Кури́ные ла́пки — цевка и пальцы курицы, используемые для приготовления целого ряда блюд, характерных для многих национальных кухонь, прежде всего, азиатских.
Куриные лапки используются в ряде региональных китайских кухонь; они могут быть поданы как закуска к пиву, как мясное блюдо, сваренные в супе или как основное блюдо. В индонезийской кухне куриные лапки называются ceker. Они являются популярным деликатесом в Индонезии, особенно на Яве. На Филиппинах куриные лапки маринуют в рассоле с Каламондином, специями и коричневым сахаром, потом готовят на гриле. В ямайской и мексиканской кухне куриные ноги в основном используются для варки супа и приготовления рагу. В России, Украине, Румынии и Молдове, куриные лапки отрезаются и варятся, часто с овощами. Полученный густой бульон охлаждают. Из него получается холодец.
С другой стороны, куриные лапы издавна были предметом старого фольклора, как непременный атрибут избушки Бабы-Яги.
...сокольничий, прежде чем кормить своих птиц, даёт им погрызть какую-нибудь куриную лапку, чтобы очистить их мозг от мокроты и возбудить их аппетит.[1]
Тётка стала думать о том, как она сегодня украла у Фёдора Тимофеича куриную лапку и спрятала её в гостиной между шкапом и стеной, где очень много паутины и пыли. Не мешало бы теперь пойти и посмотреть: цела эта лапка или нет? Очень может быть, что хозяин нашёл её и скушал.[6]
...пальцы на вареных ногах полускрючены, и каждая похожа на лапу живой курицы, которую после ходьбы по холодному осеннему огороду та положила отогревать в бульон.[18]
Куриные лапки в публицистике и документальной литературе[править]
Оглянитесь налево, и вы увидите противоположное зрелище: тут уже не бездна под вами, сплошь налитая крышами и вершинами дерев, тут вы сами копошитесь у подножья массы построек, которые словно вырастают одна над другой, одна из крыши другой, и готовы сейчас раздавить вас, потому что выше самой высокой из них поднимаются каменные выступы гор в довольно угрожающем положении… Да и без помощи гор нетрудно рухнуть всем этим смешным и жалким клетушкам, этим безглазым и узеньким домикам на палочках, словно на куриных лапках, облепленным галерейками, балкончиками и всяким пристроечками.[4]
Мы сделали несколько очень важных открытий. Например, мы обратили внимание на загадочное исчезновение из оптовой и розничной продажи в Ленинграде кур. Затем последовали гигантские закупки куриных лапок в США и ряде европейских стран. Все это сначала не вызвало никаких подозрений, хотя интерес Ленсовета к курам был несколько необычным. Зачем депутатам Ленсовета понадобилось такое огромное количество куриных лапок? Давайте обратимся к данным науки. Всем хорошо известно, что куриные лапки являются важнейшим компонентом кровавого ритуала вуду, приверженцами которого были некоторые племена пигмеев Центральной Африки, Гаити и некоторых других регионов. У нас небезосновательно возникло подозрение, что некоторые депутаты Ленсовета имеют к этому ритуалу прямое отношение. Если в ближайшее время в Ленинграде произойдет закупка за рубежом козлиных голов, также являющихся компонентом этого ритуала, то наша версия о принадлежности части депутатов к племени африканских пигмеев полностью подтвердится.[17]
...к сожалению, Сталин не придал этому значения, иначе судьбы мира сложились бы иначе. Нас натолкнуло на эту мысль сделанное нами открытие — поразительное сходство свастики и растопыренной куриной лапки. Растопыренная куриная лапка является у вудуистов космологическим символом власти. Похожий знак мы можем наблюдать на гробнице фараона Тутанхамона. А если еще принять во внимание, что Тутанхамон был сыном Эхнатона, то многое становится понятным.[17]
Куриные лапки в мемуарах, письмах и дневниковых записях[править]
Неприятно рубить для времянки мебель и видеть под топором знакомые ручки, резьбу, металлическую бляшку, узнавать форму ножки, дверцы. Это вроде того, как хозяйка, распорядившись зарезать выросшую в доме курицу, предпочитает съесть её в виде котлет: ее беспокоит форма куриного крылышка, лапки.[12]
Базарная площадь была почти пуста; становилось темно. Вдруг вижу, со стороны крытого ряда медленно двигается фигура с рукой у рта. Через минуту ее погнала бегом визгливо причитающая женщина и с криком «Отдай!» ухватила за плечо. <...> я решил защитить женщину и с угрожающими возгласами направился к ним. Когда я приковылял, женщина уже отняла украденное — это была куриная лапа и удовлетворенно ворчала ругательства. Вор, одетый в невозможную рвань, но в шляпе, которая когда-то была хорошей. Он не собирался убегать. Стоит сгорбившись и словно бы о чем-то думает, вяло, нерешительно.[13]
На коленях у ней мальчишка, в пальтишке с якорьками, в серенькой шапочке ушастой, в вязаных красных рукавичках. <...> Кухарка Марьюшка трогает его мокрый носик, жалостливо так смотрит и даёт куриную лапку; но взять не во что, и бледная женщина, которая почему-то плачет, сует лапку ему в кармашек.[19]
Концы соединены крестом, как это делается у всех деревенских изб. Потом положены еще четыре бревна, но уже длинней нижних, потом еще длиннее, еще и еще. Таким образом поднималось бревенчатое основание церкви, похожее на перевернутую усеченную пирамиду. Каждый угол основания чем-то напоминал издали куриную лапу, и нам впервые стала понятна избушка на курьих ножках.[20]
Гладью, бывало, шьешь, то косой корешок, то стебелек пустишь, то брыздочкой начнешь, то сеткой, да разделаешь то кирпичиком, то крестиком, то ситечком. Все это мы умеем. Для чего же умение наше под спудом держать? Шьем целый год синие куриные лапки. Да их последняя ученица шила бы! Не дело это, неправильно! Опротивели синие куриные лапки![20]
Мы бродили по сверкающему в свете фонарей каменному лесу, стараясь восстановить утраченную ориентацию, и... не спешили с этим. <...> В другой пещере — Таш-Юрак, изумляют невесть как прилепившиеся к сводам «люстры» мохнатых кристаллических образований. Иногда они напоминают куриные лапы в несколько метров размахом белоснежных когтей, иногда — диковинные водоросли.
