Дурни́шник (лат.Xanthium), зо́бник, колю́чник, залу́чник или овечий репейник, под которым чаще всего имеется в виду дурни́шник обыкнове́нный (лат.Xánthium strumárium) — характерного узнаваемого облика однолетние травянистые растения из семействаАстровые (лат.Asteraceae). Латинское родовое название происходит от др.-греч.ξανθός — жёлтый, поскольку листья и корни дурнишника содержат жёлтый краситель, с древних времён употребляемый для окраски тканей. Семена дурнишника обыкновенного содержат до 40 % масла, пригодного для изготовления олифы.
Дурнишник обыкновенный — ядовитое растение, поэтому его применение в качестве лекарственного требует осторожности. Растёт на влажной песчаной почве по берегам рек и канав, у заборов, дорог, по пустырям, мусорным местам, в посевах хлопчатника и других культур. В текстах нередко можно встретить также «большой дурнишник» (дурман обыкновенный), растение, которое относится к другому роду и даже семейству. В неспециальных текстах и разговорном языке дурнишник нередко называют просто чертополохом или репьём.
Дурнишник в определениях и коротких цитатах[править]
...степь вся покрыта была глубокими песками, где никакой травы не видно было кроме дуркамана или малого дурнишника. Песчаные места служили покойным убежищем освященным жукам.[1]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1769
Первою встрѣчею были намъ въ Аптекахъ потребныя прозябаемыя, <...> кирказонъ (Aristolochia Clematitis) и большой дурнишникъ (Datura Stramonium), почти не менѣе занимали мѣста.[1]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1769
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1769
Ходил, знаешь, по полю, увидал на траве орешки какие-то колючие, раскусил один, а там зернышки, точь-в-точь как в подсолнухах ядрышки… Я и давай набирать их.[2]
Работа кипела. Из колючих шишек получались зерна, весьма похожие на ядра подсолнечников. Зерна эти мешками переносились в маслёнку, поджаривались там, поступали под пресс — и получалось масло. Огородников торжествовал!.. Масла было вдоволь. Он наполнил им все имевшиеся у него ведра, кадушки, кадочки; наконец дошёл до того, что некуда было сливать.[2]
...следователь выдал ей копии с полученных им ответов из медицинского департамента и врачебного отделения. Первый сообщал, что зерна происходят от растения, известного в ботанике под названием «ксантиум струмариум», а второе, что во внутренностях скоропостижно умерших крестьянских детей Воробьева и Дружиной как органических, так и неорганических ядов не открыто.[2]
Пример колючего дурнишника <...> показывает нам, до какой степени хорошо задуманы и достигают цели известные системы семярассеяния. Этот дурнишник является уродливой сорной травой, усаженной жестокими колючками. <...> Будучи родом из России, он прибыл к нам вместе с тюками шерсти, ввозимой из глубины московских степей...[3]
Одно из самых удобных для исследования короткодневных растений ― так называемый дурнишник пенсильванский: ему для начала цветения достаточно всего одного 12-часового дня и одной 12-часовой ночи.[4]
— Алексей Ломагин, «По сигналу красного света», 1968
Если тёмный период суток прерывался всего двухминутным освещением красным светом, то дурнишник отказывался цвести, как будто длинной ночи и не было.[4]
— Алексей Ломагин, «По сигналу красного света», 1968
Семена широко распространенного сорняка дурнишника могут отнимать воду даже у насыщенного раствора поваренной соли, а ведь для этого им нужно преодолеть осмотическое давление, соответствующее 375 атмосферам.[5]
...машина осторожно, как бы ощупью углубилась по старому следу в чащобу зобника, жёстко, наждачно царапавшего и хлеставшего по окнам и брезенту грубыми, похожими на свиные уши листьями, с исподу поросшими сивой щетиной. Машина наполнилась шумом, как если бы мы ехали под проливным дождем, и мы невольно примолкли, пережидая непривычное, сковывающее ощущение. Эти неприятные, нагловатые растения с толстым, жирным и тоже волосатым стволом называют также сатанинским бурьяном, а ещё ― дурнишником, и это последнее прозвище наиболее соответствовало непролазному дурностою.[6]
Более сложно устроены колючки дурнишника. На них помимо основного большого крючка есть прочные загнутые волоски, которые тоже удерживают плод, а заодно не подпускают к жирным семенам мелких вредителей.[7]
Как-то раз мы друг друга обзывали, вооружившись справочниками лекарственных растений. Выбирали, что похлеще: эй ты, дурнишник обыкновенный...[8]
— Екатерина Завершнева, «Высотка», 2012
Дурнишник в научно-популярной литературе и публицистике[править]
Дурманъ (Datura stramonium), онымъ сгоняютъ мягкія опухоли.
