У этого термина существуют и другие значения, см. Голова (значения).
Го́лову в песо́к, чаще всего с глаголом прятать (разг., ирон.) — устойчивое сочетание, иронический фразеологизм, основанный на анекдотически понимаемой защитной реакции страуса: при малейшей опасности спрятать голову в песок. Употребляется в значении психологической гиперзащиты: стараться убежать от действительности, не знать о чём-то, не замечать того, что вызывает страх, стараться уйти от решения каких-либо тяжёлых или важных проблем: «само как-нибудь рассосётся».
Фразеологизм «прятать голову с песок» представляет собой устойчивую речевую конструкцию формульного типа, употребление которой отличается очень высокой степенью стереотипности. Варианты изменения словосочетания чаще всего исчерпываются синонимическими глаголами: прятать, запрятывать, зарывать, засовывать...
Голову в песок в афоризмах и коротких высказываниях
Заявляю еще раз: это было для меня сильным огорчением. Но и мы не могли прятать голову в песок, как страусы, а смотрели такой опасности прямо в лицо...[1]
Если страус хочет спрятать голову в песок, то песок найдется; песком окажется все, что угодно, ― прошлое или будущее, сыновность или отказ от нее.[2]
— Сергей Аверинцев, «Попытки объясниться. Беседы о культуре», 1987
Бегут две страусихи, а за ними два страуса. Страусы догоняют. Страусихи останавливаются и закапывают голову в песок. Страусы останавливаются, озадаченно озираются и один говорит другому: «Куда делись эти две тёлки, вроде только что тут были!!»
Села, голову закрыла ― спряталась! Ни дать ни взять страус: сам в тоске, голова в песке.[4]
— Вера Белоусова, «По субботам не стреляю», 2000
Страус, прячущий голову в песок, по моему мнению, не трус. Он решает подумать о чем-то неприятном попозже. Не в ненужное время и не в ненужном месте.[5]
Бедность, страдание, ропот и отупение массы его не тревожат нисколько. Он презрительно позволяет всем этим подозрительным и зловещим явлениям жить рядом с его жизнью, подле, наяву. Он не старается трусливо, как парижанин, усиленно разуверять себя, ободрять и доносить самому себе, что все спокойно и благополучно. Он не прячет, как в Париже, куда-то бедных, чтоб те не тревожили и не пугали напрасно его сна. Парижанин, как птица страус, любит затыкать свою голову в песок, чтоб так уж и не видать настигающих его охотников. В Париже…[7]
Умер бог ― умерла и жизнь, умерли и мы в ней; кругом ― «ничто», «холод», «беспредельная пустота», все связи с жизнью оборвались, и человеку в полдень приходится зажигать свой жалкий фонарь, чтобы заменить погасшее мировое солнце. Но для Достоевского такое положение дела представлялось вечным, неизменным законом человеческой жизни. Не так для Ницше. Он понимал, что может быть иначе. «Новой гордости научило меня мое «Я», ― говорит Заратустра, ― ей учу я людей: больше не прятать головы в песок небесных вещей, но свободно нести ее, земную голову, которая творит для земли смысл!» Ницше понимал, что неисчерпаемо глубокая ценность жизни и религиозный ее смысл не исчезают непременно вместе со «смертью бога». Он понимал даже больше: что религия, может быть, как раз противоположна религиям.[8]
Судьбе угодно было, чтобы страшное оружие смерти оказалось на короткое время в руках миролюбивой и свободолюбивой страны. Оно могло бы сделать ее распорядительницей и устроительницей мира к его счастью и спасению. Для этого она должна лишь обладать зрением и волей. Пока что мы видим, что ее духовные вожди слепы, а политические ― безответственны. Не хотят видеть того, что есть. Живут иллюзиями давно ушедшего идиллического XIX века. И не хотят взять на себя бремя ответственности, остановить неуклонный скат к бездне. Перестать зарывать голову в песок текущих дел и делишек и принять решение. Унизительно думать, что мы погибаем от человеческой глупости и трусости. Но нет ли в самой этой ситуации искры надежды?[9]
Как нужна эта книга <Роя Медведева>, как непостижимо после нее и без того непостижимое и удручающее стремление верхов спрятать голову в песок от этой темы, ― от нее не спрятаться.[10]
Не надо прятать голову в песок ― это мы беспощадно, позабыв о чести и совести, травили и расстреливали себе подобных, доносили на соседей и сослуживцев, разоблачали идеологических «нечестивцев» на партийных и прочих собраниях, в газетах и журналах, в фильмах и на подмостках театров. И разве не нас ставили на колени на разных собраниях для клятв верности и раскаяния, что называлось критикой и самокритикой, то есть всеобщим и организованным доносительством. А потому удивляться, что прошлое терроризирует нашу жизнь сегодня, не приходится.[11]
― Ах, Лев Ильич, посмотрите: улитка. Для чего она взобралась сюда?
