Полынь

Материал из Викицитатника
Полынь горькая (absinthium)

Полы́нь (лат. Artemísia) — крупный род многолетних травянистых или полукустарниковых растений семейства Астровые. В средней полосе наиболее распространена полынь обыкновенная (чернобы́льник или чернобы́ль). Самые известные виды: полынь лечебная, горькая (источник абсента), полевая, таврическая, понтийская и эстрагон.

В народном представлении слово «полынь» связывается прежде всего с покинутым домом, запустением смерти, степью, жарким ветром в полях, пыльной просёлочной доро́гой, горьким вкусом и терпким эфирным запахом.

Полынь в научно-популярной литературе и публицистике[править]

  •  

Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. <...> Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих. И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека. В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них. — Эти слова нередко считаются пророчеством о Чернобыльской катастрофе — греческое слово Acinyow, переведённое как «полынь», также переводится как «чернобыльник» или «чернобыль»

  Библия, «Откровение святого Иоанна Богослова», 8:10-11
  •  

Полынное пиво здорово тем, у кого желтуха, а пить натощак, також растворяет печень и легкое. Шалфейное пиво укрепляет голову и есть здорово груди, животу, желудку, сухим и членовым жилам, побуждает мочь, а у женского полу месячное течение. Пиво с шалфеею и рутою здорово.[1]

  Михаил Ломоносов, «Лифляндская экономия», 1760
  •  

Кроме церковного ладана (незаменимого средства против всякой нечистой силы) — против чар и козней русалок отыскалось ещё снадобье, равносильное священной вербе и свечам Страстной недели, — это «полынь, трава окаянная, бесколенная». Надо только пользоваться её силой и применять её на деле умеючи. Уходя после Троицына дня в лес, надо брать эту траву с собою. Русалка непременно подбежит и спросит:
— Что у тебя в руках: полынь или петрушка?
— Полынь.
— Прячься под тын, — громко выкрикнет она и быстро пробежит мимо. Вот в это-то время и надо успеть бросить эту траву прямо русалке в глаза. Если же сказать «петрушка», то русалка ответит:
— Ах, ты моя душка, — и примется щекотать до тех пор, пока не пойдёт у человека изо рта пена, и не повалится он, как мёртвый, ничком.[2]

  Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903
  •  

 Тут же из зарослей подымала свою красивую головку пышная ятрышниковая любка (Platanthera chlorantha Custor.), а рядом с ней ― ядовитая чемерица (Veratrum album L.), которую легко узнать по плойчатым, грубым листьям и шапке белых цветов, теперь уже побуревших и засохших. По дну длинных балок, прорезывающих террасы в направлении, перпендикулярном к линии тальвега долины, текут небольшие извилистые ручейки. Около их устьев кустарники прерываются, и их места занимают тростники (Phragmites communis Trin. ) и обыкновенная полынь (Artemisia vulgaris L.) сажённой высоты, оспаривающие друг у друга открытые и сухие места.[3]

  Владимир Арсеньев, «Дерсу Узала», 1923

Полынь в мемуарах и художественной прозе[править]

  •  

Розовые кусты, наклонившие пушистые свои головки, скрывают от глаз древнюю гробницу. Разломанная мощною рукою времени, она представляет вид всеобщего разрушения. Беспрестанная сырость стерла с нее надпись, а протекшие годы загладили шероховатую поверхность. Душистый розмарин разливает окрест приятное благовоние: розмарин — друг уныния — венчает гробницу. «Кто здесь покоится?— часто спрашивал я сам себя. — Не прах ли какого благодетельного селянина? Или злодей скрылся в мрачную могилу? Нет, нет! Розы, розмарин не могут украшать костей изверга! Горькая полынь — вот венец его! Какой же человеконенавидец!»[4]

  Гавриил Каменев, «Софья», 1796
  •  

А летнее, июльское утро! Кто, кроме охотника, испытал, как отрадно бродить на заре по кустам? Зелёной чертой ложится след ваших ног по росистой, побелевшей траве. Вы раздвинете мокрый куст — вас так и обдаст накопившимся тёплым запахом ночи; воздух весь напоен свежей горечью полыни, мёдом гречихи и «кашки»; вдали стеной стоит дубовый лес и блестит и алеет на солнце; ещё свежо, но уже чувствуется близость жары.

