Если не случится среди нашего мира возрождения наук и искусств через выделение жемчуга из навоза, мы так и потонем в нашем нужнике невежественного многокнижия...[4]
Недавно, по поводу холеры, один врач в городской думе заметил с циничной, но живописной грубостью, что «весь Петербург стоит на исполинском нужнике». <...> Ужасно то, что этот исполинский нужник — исполинская могила, наполненная человеческими костями.[5]
В той же главе, стихи 10-14, дается предписание, как и где устраивать нужники (отхожие места), как и где садиться для испражнения. Бог, оказывается, и этим занимается.[7]
Туалет это клозет, пур ля дам, а нужник — это очко, сортир, понял? Ничего ты не понял. И от него запах. От монастыря тоже. Ладан и дерьмо — так на всю жизнь и запомнился первый поцелуй.[11]
Мы убеждены, что свободное и открытое обсуждение проблемы сортиров (уборных, туалетов, нужников, отхожих мест) могло бы принести российскому обществу ощутимую пользу.[12]
Сооружение Петропавловской крепости стоило жизни ста тысячам переселенцев. О Петербурге сказано: Богатырь его построил, Топь костями забутил.
Недавно, по поводу холеры, один врач в городской думе заметил с циничной, но живописной грубостью, что «весь Петербург стоит на исполинском нужнике».
Красуйся, град Петра, и стой Неколебимо, как Россия!
Ужасно то, что этот исполинский нужник — исполинская могила, наполненная человеческими костями. И кажется иногда в жёлтом тумане, что мертвецы встают и говорят нам, живым: «Вы нынче умрете!»[5]
— Разве можно у Морозова стачку устроить! Он колдун — не допустит.
Раскачать эту непроглядную тьму стоило неимоверных усилий. Ведь собираться-то рабочие могли только в грязных, вонючих фабричных нужниках, тайком, оглядываясь. И там молодой Моисеенко растолковывал им самые простые, азбучные истины: что они должны добиваться возможности жить не собачьей, звериной, а мало-мальски человечьей жизнью. И с нечеловеческими усилиями надо было не дать организованной стачке превратиться в стихийный бунт разрушения. <...>
Там место агитации — вонючий нужник: здесь — лучшие залы, лучшие помещения городов, фабрик, заводов.[6]
В той же главе, стихи 10-14, дается предписание, как и где устраивать нужники (отхожие места), как и где садиться для испражнения. Бог, оказывается, и этим занимается. И отдает распоряжение, что если с кем случится ночью, и он от этого будет нечист (то есть если испортит белье от поноса или от чего-либо другого), то должен выйти на целый день из стана (то есть из поселка, города, деревни) и не входить в стан до наступления вечера. <...>
Нынешние чистые уборные с канализацией, с водопроводом показались бы этому библейскому богу храмом светлым. А то, в самом деле, представьте себе: ходит этот боженька по стану, и пахнет отовсюду так, что нос зажимай.
Видно, трудно давался каждый шаг улучшения быта людей, если надо было именем бога нужники строить![7]
Мы убеждены, что свободное и открытое обсуждение проблемы сортиров (уборных, туалетов, нужников, отхожих мест) могло бы принести российскому обществу ощутимую пользу. Поэтому сейчас мы предпримем такое обсуждение. Надеемся, что наша попытка, с одной стороны, будет оправдана той пользой, которую в ней усмотрит читатель, а с другой, оправдает название раздела статьи: «Мудрость востока».
Уровень чистоты в уборных общественного пользования зависит от двух факторов ― финансового и архитектурного. Наличествует, конечно, и культурологический фактор, но мы, сознательно упрощая изложение, его исключим. Финансовый фактор очевиден. Поражающая российского путешественника чистота в сортире американской бензозаправочной станции и его оснащенность туалетной бумагой, мылом, одноразовыми бумажными полотенцами и одноразовыми же бумажными кругами, подкладываемыми под зад, ― все это требует затрат, недоступных бедной стране. Поэтому требовать от наших бесплатных общественных сортиров (если таковые еще остались) чистоты было бы нереально, если бы не архитектурный фактор.[12]
Из сеней мы спустились на покатый двор, весь застроенный деревянными, на каменных нижних этажах, постройками. Вонь на всём дворе была очень сильная. (Центром этой вони был нужник, около которого всегда, сколько раз я ни проходил мимо него, толпились люди. Нужник не был сам местом испражнения, но он служил указанием того места, около которого принято было обычаем испражняться. Проходя по двору, нельзя было не заметить этого места; всегда тяжело становилось, когда входил в едкую атмосферу отделяющегося от него зловония.)
Мальчик, оберегая свои белые панталоны, осторожно провел меня мимо этого места по замерзшим и незамёрзшим нечистотам и направился к одной из построек. Проходившие по двору и по галереям люди все останавливались посмотреть на меня. Очевидно, чисто одетый человек был в этих местах в диковинку.
