Хрипу́н (от русск.хрип, хрипеть, тот, кто хрипит) — жаргонное слово, появившееся в офицерском арго после войны 1812 года и быстро проникшее в разговорный, а затем и литературный язык. Употреблялось преимущественно как персональное прозвище или сжатая характеристика распространённого в те времена офицерского типажа. Происхождение и смысл слова имеет несколько версий, однако, все они сводятся к щегольству или пижонству, желанию человека пустить пыль в глаза: выглядеть более мужественным, брутальным и воинственным, чем это есть на самом деле.
Офицеров, которые употребляли всегда французский язык вместо отечественного, и старались отличаться светскою ловкостью и утонченностью обычаев, у нас называли хрипунами, оттого, что они старались подражать парижанам в произношении буквы r (grasseyer).[3]
...толстый, обрюзглый, да ещё вдобавок с хриплым армейским басом, этот Самойленко на всякого вновь приезжавшего производил неприятное впечатление бурбона и хрипуна...[4]
Хрипунами прозывали за картавое произношение звука Р тех военных фанфаронов, которое употребляли всегда французский язык вместо русского, имели высокомерно-хватовской вид и старались отличиться светскою ловкостью.[5]:37
— Михаил Пыляев. «Замечательные чудаки и оригиналы», 1898
...ясно, что слова хрипун, удавленник, фагот употреблены здесь не в своем прямом значении. Они тут выступают как иронические обозначения типических черт представителя внешне вымуштрованного, столичного, привилегированного офицерства царской России начала XIX века.[12]
Хрипунами прозывали офицеров-фанфаронов, которые старались иметь хватский и высокомерный вид, стремились отличиться светской ловкостью и выработали у себя своеобразное произношение на французский манер, «сопровождаемое, по словам современника, насильственною хриплостью голоса».[12]
...у Ф. Булгарина в «Приключениях квартального надзирателя»: «В армии называли хрипунами тех из молодых офицеров, которые говорили между собой по-французски, любили общество и щегольство. Это почти то же, что фанфароны».
Таким образом, Грибоедов пользуется армейским, военно-жаргонным осмыслением слова хрипун.[12]
В этом контексте смысл слова удавленник, примыкающего к образу хрипуна, раскрывается отчасти таким описанием офицеров той же эпохи в повести И. С. Тургенева «Три портрета»: «Военные шею затянули туго-натуго... хрипят, глаза таращат, да и как не хрипеть?»[12]
«Хрипун, удавленник, фагот» в комедии «Горе от ума» (некоторые русские офицеры после победы в войне с Наполеоном принялись мужественно хрипеть, и мизантропа Грибоедова это веселило)...[15]
— Игорь Клех, «Шкура литературы» («Возвращение Маяковского»), 2016
«Хрипун, удавленник, фагот» <...>, «агитатор, горлан, главарь» (как сам себя характеризовал Маяковский), сдавленное горло и резкая интонация Высоцкого <...> — всё это родственные явления внутри одной традиции, исчезающей и возвращающейся.[15]
— Игорь Клех, «Шкура литературы» («Возвращение Маяковского»), 2016
...некоторые русские офицеры после победы в войне с Наполеоном принялись мужественно хрипеть, и мизантропа Грибоедова это веселило...[15]
— Игорь Клех, «Шкура литературы» («Возвращение Маяковского»), 2016
Чацкий называет его — «Хрипун, удавленник, фагот», и это означает, что Скалозуб по тогдашней моде «перетянут» ремнями, чтобы грудь выдавливалась колесом. Но это щегольство лишь прикрывает его умственное ничтожество и душевную пустоту.[17]
Бывало, вот Ермолова на сцене. Не в духе. Роль в пьесе не по ней и ей не нравится. Она бормочет, а не говорит. Двигается с теми неловкими, угловатыми движениями, с теми угрюмыми взглядами исподлобья, за которые ее в школе звали «волчонком»; вполне отделаться от них ей удалось лишь на седьмом — десятом годах карьеры. В зале уныние и зевки, кашель. В антрактах — сконфуженные «ермоловцы» с старым энтузиастом еще мочаловского театра С. А. Юрьевым во главе терпят поругание от поклонников «тонкой французской игры» вообще, Г. Н. Федотовой в особенности.