  Иван Тургенев, «Лес и степь», 1848
  •  

Как сильно пахнет полынь на межах! Я глядел на синюю громаду… и смутно было на душе. Ну скорей же, скорей! — думалось мне, — сверкни, золотая змейка, дрогни, гром! двинься, покатись, пролейся, злая туча, прекрати тоскливое томленье!
Но туча не двигалась. Она по-прежнему давила безмолвную землю… и только словно пухла да темнела.

  Иван Тургенев, «Голуби», май 1879
  •  

Целая семейка молодых куропаток — штук двадцать — столпилась в густом жнивье. Они жмутся друг к дружке, роются в рыхлой земле, счастливы. Вдруг их вспугивает собака — они дружно, разом взлетают; раздаётся выстрел — и одна из куропаток, с подбитым крылом, вся израненная, падает — и, с трудом волоча лапки, забивается в куст полыни.

  Иван Тургенев, «Куропатки», июнь 1882
  •  

Окружённое легкою мутью, показалось громадное багровое солнце. Широкие полосы света, ещё холодные, купаясь в росистой траве, потягиваясь и с весёлым видом, как будто стараясь показать, что это не надоело им, стали ложиться по земле. Серебристая полынь, голубые цветы свинячей цибульки, жёлтая сурепа, васильки — всё это радостно запестрело, принимая свет солнца за свою собственную улыбку.

  Антон Чехов, «Счастье», 1887
  •  

Ей страстно захотелось сада, темноты, чистого неба, звёзд. Опять её плечи задрожали от смеха и показалось ей, что в комнате запахло полынью и будто в окно ударила ветка.
Она пошла к себе на постель, села и, не зная, что делать со своею большою радостью, которая томила её, смотрела на образ, висевший на спинке её кровати, и говорила:
— Господи! Господи! Господи!

  Антон Чехов, «После театра», 1892
  •  

При Кукине и Пустовалове и потом при ветеринаре Оленька могла объяснить всё и сказала бы своё мнение о чём угодно, теперь же и среди мыслей и в сердце у неё была такая же пустота, как на дворе. И так жутко, и так горько, как будто объелась полыни.
<...> Как быстро бежит время! Дом у Оленьки потемнел, крыша заржавела, сарай покосился, и весь двор порос бурьяном и колючей крапивой. Сама Оленька постарела, подурнела; летом она сидит на крылечке, и на душе у неё по-прежнему и пусто, и нудно, и отдаёт полынью, а зимой сидит она у окна и глядит на снег.

  Антон Чехов, «Душечка», 1899
  •  

Царицынский уезд такая дичь и пустыня – кроме полыни и верблюдов ничего нет.
На моё счастье, зной не очень велик, так что ещё возможно работать; сегодня, однако, уже с утра градусов 30 в тени.

  Пётр Столыпин, из письма жене, 1904
  •  

Солнце раздвигает облака на небе и золотым шаром горит вверху. Набирается сил пригретая земля. Сурепка вытягивает желтые лапки. Полынок стелется и отбегает сизыми кустиками на край оврага. Мать-мачеха расстелила круглые листья. Гараська тоже хочет набраться сил, отдыхает в ласковой теплоте, которая разлита кругом, и думает: «Разве ж я виноват, что у меня душа пропадает?»[5]

  Александр Богданов, «Гараськина душа», 1913
  •  

Пишу и вижу: голова Зевеса на могучих плечах, а на дремучих, невероятного завива кудрях, узенький полынный веночек, насущная необходимость, принимаемая дураками за стилизацию, равно как его белый парусиновый балахон, о котором так долго и жарко спорили (особенно дамы), есть ли или нет под ним штаны.
Парусина, полынь, сандалии — что чище и вечнее, и почему человек не вправе предпочитать чистое (стирающееся, как парусина, и сменяющееся, но неизменное, как сандалии и полынь) — чистое и вечное — грязному (городскому) и случайному (модному)? И что убийственнее — городского и модного — на берегу моря, да ещё такого моря, да ещё на таком берегу! Моя формула одежды: то, что не красиво на ветру, есть уродливо. Волошинский балахон и полынный веночек были хороши на ветру.