Почему Люда даже зажмуривается, когда видит, что в ее глубокой тарелке, в бульоне с тоненькой лапшой улеглись две куриных ноги с набухшими от варки межпальцевыми подушечками из желтоватой тисненой кожи? И хотя когтей нету (они обстрижены Золиной мамой), но пальцы на вареных ногах полускрючены, и каждая похожа на лапу живой курицы, которую после ходьбы по холодному осеннему огороду та положила отогревать в бульон. И ничто не может заставить Люду взяться пальцами за конец ноги, который вставлялся в куриное тело, вынуть ее из тарелки и, держа, как пухлую желтую вилку, объедать клейкую плоть, обкусывая палец за пальцем. И Люда выбирает бульон ложкой, стараясь в тарелку не глядеть. Лапши она даже не касается, ибо та мокрыми шнурками обмотала обе жутких лапы. И Золина мать, не понимая, как можно не есть самое вкусное, вытаскивает из Людиной тарелки скрюченные конечности и со словами «Ах как сладки куриные лапки!» переносит их в тарелку Золи. И свисающая лапша, как уже известно, метит мокрыми полосками клеенку. А Золя приступает к обгладыванию внутри рта куриных пальцев и выплевывает на ладонь их мелкие, непохожие на кости косточки. И Люда испытывает буквально омерзение. Господи! К Золе? Вот как не сходятся концы с концами на этой чертовой курице![18]
Куриные лапки в беллетристике и художественной прозе[править]
Подобно тому, как сокольничий, прежде чем кормить своих птиц, даёт им погрызть какую-нибудь куриную лапку, чтобы очистить их мозг от мокроты и возбудить их аппетит, так и я, беря поутру в руки мой веселый требничек, очищаю себе легкие и затем готов пить.[1]
— Ну, теперь ты должен рассказать мне историю про пять зеленых горошин, которые уселись в одном стручке, и о петушьей ноге, которая ухаживала за куриными лапами, и о штопальной иголке, воображавшей, что она так же благородна, как настоящая игла.[3]
«На´ вот тебе синенький клубочек: куда он покатится, туда ты и иди!»
Она шла, шла, пришла: стоит избушка на куриных лапках, на веретенных пятках повертывается. «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом». Избушка повернулась; она взошла. А тут жила женщина, хорошая такая. «Здравствуй, тетушка!» — «Здравствуй, Аннушка-несмеяннушка!» Она дала ей золотое блюдечко. Тут она опять пошла; шла, шла, пришла к избушке на куриных лапках. Избушка повернулась. Она взошла, а там баба-яга, костяная нога, нос железный; сама лежит на лавке, а зубы на печи.[2]
Когда подросла, она завела род альбомчика, крошечную книжечку, сшитую золотым шнурком, и всю разрисовала чернилами. Обилие тем была поразительное. Лица изображались преимущественно в профиль, с палочкообразными носами и руками, напоминавшими куриные лапки.[5]
В соседней комнате громко вздохнул хозяин, потом, немного погодя, в своём сарайчике хрюкнула свинья, и опять всё смолкло. Когда думаешь об еде, то на душе становится легче, и Тётка стала думать о том, как она сегодня украла у Фёдора Тимофеича куриную лапку и спрятала её в гостиной между шкапом и стеной, где очень много паутины и пыли. Не мешало бы теперь пойти и посмотреть: цела эта лапка или нет? Очень может быть, что хозяин нашёл её и скушал. Но раньше утра нельзя выходить из комнатки — такое правило. <...>
Тётка пошла в гостиную и посмотрела за шкап: хозяин не скушал куриной лапки, она лежала на своём месте, в пыли и паутине. Но Тётке было скучно, грустно и хотелось плакать. Она даже не понюхала лапки, а пошла под диван, села там и начала скулить тихо, тонким голоском:
— Ску-ску-ску…[6]
Она между тем кончила письмо и запечатала. Письмо будет брошено, а деньги пойдут не на лечение, — это она знала, но все-таки положила на стол 25 рублей и, подумав, прибавила еще две красных бумажки. Тощая жёлтая рука госпожи Чаликовой, похожая на куриную лапку, мелькнула у нее перед глазами и сжала деньги в кулачок.[7]
Я опустился на лавочку, едва успев пробормотать:
— Воды. — Городовой крикнул своей жене, чтобы она поспешила с водою. Женская рука, оголенная до локтя, худая и сухая, как куриная лапа, со следами теста на ней, протянула мне синюю чашку с водой. Я сделал глоток и... Но, нет... Мне померещилось...[21]
Фёкла еще больше похудела с тех пор, как её видела Анна Павловна: глаза совсем ввалились под лоб, нос заострился, беззубый рот с темными губами растянулся; руки стали похожи на обваренные куриные лапки.