— Ваша Ермолова — «хрипун, удавленник, фагот»! — язвит критик «Московских ведомостей» К. Н. Цветков.[10]
Полковник Скалозуб <одна из ролей Мочалова> — персонаж комедии Грибоедова «Горе от ума», один из типичнейших представителей «фамусовской» Москвы, невежественный офицер — «хрипун, удавленник, фагот, созвездие манёвров и мазурки», как характеризует его Чацкий. Скалозуб произносит знаменитую фразу о фельдфебеле, который заменит Вольтера: «А пикнете, так мигом успокоит».
В исключённых строфах <из «Домика в Коломне»> были отражения и военного арго: У нас война. Красавцы молодые! Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк), Сломали ль вы походы боевые?..
Вспоминается характеристика Скалозуба, данная Чацким в образах офицерского арго: Хрипун, удавленник, фагот... «Хрипунами прозывали за картавое произношение звука Р тех военных фанфаронов, которое употребляли всегда французский язык вместо русского, имели высокомерно-хватовской вид и старались отличиться светскою ловкостью».[5]:37 И на этом фоне приобретает особый символический смысл противопоставление Ширванского полка «светским», столичным «хрипунам», сравнение октавы, как формы нового стиля, с Ширванским полком: Видали ль в Персии Ширванский полк? Уж люди! Мелочь, старички кривые, А в деле всяк из них, что в стаде волк, Все с рёвом так и лезут в бой кровавой.[11]:427
Кн. П. А. Вяземский приписывает военно-жаргонное значение слова хрип творчеству конногвардейца «лингвиста» Раевского: «Слово хрип также его производства, оно означало какое-то хватовство, соединенное с высокомерием и выражаемое насильственною хриплостью голоса». (Старая записная книжка, 110). По-видимому, определение кн. П. А. Вяземского тоньше и ближе к действительности).[11]:427
Для социальной характеристики полковника Скалозуба в речи Чацкого Грибоедов использовал слова хрипун, удавленник, фагот в классово-диалектном, армейско-офицерском жаргонном смысле. <...>
Непосредственно ясно, что слова хрипун, удавленник, фагот употреблены здесь не в своем прямом значении. Они тут выступают как иронические обозначения типических черт представителя внешне вымуштрованного, столичного, привилегированного офицерства царской России начала XIX века. Хрипунами прозывали офицеров-фанфаронов, которые старались иметь хватский и высокомерный вид, стремились отличиться светской ловкостью и выработали у себя своеобразное произношение на французский манер, «сопровождаемое, по словам современника, насильственною хриплостью голоса».[12]
Ср. у Ф. Булгарина в «Приключениях квартального надзирателя»: «В армии называли хрипунами тех из молодых офицеров, которые говорили между собой по-французски, любили общество и щегольство. Это почти то же, что фанфароны».
Таким образом, Грибоедов пользуется армейским, военно-жаргонным осмыслением слова хрипун.
В этом контексте смысл слова удавленник, примыкающего к образу хрипуна, раскрывается отчасти таким описанием офицеров той же эпохи в повести И. С. Тургенева «Три портрета»: «Военные шею затянули туго-натуго... хрипят, глаза таращат, да и как не хрипеть?» <...>
И слово удавленник употреблено Грибоедовым тоже в жаргонно-офицерском смысле.[12]
Много говорили и писали о страданиях ссыльного декабриста, одетого в серую солдатскую шинель. Конечно же, армейские бурбоны и хрипуны изобретательно и жестоко издевались над бывшим адъютантом герцога Вюртембергского, гоняли его в парадировках гусиным шагом под полной солдатской выкладкой, заставили сбрить усы, угрожали дворянину телесными наказаниями, следили за ним, доносили, обходили при получении наград и первого офицерского чина, переводили с места на место.[18]
— Всеволод Сахаров, «Гвардейский Прометей, или Кавказ А. А. Бестужева-Марлинского», 1994
Затем Маяковский начал пробовать голос — и грубый голос его поэзии также поразил всех новизной звучания. Нечто такое периодически случается в круговороте жизни и искусства. «Хрипун, удавленник, фагот» в комедии «Горе от ума» (некоторые русские офицеры после победы в войне с Наполеоном принялись мужественно хрипеть, и мизантропа Грибоедова это веселило), «агитатор, горлан, главарь» (как сам себя характеризовал Маяковский), сдавленное горло и резкая интонация Высоцкого и его подражателей — все это родственные явления внутри одной традиции, исчезающей и возвращающейся.[15]
