У этого термина существуют и другие значения, см. Ворона (значения).
Воро́н счита́ть(прост., разг., неодобр.) — устойчивое сочетание, фразеологизм, в игровой форме означающий: быть невнимательным, рассеянным, не исполнять свои обязанности, отвлекаться на посторонние предметы, заниматься пустыми или бессмысленными делами.
В прежнее время в нашей деревне пастуха никогда не нанимали, всё, бывало, дети пасут, а дед Михей на пригорке сидит, лапти плетёт, детей пасёт, чтобы не зевали, ворон не считали.[1]
Опасное это дело ― быть властителем: повелевать, издавать законы, затевать войны, казнить и миловать, кого-то притеснять, к кому-то благоволить, заботиться о народе и улыбаться ликующей толпе. Мудреное это дело, хотя и заманчивое. Тут надо быть начеку, надо держать ухо востро, тут нельзя считать ворон и распускать слюни. Чуть зазевался ― и пиши пропало. Хорошо, если воздвигнут церковь на месте убиения.[4]
Чувствуя себя виноватым, я старательно выполнял в классе любое задание, но все равно у меня оставалась масса свободного времени, и я потихоньку, пряча под партой, продолжал читать приносимые в полевой сумке книги. А что делать? Тупо смотреть в окно и «считать ворон», как любили выражаться учителя? (Уж такая тогда была система образования, что двоечника спокойно оставляли на второй и даже на третий год в одном классе, но не существовало практики определять ребенка сразу во второй или в третий класс, минуя первый. Занятия я старался не пропускать. Не только потому, что это могло снизить оценку по поведению, главной причиной было другое ― на большой перемене каждому ученику давали по кусочку ровно нарезанного хлеба, посыпанному ложечкой сахарного песка).[5]
Ворон считать в беллетристике и художественной прозе[править]
Усы задумались; Мичулин ожидал с трепетом и волнением разрешения загадки.
— Лакей! что ж ты, братец, не остановишь? ворон считаешь, тунеядец! — загремела венгерка.
— Так и я тут выйду, — меланхолически сказали усы.
— А как же ваши мысли насчет этого обстоятельства? — робко заметил Иван Самойлыч.
— Все зависит от того, с какой точки взглянуть на предмет! — разом сообразили усы.
— О, это совершенно справедливо! ваше замечание выхвачено из натуры! — отозвались надвинутые брови, — все, решительно все зависит от точки зрения...
Усы и брови вышли из кареты.[6]
Сестрам Аглаи почему-то понравилась мысль о князе; даже казалась не очень и странною; одним словом, они вдруг могли очутиться даже совсем на его стороне. Но обе они решились молчать. Раз навсегда замечено было в семействе, что чем упорнее и настойчивее возрастали иногда, в каком-нибудь общем и спорном семейном пункте, возражения и отпоры Лизаветы Прокофьевны, тем более это могло служить для всех признаком, что она, может быть, уж и соглашается с этим пунктом. Но Александре Ивановне нельзя было, впрочем, совершенно умолкнуть. Давно уже признав ее за свою советницу, мамаша поминутно призывала ее теперь и требовала ее мнений, а главное — воспоминаний, то-есть: «как же это всё случилось? Почему этого никто не видал? Почему тогда не говорили? Что означал тогда этот скверный „бедный рыцарь“? Почему она одна, Лизавета Прокофьевна, осуждена обо всех заботиться, всё замечать и предугадывать, а все прочие — одних ворон считать?» и пр., и пр.[7]
Но прежде чем приступить к работе, Сережка долго еще ломается, капризничает, попрекает:
— Я не обязан на вас работать! Ты при церкви служишь, ты и делай!
Он, видимо, наслаждается своим обособленным положением, в какое поставила его теперь судьба, давшая ему редкий талант — удивлять раз в год весь мир своим искусством. Бедному, кроткому Матвею приходится выслушать от него много ядовитых, презрительных слов. Принимается Сережка за дело с досадой, с сердцем. Ему лень. Не успел он начертить окружность, как его уже тянет наверх в село пить чай, шататься, пустословить.
— Я сейчас приду… — говорит он, закуривая. — А ты тут пока, чем так стоять и считать ворон, принес бы на чем сесть, да подмети.[8]
Митрофан опять посмотрел на дверь.
― Надо, видно, будет поправить, ― сказал он, продолжая смотреть на дверь.
― А больше ты ничего не видишь?
Митрофан сначала посмотрел на хозяина, потом обвел кругом взглядом, каким считают ворон, и опять взглянул на хозяина.[9]
В прежнее время в нашей деревне пастуха никогда не нанимали, всё, бывало, дети пасут, а дед Михей на пригорке сидит, лапти плетёт, детей пасёт, чтобы не зевали, ворон не считали. Бывает с дедом, забудется, лапти тачает, свои годы считает и не видит, что дети все полезли на дерево Москву смотреть. Очнётся дед, глянет в сторону детей ― все на дереве. Глянет на овец ― овцы все в овсе рассыпались.[1]
Топоров и пил не хватало.
Коля Платт с удовольствием отдал пилу и стоял, сердито передергивая плечами. Валька Бессонов попал ногой в яму с водой и сидел на коряге, веточкой счищая грязь с ботинка.
Первые деревья полетели на землю, со свистом продираясь сквозь кусты.
Петя Голубенко сладеньким голоском обратился к прорабу:
― А нам что делать? Ворон считать?