  Марина Цветаева, «Живое о живом», 1932
  •  

Дети цепляются за мамкин подол. Восьмилетняя сирота несет на руках годовалого брата. Раненые бойцы, закрыв глаза Шаблон:Руками, проезжают в фургонах. И сердце полно горечи. Полынь, полынь, полынь… Горько пахнет полынью степь. И пшеничный дым стелется над полями. И стук яблок, падающих, чтобы гнить. Иные сердца дали в те дни трещину, а другие еще больше ― стали скалой.[6]

  Борис Горбатов, «Алексей Куликов, боец», 1942
  •  

Поздравляю тебя с днём рождения и посылаю цветы абсента. Тот горько-сладкий напиток, который готовился из него во времена Верлена, запрещён. От него сохранилось только название. Но здесь его готовят и пьют. Что касается меня, я кладу абсент в постель ― здесь царство блох, которые боятся его, как нашей полыни. Надеюсь, что ты не рассердишься на меня за этот более чем скромный подарок?[7]

  Вениамин Каверин, «Перед зеркалом», 1965-1970
  •  

Вот город Елец, менее разрушенный. А на полях все та же необозримая голубая полынь и желтая сурепка. Через три станции от Ельца поезд остановился. Мы стали выгружаться. <...>
Снова я попал в эшелон и снова стал жадно всматриваться в жизнь, мелькавшую через открытую дверь товарного вагона. В начале осени поля выглядели еще страшнее, чем весной, ― все цветы отцвели, сурепка и полынь побурели, несжатая рожь полегла и начала прорастать. Редко попадались картофельные борозды и копны, еще реже изумрудная озимь. Кое-где было видно, как женщины пахали на коровах или вскапывали землю лопатами. Проехали через города Мичуринск, Тамбов, Кирсанов, Ртищево и везде видели ту же полынь и сурепку. Не доезжая ста километров до Саратова, наш эшелон свернул на юг по железнодорожной ветке на Баланду. На третий день мы прибыли на конечный пункт нашего пути ― станцию Лысые Горы.[8]

  Сергей Голицын, «Записки беспогонника», 1976
  •  

Я остаюсь один. Площадь, песок. Памятник Ленину в зарослях полыни и пижмы; словно наставник дзен, он уверенно простирает руку свою в белую пустоту. Видимость ― десять метров.[9]

  Василий Голованов, «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий», 2002
  •  

Мугань ― степное море, равнинный простор прикаспийского Закавказья, ограниченный Араксом, Курой и персидской границей. Приморская часть изобилует солончаками и солёными озёрами. В целом в Мугани полынь господствует наравне с курчавками, библейскими каперсами, чьё одноночное цветение мы сторожили, чтобы разжиться для коллекции редким бражником ― слепым или глазчатым ― эти бабочки наподобие колибри зависали над цветками каперса с шелестящим трепетом, будто кто-то листал книгу, опирались на спираль хоботка. Каперс знаменит был в наших походах наравне с лакрицей, которую звали мы «сладкий корень» и чьё сочное корневище способно пригасить жажду, с цветастыми небесными дельфиниумами, съедобными мимозками, чьи зёрна маслянисты, чуть горчат, но рождают призрак сытости.[10]

  Александр Иличевский, «Перс», 2010

Полынь в стихах[править]

Чернобыльник
(или полынь обыкновенная)
  •  

Кудри мои русые, очи мои светлые,
Травами, бурьяном, да полынью зарастут.
Кости мои белые, сердце моё смелое,
Коршуны да вороны по степи разнесут.

  — Казачья песня «Любо, братцы, любо»
  •  

За радости — за миг их каждый —
Досадой горькой я платил;
Томясь и голодом и жаждой,
Я ел полынь и уксус пил;

  Генрих Гейне, «Оглядка на прошлое»
  •  

Как пеликан, тебя питал
Я кровью собственной охотно,
Ты ж в благодарность поднесла
Полынь и желчь мне беззаботно.

  Генрих Гейне, «Прощай» (перевод Дмитрия Минаева)
  •  

Как обманывает мужа,
Так и другу изменяет!
И полынь в любовной чаше
Напоследок оставляет.

  Генрих Гейне, «Строю вновь я струны цитры…»
  •  

С ума ты сходишь от Берлина;
Мне ж больше нравится Медынь.
Тебе, дружок, и горький хренмалина,
А мне и бланманже — полынь.

  Козьма Прутков, «Разница вкусов», 1854
  •  

Заплакали чибисы, тонко и ярко
‎Весенняя светится синь,
Обвяла дорога, где солнце — там жарко,
‎Сереет и сохнет полынь[11].