— Игорь Клех, «Шкура литературы» («Возвращение Маяковского»), 2016
Скалозуб, вопреки часто встречающейся ошибке школьников и режиссёров, молод. Его отличает своеобразное армейское «щегольство». Чацкий называет его — «Хрипун, удавленник, фагот», и это означает, что Скалозуб по тогдашней моде «перетянут» ремнями, чтобы грудь выдавливалась колесом. Но это щегольство лишь прикрывает его умственное ничтожество и душевную пустоту.[17]
Мне очень хотелось представиться Александру Львовичу Нарышкину, и Лабат, старинный его знакомец и кредитор, дал мне рекомендательное к нему письмо. Я был у него сегодня утром, но добрался до него не без труда: какой-то господин, которого называли Александром Ильичом, толстый, хриповатый и с опухшим лицом, встретил меня и весьма гордо и даже несколько неучтиво стал расспрашивать, что я за человек, зачем пришел, от кого письмо и какого оно содержания; говорил, что Александра, Львовича едва ли можно сегодня видеть, потому что он очень занят, что я лучше бы сделал, если б пришел в другое время, и прочее, тому подобное. <...> Я откланялся; толстый хрипун проводил меня гораздо вежливее, чем встретил, и, на расставанье, объявил мне, что его зовут А. И. Сен-Никлас, что он считается секретарем при его высокопревосходительстве, но заведывает домашними его делами.[1]
— Степан Жихарев, «Записки современника», 27 января 1807
По-французски позволялось говорить только с иностранцами, с вельможами, с придворными и с дамами, которые всегда были и есть француженки, вследствие первоначального их воспитания. Офицеров, которые употребляли всегда французский язык вместо отечественного, и старались отличаться светскою ловкостью и утонченностью обычаев, у нас называли хрипунами, оттого, что они старались подражать парижанам в произношении буквы r (grasseyer).[3]
Ему хотелось печататься, вступить в СП. По его просьбе я отнес его рукопись в издательство. Завотделом поэзии Егор Исаев проявил широту — подписал книгу. Но директор Н. Лесючевский встал стеной: «И сам Вознесенский неподходящ, и хрипуна этого принёс...»[19]
Охота тебе корчить г. Фобласа и вечно возиться с женщинами. Это не достойно тебя. В этом отношении ты отстал от своего века и сбиваешься на ci-devant гвардии хрипуна 1807 г. Покаместь это недостаток, скоро ты будешь смешнее генерала Г **. Не лучше ли заранее привыкнуть ко строгости зрелого возраста и добровольно отказаться от увядающей молодости?[2]
— Да, дѣдушка. Хоре мое... хоре — хорькое!
Ванька Лысый говорилъ такъ хрипло, что не всякій бы сразу его рѣчь разобралъ. За то его и Хрипуномъ прозвали.[20]
С большой стриженой головой, без шеи, красный, носастый, с мохнатыми чёрными бровями и с седыми бакенами, толстый, обрюзглый, да еще вдобавок с хриплым армейским басом, этот Самойленко на всякого вновь приезжавшего производил неприятное впечатление бурбона и хрипуна, но проходило два-три дня после первого знакомства, и лицо его начинало казаться необыкновенно добрым, милым и даже красивым.[4]
Старимся, полнеем, опускаемся. День да ночь — сутки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей... Днём нажива, а вечером клуб, общество картежников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу. Что хорошего?[21]
Ахов — толстый, а, следовательно, добрый человек. Как говорил Сервантес — «хрипун, удавленник, фагот», кумир городских исполнительных приставов, а поэтому и торговок.[6]
— Александр Куприн, «Грань столетия» (Драматическая трилогия (нет, даже больше!) в… действиях и… картинах), 1900