Дуркаманъ (Xanthium strumarium) пригоденъ лошадямъ отъ сапу.
Обѣ сіи послѣднія травы насмѣшники иногда поддоброхотываютъ <подкидывают в еду> для потѣшки, отъ чего люди приходятъ въ неистовство, малыя вещи кажутся имъ большими, какъ то солома бревномъ, и прочая. Естьли сѣмяна сихъ травъ съ водою выльютъ на каменку, то люди опьянѣвъ подымаютъ между собою драку.[1]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1769
Пример колючего дурнишника (Xanthium spinosum) показывает нам, до какой степени хорошо задуманы и достигают цели известные системы семярассеяния. Этот дурнишник является уродливойсорной травой, усаженной жестокими колючками. Еще недавно он был совершенно неизвестен в Западной Европе, и никто, конечно, не думал о его разведении. Своими завоеваниями он обязан крючкам, которыми усажены оболочки его плодов и которые прицепляются к шерсти животных. Будучи родом из России, он прибыл к нам вместе с тюками шерсти, ввозимой из глубины московских степей, и по карте можно проследить все этапы этого великого скитальца, покорившего себе новый мир.[3]
Одно из самых удобных для исследования короткодневных растений ― так называемый дурнишник пенсильванский: ему для начала цветения достаточно всего одного 12-часового дня и одной 12-часовой ночи. И вот когда учёные исследовали условия зацветания дурнишника, снова обнаружилось магическое действие красного света с той же длиной волны ― 650 миллимикронов. Если тёмный период суток прерывался всего двухминутным освещением красным светом, то дурнишник отказывался цвести, как будто длинной ночи и не было. И снова ближние инфракрасные лучи оказались способными полностью ликвидировать действие своих видимых соседей по спектру: дурнишник, получавший ночью вслед за красным двухминутное инфракрасное облучение, совершенно «забывал» о красном сигнале и цвёл как ни в чем не бывало. И вновь было установлено, что при многократном чередовании красных и инфракрасных лучей дурнишник слушается лишь последнего «приказания». Получается, что кратковременное освещение красным светом превращает для коротко-дневных растений ночь в день и тормозит их цветение.[4]
— Алексей Ломагин, «По сигналу красного света», 1968
Прорастающее семя жадно поглотает воду. Оно извлекает её из воздуха, из почвы. Семена широко распространенного сорняка дурнишника могут отнимать воду даже у насыщенного раствора поваренной соли, а ведь для этого им нужно преодолеть осмотическое давление, соответствующее 375 атмосферам.[5]
Совсем иную роль играют колючки на плодах репейника: они предназначены для того, чтобы цепляться за шерсть животных и удерживать на ней корзинку с семенами, пока все они не высыпятся на землю. Для того чтобы надёжнее зацепиться, колючки загнуты крючком. Более сложно устроены колючки дурнишника. На них помимо основного большого крючка есть прочные загнутые волоски, которые тоже удерживают плод, а заодно не подпускают к жирным семенам мелких вредителей. У дурнишника колючки образованы выростами оболочки плода, а у репейника ― это кончики листочков обёртки соцветия, по сути ― видоизменённые листья.[7]