  Иван Бунин, «Чибисы», 1906
  •  

Костёр мой догорал на берегу пустыни.
Шуршали шелесты струистого стекла.
И горькая душа тоскующей полыни
В истомной мгле качалась и текла.

  Максимилиан Волошин, «Полынь», 1907
  •  

Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело.
Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель!

  Максимилиан Волошин, «Я иду дорогой скорбной...», 1907
  •  

Тот и другой. Топчут полынь
Вспышки копыт порыжелых.
Глубже во мглу. Тушит полынь
Сердцебиение тел их.

  Борис Пастернак, «Сумерки... Словно оруженосцы роз…», 1909
  •  

Так долго с пророческим мёдом
Мешал я земную полынь,
Что верю деревьям и водам
В отчаяньи рдяных пустынь...

  Вячеслав Ива́нов, «Fata morgana», 1910
Эстрагон (или тархун)
  •  

По дороге идут богомолки,
Под ногами полынь да комли.
Раздвигая щипульные колки,
На канавах звенят костыли.

  Сергей Есенин, «По дороге идут богомолки…», 1914
  •  

А раскрашенные ярко
Прямо стали георгины
Вдоль серебряной дорожки,
Где улитки и полынь.

  Анна Ахматова, «Столько раз я проклинала…», 1915
  •  

Синий май. Заревая теплынь.
Не прозвякнет кольцо у калитки.
Липким запахом веет полынь.
Спит черёмуха в белой накидке.

  Сергей Есенин, «Синий май. Заревая теплынь…», 1925
  •  

Раздутые ноздри львиных зевов;
Липкие язвы дрём;
Театральные капоры кашек;
Выцветшая ветхость бессмертников;
Суховатый мёд васильков;
Пыльная хина полыней[12].

  Георгий Оболдуев, «Буйное вундеркиндство тополей...» (Живописное обозрение), 1927
  •  

Но сжала рот упрямо я,
замкнула все слова.
Полынь, полынь, трава моя,
цвела моя трава.

  Ольга Берггольц, «Полынь», 1928
  •  

Дни огромней, чем комбайны,
Плывут оттуда, издали,
Где открывается бескрайный
Простор родной моей земли,
Где полдни азиатски жарки,
Полыни шелест прян и сух,
А на лугах, в цвету боярки,
Поярки пляшут и доярки,
Когда в дуду дудит пастух.[13]

  Леонид Мартынов, «Летописец», 1929
  •  

Запинаясь, ангелы пели
над полями полыни.
Пусть по Волге плывут колыбели. ―
Колыбели поплыли.[14]

  Николай Байтов, «С незнакомыми именами...», 2005

Источники[править]

  1. М.В. Ломоносов. Полное собрание сочинений: в 11 томах. Том 11. Письма. Переводы. Стихотворения. Указатели. — Л.: «Наука», 1984 г.
  2. С. В. Максимов. «Нечистая, неведомая и крестная сила». — Санкт-Петербург: ТОО «Полисет», 1994 г.
  3. В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
  4. Русская сентиментальная повесть. — М.: МГУ, 1979 г.
  5. А. А. Богданов. Избранная проза. — М., 1960 г.
  6. Б. Л. Горбатов. Непокоренные: Избранные произведения. — М.: Правда, 1985 г.
  7. В. Каверин. «Пурпурный палимпсест», — М.: «Аграф», 1997 г.
  8. Сергей Голицын. Записки беспогонника. — М.: Русскій Міръ, 2010 г. — 608 с.
  9. Василий Голованов, «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий». — М.: Вагриус, 2002 г.
  10. Александр Иличевский, «Перс» (роман), Москва, изд. «АСТ», 2010 г.
  11. Бунин И.А. Стихотворения: В 2 т. — СПб.: Изд-во Пушкинского дома, «Вита Нова», 2014. том 2. стр. 15
  12. Г. Оболдуев. Стихотворения. Поэмы. М.: Виртуальная галерея, 2005 г.
  13. Л. Мартынов. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. — Л.: Советский писатель, 1986 г.
  14. Н. В. Байтов, Что касается: Стихи. — М.: Новое издательство, 2007 г.

Пословицы и поговорки[править]

  •  

Бери с собой полынь — путь благополучным будет — Русские приметы

  •  

Без корня и полынь не растет — Русские пословицы

См. также[править]