Кашлял он от табаку, курить начал по восьмому году, — а глубоко дышал от расширения лёгких, и когда дышал, всё раскрывалась, показывалась в продольную прореху ворота бурая полоска загара, резко выделявшаяся на мертвенно-бледном голе. Уродливы были его руки: большой палец правой руки похож на обмороженную култышку, ноготь этого пальца — на звериный коготь, а указательный и средний пальцы — короче безымянного и мизинца: в них было только по одному суставу. Но ловко мял он этими тугими култышками золу в хлюпающей трубке, кашлял надрывисто, но даже с наслаждением как будто: «А-ax, так-то его так!» Глядя на него, не верилось, что бывают матери у таких хрипунов и сквернословов. Не верилось, что Анисья мать его. Да и нельзя было верить.[7]
Сначала, как всегда, граммофон завели: кэк-уок, да прочее, что повеселее, сестрица подсунула, чтобы осеннюю госпитальную скуку развеять. Граммофон, признаться, был дрянный — хрипун и удавленник. Но где ж другой возьмёшь.[9]
Фролов забавлял Александра своей армейской хрипотой, частыми упоминаниями Алкорана и Эмилии. Памятуя опасную насмешливость Пушкина, Фролов смотрел сквозь пальцы на важные упущения: незастегнутые пуговицы, частые утери носовых платков, прогулки в непоказанное время и проч. Впрочем, хрипун был в самом деле добродушен.[22]
Ото всех партий тут было несколько сотен ссыльных, но оглядел их Сталин и ужаснулся: что за гнусная порода эти профессиональные революционеры — вспышкопускатели, хрипуны, несамостоятельные, несостоятельные.[23]
Четыре дня назад утром он пил свой холостяцкий чай в своей холостяцкой московской комнате, полутёмной от близости другого дома, когда сосед по многокомнатной коммунальной квартире позвал его к телефону.
— Сынок? — это был хриплый носовой тенор Кассиана Дамиановича Рядно. За этот голос один недруг академика, тоже академик, сказал о нём: «хрипун, удавленник, фагот». И это был действительно тот носоглоточный деревянный голос, который бывает слышен иногда в симфоническом оркестре.[13]
Служить бы мне в первопрестольной, служить да не тужить, но так уж случилось, что моим первым ментором оказался гвардейский хрипун Васька Турищев. Учил он меня без затей, поскольку сам о них не ведал, зато надут был спесью, которую я по недоношенности ума своего принимал тогда за первейший признак особой комильфотности.[24]
— Борис Васильев, «Картёжник и бретёр, игрок и дуэлянт», 1998
Ну ладно — я. Шут, фанфарон, хрипун гвардейский. Но — батюшка с матушкой, почтенные и всеми уважаемые родители мои?..[24]
— Борис Васильев, «Картёжник и бретёр, игрок и дуэлянт», 1998
Да разве с Евгением по-другому возможно? записной же бамбошер! Ты ему: да уймитесь же, monsieur Obolensky! а он едва не силком в рот мадеру льет, а сам всё руками да руками… Пока прислугу дозвалась, все бока измял. Гвардии хрипун! хоть и пыжится сойти за фешенебля.[14]
Зина рывком обернулась.
— Хорош трепаться! Самого-то не тошнит?
— Нет. Совсем не тошнит. — Бархотенко бессовестно ухмыльнулся улыбкой конокрада. — Кстати, почему бы самой не послушать? Может, пробелы в образовании удалось бы восполнить.
— Ну уж нет! Трепач-провокатор! — Зина выкрикнула. – Хрипун! Удавленник! Фагот!
— О!
Автобус въехал на Дворцовую площадь.[16]
У нас война. Красавцы молодые!
Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк),
Сломали ль вы походы боевые?
Видали ль в Персии Ширванский полк?
Уж люди! мелочь, старички кривые,
А в деле всяк из них, что в стаде волк.
Все с ревом так и лезут в бой кровавый,
Ширванский полк могу сравнить с октавой.
Который день, который год,
Который век — уже не в счёт,
Царит повсюду идиот,
Хрипун хрипит, Фагот орёт,
Ну а удавленник..., удавленник...,
Удавленник — поэт..., пардон, поёт...[8]
— Михаил Савояров, «К чёрту, куплеты» (из сборника «Кризы и репризы»), 1917
↑ 12Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
↑ 12Амфитеатров А. В. «Старое в новом». — «Возрождение», № 1042, 9 апреля 1928 г.
↑ 123В. В. Виноградов, Язык Пушкина: Пушкин и история русского литературного языка. — Москва; Ленинград: Academia, 1935 г. — 454 с.
↑ 123456В. В. Виноградов, История слов : около 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных. — М., Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз., 1999 г. — 1138 с.
↑ 12Дудинцев В., «Белые одежды» (часть первая). — М.: Советский писатель, 1988 г.
_(A).jpg)