«Покажи мне» — шутливое название штата Миссури. Одна из легенд приписывает его появление речи 1899 года конгрессмена Уилларда Вандивера, заявившего: «Я происхожу из штата, выращивающего кукурузу и хлопок, дурнишник (растение, дающее жёлтую краску) и демократов, и пустое красноречие меня не убедит и не удовлетворит. Я из Миссури, так что вам придется показать мне».[9]
Дурнишник в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]
Не имѣя, для чего бы долѣе медлить на семъ мѣстѣ, поѣхали обратно во Владимиръ тою же дорогою, которою приѣхали. Хотя сей путь былъ не близокъ и нарочито безпокоенъ; однако ничего не нашли такого, что бы хотя мало соотвѣтствовало нашему предприятію, выключая, что на поляхъ попадалося намъ великое множество стрекочющихъ кузнечиковъ (Gryllus stridulus), и на песчаныхъ мѣстахъ малыхъ кобылокъ, называемыхъ острокрыльная (Gryllus subulatus) и двоеточная (Gryllus bipunctatus); и гдѣ росъ малый дурнишникъ (Xanthium strumarium) и Татарской куколь (Cucubalus tataricus); тамъ послѣдняя тучами прыгала. И такъ съ весьма малымъ успѣхомъ приѣхали мы подъ вечеръ въ нашу квартиру.[1]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1769
Первою встрѣчею были намъ въ Аптекахъ потребныя прозябаемыя, какъ то Божіе дерево (Artemisia Abrotanum), которого по песчанымъ мѣстамъ и близъ самаго берега толь великое росло множество, что цѣлые возы накрутить можно. Синеголовникъ (Eryngium pinnis foliorum alatis, crenatis), кирказонъ (Aristolochia Clematitis) и большой дурнишникъ (Datura Stramonium), почти не менѣе занимали мѣста.[1]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1769
Выехав из Никольской слободы около трёх верст, степь вся покрыта была глубокими песками, где никакой травы не видно было кроме дуркамана или малого дурнишника. Песчаные места служили покойным убежищем освященным жукам.[1]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1769
Дурнишник в беллетристике и художественной прозе[править]
— Ведь я наделал-то самую безделицу, — продолжал Огородников, — из любопытства только: что, мол, выйдет!.. Ходил, знаешь, по полю, увидал на траве орешки какие-то колючие, раскусил один, а там зернышки, точь-в-точь как в подсолнухах ядрышки… Я и давай набирать их.
— А много у нас травы-то этой?
— Травы-то?
— Да.
— Сколько хочешь!.. И по самым все негодным местам растет… Да чего! — в городе у нас, по улицам — и там не оберёшься ее… А люди-то мимо ходят и не знают, что ногами золото топчут!..
— Что же ты теперь делать будешь? — допрашивал Фиолетов, расхаживая из угла в угол.
— Что делать-то? Маслёнку строить, вот что!
— А потом?
— А потом придет осень, накошу этой самой травы сколько вздумается, обмолочу её, орешки оберу на своей дранке, а из ядер погоню масло… — И, ударив кулаком по столу, вскрикнул: — Эх! мне бы только годика два поработать, покамест еще никто этого дела не расчухал, покамест на траву эту никто внимания не обращает… А там, через два-то года, пускай другие наживаются!.. Ну, что же, дашь, что ли, денег?..
— А тебе много нужно? — спросил Фиолетов не без робости.
— Рублей двести…[2]
Огородников, обмолотивши репьё, перевеял его и принялся обдирать их на своей «чудной ветрянке». Теперь уже батраков своих он рассчитал и работал только сам-друг с женой.