Мальчик спросил одну женщину, не видала ли она, где счетчики, и человека три сразу отвечали на его вопрос; одни говорили: над колодцем, а другие говорили, что были, но вышли и пошли к Никите Ивановичу. Старик в одной рубахе, оправляющийся около нужника, сказал, что в 30-м номере.[3]
Если не случится среди нашего мира возрождения наук и искусств через выделение жемчуга из навоза, мы так и потонем в нашем нужнике невежественного многокнижия и многозаучиванья подряд.
Напишите мне, пожалуйста, ваше мнение об этом и ответы на мои вопросы.[4]
Не гулять по 5―6 км утречком или по 2―3 вечером, а хоть бы за газетами сходить самому в вестибюль, хоть бы по комнате ― до нужника, не задумываясь, что сперва нужно прошкандыбить между «ног» двух кроватей и дверью в тамбур, а там к выключателю, а там открыть-закрыть дверь туалетной, а там исхитриться на одной левой, почему-то слабой или только так кажется, опустить странно отяжелевший афедрон на стульчак и не промахнуться, а потом также на одной ноге заправлять рубашку в трусы и пижамные штаны, умыть руки и т.п., и т.д. Загоревал было по началу, но потом ничего.[13]
— Экой ты глупый! С тобой пропадёшь, отчего не сказал, как ехали мы через своё поле: там смело бы сел и срал, покуда хотел. А теперь сам знаешь: как срать на чужой земле! Ещё, не ровен час, какой чёрт увидит да поколотит нас обоих и лошадей отберёт. Ты потерпи маленько, как приедем к твоему тестю на двор, ты выскочи из повозки и прямо в нужник, и сери себе смело, а я тем временем лошадей выпрягу.
Сидит Лавр на повозке, дуется да крепится. Приехали в деревню и пустились к тестиному двору. У самых ворот встречает своего будущего зятя тёща:
— Здравствуй, сынок, голубчик! Уж мы тебя давно ждали!
А жених, не говоря ни слова, выскочил из повозки и прямо в нужник. Тёща думала, что зять стыдится, схватила его за руку и говорит:
— Что, сынок, стыдишься? Господь с тобой, не стыдись, у нас чужих людей никаких нет, прошу покорно в избу.[1]
Василий знал ту верхнюю камеру, в которую его посадили. Он знал пол в ней и как только попал туда, так стал разбирать пол. Когда можно было пролезть под пол, он разобрал потолочины и спрыгнул в нижний этаж, в мертвецкую. В этот день в мертвецкой лежал на столе один мертвый. В этой же мертвецкой были сложены мешки для сенников. Василий знал это и на эту камеру рассчитывал. Пробой в этой камере был вытащен и вложен. Василий вышел из двери и пошел в строящийся нужник в конце коридора. В этом нужнике была сквозная дыра с третьего этажа до нижнего, подвального. Ощупав дверь, Василий вернулся в мертвецкую, снял с холодного, как лед, мертвеца полотно (он коснулся его руки, когда снимал), потом взял мешки, связал их узлами так, чтобы сделать из них веревку, и снес эту веревку из мешков в нужник; там привязал веревку к перекладине и полез по ней вниз. Веревка не доставала до пола. Много ли, мало она не хватала — он не знал, но делать нечего было, он повис и прыгнул.[14]
Только в церковном сквере догнала его маленькая дьяконица и, плача и дергая его за рукав рясы, залепетала:
— Что же ты это наделал, дурак окаянный!.. Наглотался с утра водки, нечестивый пьяница. Ведь еще счастье будет, если тебя только в монастырь упекут, нужники чистить, бугай ты черкасский. Сколько мне порогов обить теперь из-за тебя, ирода, придется. Убоище глупое! Заел мою жизнь![15]
Школьный фундамент подумал, подумал, треснул в полу вслед за срубом и полез в колодец. Дальше — больше, р-раз! — треснула стена. Из школы все, понятное дело, куда глаза глядят. Прошло еще два дня — и до свидания: въехала вся школа в колодец. Приходят добрые люди и видят: стоит в стороне нужник на 90 персон и на воротах вывеска: «Школа первой ступени», и больше ничего — лысое место![16]
— Если ты безработный, — иди в бюро, там тебе работу дадут советские нужники чистить. А ты тут спекулятничаешь.
Это я-то спекулятничаю, что тихо-смирно стою. Это мне-то — нужники чистить?
— Для того, говорю, мы кровь проливали, чтобы на десятом году советские нужники чистить? И это с билетом земли и леса…
А он не слушает, да цап у меня билет:
— Вечером придешь, получишь.[8]
На столе лежали печенье, конфеты и маринованный судак в круглой железной коробочке. Штепсельный чайник собрал на своей кривой поверхности весь уют птибурдуковского гнезда. В нем отражались и кровать, и белые занавески, и ночная тумбочка. Отражался и сам Птибурдуков, сидевший напротив жены в синей пижаме со шнурками. Он тоже был счастлив. Пропуская сквозь усы папиросный дым, он выпиливал лобзиком из фанеры игрушечный дачный нужник. Работа была кропотливая. Необходимо было выпилить стенки, наложить косую крышку, устроить внутреннее оборудование, застеклить окошечко и приделать к дверям микроскопический крючок. Птибурдуков работал со страстью; он считал выпиливание по дереву лучшим отдыхом.[9]
Клонило и трепало ветром кусты, луна скакала по облакам как козочка, беззвучный хруст стоял в лесу, и листья лепили беззвучные пощечины. Помойки и нужники пустырей переворачивались могучей невидимой рукой, из них сыпалась гнилая сволочь и слизь, громоздилась в холмы и тут же зарастала лесом и подлеском. И меж стволов колюче вставали на дыбы кружевные олени. И в камышах мелькало гибкое светлое прекрасное тело Сиринги, песенки Тростника. <...>
— Дед, ты помнишь, как ты первый раз целовался?