Павел Петрович и сам точно не знал, как быть. Он впервые корчевал тайгу. Ему сказали: «Пусть одни рубят, другие пилят, третьи корчуют». Петя, Коля Платт, Валька Бессонов были как раз эти третьи, которые должны корчевать.[10]
Взяла Женя связку баранок и отправилась домой. Идет, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает. А тем временем сзади пристала незнакомая собака да все баранки одну за другой и съела: сначала съела папины с тмином, потом мамины с маком, потом Женины с сахаром. Почувствовала Женя, что баранки стали что-то чересчур легкие. Обернулась, да уж поздно.[11]
Женщины, мокрые, потные, подхлестываемые угрозой дождя, бегали от сеновала к сеновалу, на ходу подхватывали охапки, укладывали в копны. Матери, если под руку попадался зазевавшийся малец, между делом давали подзатыльника, назидательно приговаривая: «Не считай ворон, не маленький».[12]
Он два раза обошел закраек Сухого болота, пытаясь найти ту злополучную сосну, на которую он полез тогда, чтобы спасти гнездо большой коричневой птицы, канюка, как он узнал после, и не нашел. Давно на Пинеге изведен строительный лес, за стоящим деревом за пятнадцать и за двадцать верст ездят, а тут такое золото под боком — разве будут ворон считать? Не нашел Михаил и пекашинских гектаров Победы. Господи, с какими муками, с какими слезами раскапывали, засевали они тогда тут поле! <...> Пётр крикнул:
— Чего ж мы ворон считаем? Давай на старое пепелище! Воды в тучке хватило ровно настолько, чтобы отбить гребь да вспарить их, потому что едва они поднялись в гору, как дождь перестал и опять брызнуло солнце.[13]
Девушка гордая, в вере твердая, ручки проворные, телом чистая, глазки синие, ― они с Зотовым и не смотрели друг на друга никогда: она в землю глаза опустит, а он в небо ― ворон считает, так и пройдут мимо друг друга, и опустеет Пустырь, будто и ничего нет на нем, а только на одном краю ― монастырь, на другом ― нужники в ряд, а посреди песчаные карьеры, куда ночью не ходил бы никто, но бывает ― надо.[3]
А в этом городе было полным-полно ворон. И Тут остановился, чтобы посчитать их. Считал-считал и насчитал 999 ворон. Потом взял портфель и пошел дальше по своим делам. Идет и размышляет: «Что-то здесь не так!» До того, как он считал ворон, портфель был лёгонький, а сейчас ― тяжелющий. «Может быть, все вороны, которых я сосчитал, попадали в мой портфель?» ― предположил Тут.
― Эй! Кто здесь? ― крикнул он портфелю.
― Здесь! ― откликнулись из портфеля.
«Это эхо,» ― подумал Тут и очень удивился.<...>
Оказывается Здесь забрался в портфель, пока Тут считал ворон.[14]
― Что, бабка? ― насмешливо спросил у нее над ухом давешний вежливый и аккуратный водитель, ― всю пенсию сперли? Надо было смотреть за пенсией-то!
― Надо под колеса смотреть, если за руль сел, ― сказала Варвара, не поворачиваясь. Слёзы были уже близко, и она часто глотала, чтобы отогнать их. ― На дорогу надо смотреть, а не ворон считать и на девчонок пялиться!
― Ух ты!.. ― восхитился голос. ― Во дает бабка!.. Меня ж еще и кроет!..[15]
Всю жизнь мечтала увидеть настоящего Лаокоона! А ты знаешь, что его нашли без руки и приделали новую, а Микельанджело посмотрел и сказал, что рука должна держать змею не сверху, а сзади, за головой, или, наоборот, не сзади, а сверху, уже не помню. А потом, через столетия, нашли ту, настоящую руку ― и оказалось все именно так, как он сказал. Пошли, хватит ворон считать!
Они останавливаются у перекрестка.
― Смотри-ка![16]
Машины фырчали, троллейбусы пускали искры, иногда проносились автомобили с мигалками — все это Марсика совершенно не интересовало. Интересовали его птички — голуби и вороны, время от времени мелькавшие в небе. Марсик сидел на подоконнике и «считал» ворон. Появление каждой птицы было сигналом к большой охоте. Уши Марсика напряженно сдвигались вперед, он вытягивал шею и пригибался, готовясь к прыжку.[17]
Князёк со стоном говорит:
«Плохая вышла шутка! Желудок пищи не варит,
Я гибну от желудка.
Кому же я оставлю трон?
Вы любите считать ворон,
Вы ленитесь на славу;
Но кто ленивей из троих
Детей возлюбленных моих,
Тому отдам державу».[18].
Зима идет своим порядком ― Опять снежок. Еще должок. И гадко в этом мире гадком Жевать вчерашний пирожок.
И в этом мире слишком узком,
Где все потеря и урон,
Считать себя с чего-то русским,
Читать стихи, считать ворон, Разнежась, радоваться маю, Когда растаяла зима… О, Господи, не понимаю, Как все мы, не сойдя с ума,
Встаем-ложимся, щёки бреем,
Гуляем или пьем-едим,
О прошлом-будущем жалеем,
А душу всё не продадим.[2].
Не пораженье тяжело,
в конце концов лишь пораженье
и учит нас, но как назло
ты у него на иждивенье
живешь почти как у Христа
за пазухой ― вот что ужасно,
подумал он, и неспроста:
он видел, и довольно ясно,
что он ни в чем не убежден
и ни на что не мог решиться,
а так, считал себе ворон,
при этом с правом очевидца.[21]
↑Р. Б. Ахмедов. «Промельки» — «Бельские Просторы», 2011 г.
↑М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 4, стр. 216. — Москва, Художественная литература, 1966 г.
↑«Идиот». Роман в четырех частях Федора Достоевского. — СПб.: «Редакция Б. Томашевского и К. Халабаева», 1874 г.
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 4. (Рассказы. Юморески), 1885-1886 гг. — стр.287-288
.svg){kind=logo}