— Ну, жена, — говорил он, — теперь помогай мужу!.. И твоя очередь подошла! Работа кипела. Из колючих шишек получались зерна, весьма похожие на ядра подсолнечников. Зерна эти мешками переносились в маслёнку, поджаривались там, поступали под пресс — и получалось масло. Огородников торжествовал!.. Масла было вдоволь. Он наполнил им все имевшиеся у него ведра, кадушки, кадочки; наконец дошёл до того, что некуда было сливать. Необходимо было приобрести бочонки, а денег не было, так как деньги, данные Фиолетовым, давно уже были израсходованы… Продать тоже было нечего, так как все лишнее, в том числе и лошадь, было уже продано. Оставалось снова обратиться к Фиолетову. Огородников так и сделал.[2]
Скоропостижно умерли крестьянские дети Матвей Воробьёв и Екатерина Дружина!.. Прискакал становой, следователь, врач, вскрыли трупы и нашли, что желудки скоропостижно умерших были переполнены репейными зёрнами. Желудки отправили во врачебную управу, зерна репейника — в медицинский департамент; опечатали мельницу Огородникова и масленку; арестовали бочки, наполненные маслом, и сдали их кому-то на хранение, а самого Огородникова обязали о невыезде из села. Тщетно уверял обвиняемый, что масло его не ядовито; тщетно пил он его в присутствии следователя, тщетно ел целыми горстями зерна, — его никто не слушал. Было выяснено следствием, что умершие дети забрались тайком на мельницу, наелись там зерен и умерли. Смерть этих двух детей привела в такое озлобление крестьян села Сластухи, что они гурьбой бросились в усадьбу Огородникова и растерзали бы его на части, ежели бы в дело не вмешался сам становой. Он уговорил толпу успокоиться, разойтись и ждать законной кары… Огородников упал духом!.. В два-три дня он изменился до того, что страшно было взглянуть на него.[2]
Тем же великим постом Прасковья получила от следователя повестку. Она сходила с этой повесткой в «волостную» и там узнала, что следователь вызывает к себе Ивана Игнатьева. Женщина пошла в город и объявила следователю, что её муж пропал без вести. Следователь удивился, так как Огородников обязан был подпиской никуда не отлучаться. Тем не менее следователь выдал ей копии с полученных им ответов из медицинского департамента и врачебного отделения. Первый сообщал, что зерна происходят от растения, известного в ботанике под названием «ксантиум струмариум»,[11] а второе, что во внутренностях скоропостижно умерших крестьянских детей Воробьева и Дружиной как органических, так и неорганических ядов не открыто.
Баба похныкала над этими бумагами, завернула их в платок и положила под иконы.[2]
Бродя по окрестностям, он как-то нечаянно попал на кладбище. Оно было в поле, далеко от села. Ходил он по этому кладбищу и вдруг наткнулся на свежую могилку. Он остановился над ней…
— Должно, здесь закопали, — подумал он. — А ну, как ежели и взаправду они от моих зерен померли! — мелькнуло у него в голове, и, круто повернувшись, он чуть не бегом бросился в поле!
Вскоре после этого он встретил как-то мать одного из умерших. При виде ее он сперва бежать от нее хотел, но раздумал и остановился.
— Агафья! — крикнул он и замахал руками. Та тоже остановилась.
— Слушай, Агафьюшка, — проговорил он голосом, полным вопля, — ты на меня не печалься, сердечная! не повинен я тут ничем… Вот те Христос — не повинен! сам ел эти зерна, — никакой ядовитости нет…
А несчастная мать осыпала его проклятиями и отошла прочь. В голову его опять закралось подозрение, что он действительный виновник этих двух смертей…[2]
...машина осторожно, как бы ощупью углубилась по старому следу в чащобу зобника,[12] жёстко, наждачно царапавшего и хлеставшего по окнам и брезенту грубыми, похожими на свиные уши листьями, с исподу поросшими сивой щетиной. Машина наполнилась шумом, как если бы мы ехали под проливным дождем, и мы невольно примолкли, пережидая непривычное, сковывающее ощущение. Эти неприятные, нагловатые растения с толстым, жирным и тоже волосатым стволом называют также сатанинским бурьяном, а ещё ― дурнишником, и это последнее прозвище наиболее соответствовало непролазному дурностою. Мне говорили знающие люди, будто этот вид, в отличие от нашего российского зобника, весьма неказистого и не столь алчного, каким-то грехом был завезен из Америки. Заморский пришелец, как бы почуяв нашу слабину и безнаказанность, из своих прежних габаритов в несколько поколений мутировался в дерзкого вездесущего гиганта. Однажды просыпавшись семенем, он в три-четыре года заполонил все места, где человек опускал руки, переставал ладить с землей и по этим зарослям, прежде всего на обиженной и заброшенной пашне, вокруг скотных дворов, манящих навозом, возле силосных ям, а затем и на уличных пустырях, на порушенных пепелищах, ― по этим черным его всполохам безошибочно можно судить, что к селу подступили разор и пагуба.