— Я много раз целовался, — увиливает Зотов.
— Нет, самый первый... Что ты почувствовал?
— На пустыре стоял шалаш из листьев. Возле него жгли костры. Мы с ней туда влезли на минуту. Если в одну сторону смотреть — был виден нужник, в другую — монастырь.
— Нужник — это туалет?
— Туалет это клозет, пур ля дам, а нужник — это очко, сортир, понял? Ничего ты не понял. И от него запах. От монастыря тоже. Ладан и дерьмо — так на всю жизнь и запомнился первый поцелуй. Ничего из этого не вышло.
— А почему очко? — спрашивает. — Что такое «очко»?
— А что такое монастырь?
— Народное творчество... Памятник... Не так?
— Так... Мы там, в шалаше, пробыли две-три минуты. Потом она убежала. Хватит с тебя?[11]
Так о говне предрассуждая,
Смиримся в горести своей,
Его вниманьем награждая,
Распорядимся поумней:
На деньги нужники откупим,
А после с дурней втрое слупим...[2]:295
Какое чудное мгновенье,
Поевши, в добрый час сернуть!
И чтобы это ощущенье
Опять для чувств своих вернуть,
Мы с аппетитом полным, свежим
Опять свой вкус едою нежим —
И снова в нужник срать пойдём.[2]:253
На что мне роскошь кабинета,
На что изысканный обед,
На что вся обстановка эта
И даже искренний привет?
Когда, поев, меня прислужник,
Во фраке, при часах, завит,
В преотвратительнейший ну́жник
Ведёт... О, как уж я сердит![2]:347
Данная страница или раздел содержит ненормативную лексику.
Да. Нужник дело не пустое.
Кому приятна вонь говна?
А если в жопу дует, вдвое
Моя душа возмущена.
Такому я Амфитриону
Подчас, слезая с рундука,
Загну, не глядя на персону,
Всегда сквозь зубы ебука.[2]:348
Над водой нависший смрадный нужник
Весь загажен, некуда ступить,
И под ним еще кому-то нужно
Горстью из реки так жадно пить...[17]
— Михаил Зенкевич, «Вот она, Татарская Россия...», 9 ноября 1941
А на отшибе, выйдя на зады,
стоит ― и общим местом, и отхожим ―
вселенский нужник без большой нужды.[10]
— Сергей Петров, «Беседа с глазу на глаз», 27 октября 1965
Художник мой, жестокий харалужник,
ты встарь ― алтарь, где жертвы бился визг.
Теперь ты камера, глазок, зрачок.
Ты сам в себе, на свой собачий страх и риск,
закрывшись на крючок,
забравшись в ум, как в нужник.[10]
— Сергей Петров, «Я избалован, как в поэтах слово...», 12 декабря 1966
Ты знаком ли, друг,
Ты знаком
С опьяненьем в нужнике Табаком?[18]
В тот день я сделал несколько звонков,
заранее бессмысленных, но нужных.
Есть в слове «нужно» запах нужника,
куда войдёшь и в что-нибудь да влипнешь,
так, что подошв потом не отскребёшь.
↑ 12А. Н. Афанасьев, «Русские заветные сказки». — Спб.: ТОО «Бланка», АО «Бояныч», 1994 г. — стр.287
↑ 123456789П. В. Шумахер в сборнике: «Стихи не для дам», русская нецензурная поэзия второй половины XIX века (под ред. А.Ранчина и Н.Сапова). — Москва, Ладомир, 1994 г.
↑ 12Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 22 т. — М.: Художественная литература, 1983 г. Том 16.
↑ 12Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений: В 90 томах. — Том 64. — М.: ГИХЛ, 1953. — С. 106
↑ 12Д. С. Мережковский. Не мир, но меч. — Харьков: Фолио; М.: ООО «Издательство ACT», 2000 г.
↑ 12А. С. Серафимович Собрание сочинений в семи томах. Том шестой. — М.: ГИХЛ, 1959 г.
↑ 123Ярославский Е. М. Библия для верующих и неверующих. — М.: Госполитиздат, 1959 г.
↑ 12М. Я. Козырев. Запрещенные слова. Юмористические рассказы. — Москва: «Никитинские субботники», 1928 г.
↑ 12Ильф И., Петров Е., Собрание сочинений: В пяти томах. Том 2. — М: ГИХЛ, 1961 г.
↑ 123С. В. Петров, Собрание стихотворений. В 2 книгах, — М.: Водолей Publishers, 2008 г.
