливом, чуть шевелившуюся ленивыми длинными валами, которые подымал пароход, — далеко позади они докатывались до берега, и было видно, как белой гривкой взмывали они и разбивались по белому песку. Качался опрокинутый в воде серо-зеленый берег с жемчужным песком и белой колокольней, дробилось небо с круглыми облачками, кланялись пестро раскрашенные баканы… И зной висел над рекой и берегом, дремотная тишина и лень…[5]
Пришел я на вахту, поблагодарил и сменил помощника. Стою и ног под собою не чую. Точно на крыльях лечу над Волгой. Плывут мимо высокие горы Жегулевские, плывут в небе тучки и звёздочки, огни баканов и встречных пароходов, а я лечу, как лермонтовский демон.[6]
На высоком мостике головного миноносца рядом со мной, держась за рога штурвального колеса и зорко вглядываясь в ночную мглу, стоит рулевой. Старый лоцман с длинной седой бородой, достигающей пояса, в черном поношенном картузе и долгополом пальто похож на старообрядца-начётчика.
— Нельзя ли, дедушка, прибавить ходу? — спрашиваю его.
— Никак нельзя, товарищ командующий, — сокрушенно вздыхает старик. — Плёс тяжелый, бакана не горят, и ночь темная. Не знаю, как доберемся.
В его дрожащем голосе слышатся неуверенность и тревога. За многие десятки лет лоцманской жизни старику впервые приходится совершать такой рискованный переход.[10]
↑ 12Ф.Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 20 и 21 годов, совершенные на шлюпах «Востоке» и «Мирном» под начальством капитана Беллинсгаузена командира шлюпа «Восток», шлюпом «Мирным» начальствовал лейтенант Лазарев». — Государственное издательство географической литературы. — М., 1949 г.
↑ 12И. С. Левитов. Из весеннего дневника. — СПб.: журнал "Огонек" No 17, 1909 г.
↑ 12Бунин И. А. Стихотворения: В 2 т. — СПб.: Изд-во Пушкинского дома, «Вита Нова», 2014 г. — том 2. стр. 204
↑ 12В. Я. Ленский. Из весеннего дневника. — СПб.: журнал "Огонек" No 17, 1909 г.
↑ 12Ф. Д. Крюков. Без огня. — СПб.: «Русское Богатство», № 12, 1912 г.
↑ 12Е. Н. Чириков. Зверь из бездны. (роман, повести, рассказы, легенды, сказки). — СПб.: Фолио-плюс, 2000 г. — 846 с.
↑Конкевичъ Л. Г. Лѣтопись крушеній и другихъ бѣдственныхъ случаевъ военныхъ судовъ русскаго флота. — С.-Петербургъ: Типографія Морскаго министерства, 1874 г.
_Waddenzee_NL.jpg)
.jpg)