― Дневное пропитание добывает. В настоящую минуту она предается, после тяжких трудов, полуденной сиесте. Под своим известковым щитиком она, как страус, запрятавши голову в песок, воображает себя в полной безопасности.
― И лежит, вероятно, свернувшись, как младенец в люльке, ― подхватила Наденька, ― крошечные глазенки закрыты… Ах, Лев Ильич, как бы это подсмотреть ее?[12]
Как и все обманутые мужья, он первый догадался о новой связи своей жены, так же как догадывался и о предшествующих. Но так же, как и все мужья, он, по примеру страуса, прячущего голову в песок, старался себя уверить, что ничего нет и что поэтому и другим ничего не заметно. Это, конечно, не помогало. В глухих городишках, когда минет первое горячее время злословия, к адюльтеру начинают относиться с удивительным добродушием, считая его, в силу давности, законным между тремя людьми отношением.[13]
По ночам, когда приходил холод, он укрывался ветками кустов… «Холодно, Черкез? Где твой дом, Черкез?» Он зарывал голову в песок и ни о чем не хотел думать. Иногда он приползал к далекому колодцу. Он бродил вокруг него и подолгу останавливался над следами.[15]
— Все равно ты уже знаешь правду. Какой смысл засовывать голову в песок?
Она покачала головой, отошла от двери и снова двинулась к окну.
— Ты не прав, я не пытаюсь закрыть глаза на правду. Я действительно все время помню о ней, хотя видит бог, хотела бы забыть. Но есть вещи, которые я не могу делать. Понимаешь? Не могу – и всё тут. Я не могу следить за человеком, который меня вырастил и воспитал, которого я любила и до сих пор люблю, которого называю папой.[16]
Страус Умадда устал и спешит скорее достичь запада, где великая река Конго впадает в океан. Он хочет искупаться и отдохнуть. А на берегу лежит хитрый кайман Чингу ― он лежит не просто так. Он прикинулся бревном и ждёт глупого небесного страуса Умадду, который несёт на голове солнце. Глупый небесный страус Умадда наконец-то прибегает к океану. Он, конечно, видит хитрого каймана Чингу, но думает, что это бревно. Страус Умадда упарился в пути. Сейчас он искупается. Вот сейчас, сейчас… И тут-то хитрый кайман Чингу подкрадывается сзади и кусает его за что попадётся! И глупый страус Умадда, икнув, с размаху прячет голову в песок. И в Африке наступает ночь.[6]
— Александр Кузнецов, Масайские сказки, «Великий Нгурра», 2015
Но все прошло, растаяло, исчезло,
Ушла любовь, успехи, достиженья.
И светом немерцающим ― одна
Мне озаряет дни доныне дружба
И помогает ношу донести,
Со мной былое вместе вспоминая,
И вот теперь, как будто птица страус,
Что зарывает голову в песок
И думает, что так себя спасает, ―
Я память зарываю глубоко
В былые дни и думаю, что этим
Спасаюсь от действительности грозной.
А дальше? Что-то вписано давно,
Быть может, и какая-нибудь радость,
Быть может, и еще иное горе ―
Что б ни было: все это есть уже
И изменить его ничто не в силах.[17]
Наплывает чёрный парус, Навевает холодок, Зарывает глупый страус В страхе голову в песок.
Тоненько песок струится
Сквозь песочные часы,
Падают его крупицы
На дрожащие весы. Я любитель долголетья, Оттого моя тоска, Что останется на свете Просто горсточка песка,
Что навеет черный парус
Нежитейский холодок,
Что зароют, глупый страус,
Наши головы в песок.[19]
.svg){kind=logo}