Над этими странами повис грех шабаша и козла. Даже невинные дети открывали туманные сношения. В ту пору еще странствовал здесь пасмурный католик на куриных лапах. Иногда туманным, осенним вечером он проходил вдоль опушки леса, шурша омертвевшими листьями, подобрав длинную, черную рясу; от него запирались бедные жители. Творили заклинания и крестили окна. Призывно и вкрадчиво стучался в двери домов пасмурный католик; предлагал обитателям воровские сделки. Иногда отмыкались двери, и глупцы впускали к себе незнакомца на куриных лапах. Как часто среди камней и вереска насмешливый католик совершал черную мессу и ему прислуживали диаволы Астарот и Богемот.[9]
Тут Фетинья, которая жгуче крапивы и горчей полыни, подхватила куру, запутавшуюся в бабьих подолах и напрасно искавшую выхода, и смаху кинула ее красноармейцу в лицо. Это случилось быстро. Тот не успел остеречься, куриная лапа попала ему прямо в глаз. Он зашатался, зажмурился и невольно отпихнулся от баб винтовкой.[22]
Видит, под сосной избушка притулилась, сруб обомшелый, соломенный козырек набекрень, в оконце, словно бельмо, дерюга торчит. Ступил солдат на крыльцо, кольцом брякнул: ни человек не откликнулся, ни собака не взлаяла.
Наддал он плечом, взошел в горницу. Видит, на лавке старая старушка распространилась, коленки вздела, на полати смотрит, тяжело дышит. Из себя словно мурин, совсем почернела. В переднем углу заместо иконы сухая тыква висит, куриные лапки в одну шеренгу прибиты.[11]
Хищная мелочь, впрочем, осмеливается покуситься на кражу тетеревиного яйца лишь во время отлучки тетерки с гнезда: даже лисица отступает перед бешеными ударами крыльев и клюва самоотверженной матери, царапающейся так, как будто на ее куриных лапах выросли когти орлицы.[24]
О такой колбасе наши Кузьменыши только по рассказам и знали! Да вот еще по запаху: дважды в жизни Сашка унюхивал этот незабвенный, ни с чем не спутываемый, секущий финкой под ребро запах и по ощущению пересказывал Кольке… Как в байке про куриную лапку… Мол, вкусна куриная-то лапка, а ты ее едал, да нет, не едал, а только видал, как наш барин едал.[16]
Я теперь работаю в Главке ―
Глав- упр- кур- лапки.
Главное дело ― дело есть:
для дальнейшего подъема куроводства...[14]
— Ян Сатуновский, «Я теперь работаю в Главке...», 27 октября 1966
Молча взлезла на печь И с последнею силою На лежанку остылую Изловчилась прилечь,
Протянув на тряпье
Руки тощие, длинные,
Словно лапы куриные
В роговой чешуе.[15]
↑ 12Франсуа Рабле. «Гаргантюа и Пантагрюэль», книга I. — СПб.: Типография А. С. Суворина., 1901. — С. 85
↑ 12Великорусские сказки в записях И. А. Худякова — М.-Л.: Наука, 1964 г. — С. 117
↑ 12Ганс Христиан Андерсен. Собрание сочинений в четырёх томах. Том третий. Издание второе — С.-Петербург: Акцион. Общ. «Издатель», 1899 г.
↑ 12Евгений Марков. Очерки Крыма. Картины крымской жизни, истории и природы. Евгения Маркова. Изд. 3-е. — С.-Петербург и Москва, Товарищество М. О. Вольф, 1902 г.
↑ 12Ясинский И. И. Полное собрание повестей и рассказов (1885—1886). — СПб: Типография И. Н. Скороходова, 1888. — Т. I. — С. 320
↑ 12А. П. Чехов. Сочинения в 18 томах. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1976 г. — Том 6. (Рассказы), 1887 г. — С. 430-449
↑ 12Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 8. (Рассказы. Повести), 1892—1894 гг. — стр.267
↑ 12Ремизов А. М. Собрание сочинений. — М.: Русская книга, 2000 г.
↑ 12Андрей Белый, «Старый Арбат»: Повести. ― М.: Московский рабочий, 1989 г.
↑ 12Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.