― Так куда ехать-то? ― повернулся к Ульяне насупленный Куприяныч, отрулив по дурнишнику порядочное расстояние.[6]
Но всё равно этому будет конец. Ударит молния или чьи-нибудь городские внуки в затишке костерок запалят. Полыхнёт ― и конец всему. Новым летом на пепелище лесом поднимутся конопля, крапива, дурнишник, надежно укрывая остатнее: ржу да камень. Конец.[13]
В следующий раз, говорит, не поддамся на уговоры. Поболит и перестанет, эка невидаль. Это всё вы, пастушьи сумки, накумекали. (Ага, это наше с Викой прозвище, одно на двоих. Как-то раз мы друг друга обзывали, вооружившись справочниками лекарственных растений. Выбирали, что похлеще: эй ты, дурнишник обыкновенный, а ты пырей ползучий, а ты… а ты бешеный огурец, коровяк скипедровидный, мордовник, золотушная трава!.. И тут папа с кухни: тише вы, пастушьи сумки, у меня от вас голова трещит!.. И ведь прижилось!)[8]
Дурнишник обыкновенный называют репей колючий.
Дурнишник это сорное растение.
Дурнишник растёт по пустырям, сорным местам,
Улицам, песчаным берегам рек.
Дурнишник в стоматологии применяется
При кариесе, зубной боли, грибковом стоматите,
Для укрепления зубов.[14]
— Григорий Флейшер, «Стихи про дурнишник обыкновенный и зубы», 2022
↑ 1234567И. И. Лепёхин. Дневныя записки путешествія доктора и Академіи Наукъ адъюнкта Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства, 1768 и 1769 году, в книге: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. — Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936 г.
↑ 12345678Салов И. А.. Грачевский крокодил: Повести и рассказы. Сост., коммент. В. В. Танакова. — М., «Современник», 1984 г.
↑ 12Морис Метерлинк. Разум цветов (перевод с французского Николая Минского и Людмилы Вилькиной). — М.: Мос. Рабочий, 1995 г. — (по изданию Полного собрания сочинений, вышедшего под редакцией Минского в издании Т-ва А. Ф. Маркса в Петрограде в 1915 г.)
↑ 123А. Г. Ломагин. По сигналу красного света. — М.: «Химия и жизнь», № 12, 1968 г.
↑ 12К. Е. Овчаров. Как пробуждается семя. — М.: «Химия и жизнь», № 5, 1970 г.
↑ 12Евгений Носов, «Темная вода». ― М.: Новый мир, № 8, 1993 г.
↑ 12Наталья Замятина. Мир зелёного листа. — М.: журнал «Наука и жизнь», № 10 за 2009 г.
↑ 12Е. Завершнева. «Высотка». — М.: Время, 2012 г.
↑Алан Брэдли. «О, я от призраков больна» (серия: Флавия де Люс ведёт расследование), комментарии к тексту. — М.: АСТ, 2014 г.
↑Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений в 14 томах. — М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1952 г.
↑«Ксантиум струмариум» — овечий репейник, или дурнишник, род однолетних трав семейства сложноцветных. Сорняк. В семенах содержится масло (прим. от автора).
↑Зобник, зобатый — одно из названий дурнишника обыкновенного, которым, благодаря высокому содержанию йода, лечат «зоб» (заболевание щитовидной железы).
↑Борис Екимов. На хуторе. — Москва, «Новый Мир», №5, 2002 г.
↑Г. М. Флейшер. Стихи про нетрадиционные методы лечения в стоматологии. Том 246, №38. — Б.м.: Литрес, 2022 г.
