От жиле́тки рукава́(ироническое, шутливое, разговорное) — эвфемизм грубого отказа, обозначающий «то, чего нет и не может быть» по определению: совсем ничего, дырка от бублика, комбинация из трёх пальцев, кукиш, фига, дуля, шиш, кукиш с маслом, от мёртвого осла уши, ни хрена, ни морковки, после дождичка в четверг, не обломится, ничего и никогда.
Снимай-ка жилетку-то, мил-сердечный друг, а рукава мы тебе на обчественный счёт приставим. Будешь родителев уважать… Без дальних разговоров Петра Васильича высекли…[1]
Прежде сего шивали бельё по домам русские швеи, и тогда полотна не жалели, даже и голландского; а нынче подрядом берут шить магазейные мадамы и, вместо рубашек, будто ошибись меркой, делают жилеты с рукавами.[6]
― Вы барон?
― Ma parole… Барон и коллежский регистратор… В Лифляндии родился, за границей обучался, в Москве с кругу спился и вдребезги проигрался…
― Проигрались?
― Вчистую! От жилетки рукава проиграл! ― сострил Иоська. Барон окинул его презрительным взглядом.[7]
— Я своего добьюсь. Не будет мне покоя, пока не дадут вам по волчьему билету. Плакали ваши экзамены. Рукава от жилетки вы получите, а не университет. Вели в кабаке разговоры против правительства? Вели! Над царским семейством надсмехались? Надсмехались! Мне вас прибрать-это раз плюнуть. Со мной не рекомендую шутковать. Я вас все равно представлю в охранку.[3]
Вскоре одесская электростанция остановилась, и, как уверяли одесситы, навсегда. Я вспомнил об Ильфе и его персонаже ― бесстрашном плуте Остапе Бендере ― потому, что даже в те суровые дни плутовство процветало в Одессе. Оно заражало даже самых бесхарактерных людей. Они тоже начинали верить в древний закон барахолки: «Если хочешь что кушать, то сумей загнать на Толчке рукава от жилетки». Плутовство вползло наконец и в нашу среду литераторов и журналистов.[4]
Расчет Зоткина с Николаем произошел без особых инцидентов. Николай поворчал на 25% налог и расписался в ведомости. Зато Валя ― супруга Николая ― восприняла это обстоятельство очень болезненно, и на беднягу Магаа обрушился целый шквал негативных супружеских нежностей, основным мотивом которых было то, что лучше бы он сидел дома, а не зарабатывал от «жилетки рукава». Кстати, эти «жилеточные рукава» потянули ни мало, ни много 81 рубль за 14 дней.[8]
Сунул ладошку за борт своего защитного френча и долго так стоял, пока не вспомнил, что это не его характерный жест, а вовсе даже наоборот, что это жест Александра Федоровича Керенского, который совершил октябрьский переворот в феврале, занял пост главы Временного правительства, и был ему, Исаичу, глубоко противен. Поэтому он извлек ладонь из-за френча и, теперь уже обеими кистями рук, зацепил подмышки в тех местах, где у жилетки рукава, игриво эдак, будто бы собирался плясать «семь-сорок».[9]
Неважно, что Львиная лапа больше похожа на кирзовый сапог после истечения нормативного срока носки. Главное то, что такие названия <для найденных алмазных трубок> открывают большой простор для имятворчества. Почему бы не быть тогда Тигровой шкуре, Собачьей морде или Волчьему хвосту. Или чем плохо звучат для некоторых спаренных трубок Ослиные уши или От жилетки рукава.[10]
Посаженный в холодную, Петр Васильич понял, что попался, как кур во щи, и что старички его достигнут своим волостным средствием. И действительно, старички охулки на руку не положили. Сначала выдержали в холодной три дня, а потом вынесли резолюцию:
― Ты в жилетке ноне щеголяешь, Петр Васильич, так мы тебе рукава наладим к жилетке-то…
Действительно, Петр Васильич незадолго до катастрофы с Ястребовым купил себе жилетку и щеголял в ней по всей Фотьянке, не обращая внимания на насмешки. Он сразу понял угрозу старичков и весь побелел от стыда и страха.
― Старички, есть ли на вас крест? ― взмолился он. ― Ежели пальцем тронете, так всю Фотьянку выжгу.
― А, так ты вот какие слова разговариваешь…
Снимай-ка жилетку-то, мил-сердечный друг, а рукава мы тебе на обчественный счёт приставим. Будешь родителев уважать… Без дальних разговоров Петра Васильича высекли…[1]
― За что? За ваши глаза?
― Это неважно, за что. Но помогают и будут помогать.
― Они так помогут, что у каждого русского человека от жилетки одни рукава останутся.
Мы разговаривали так до тех пор, пока не прекратилась качка.[11]
Остап продолжал измываться.
― Как же насчёт штанов, многоуважаемый служитель культа? Берёте? — Есть ещё от жилетки рукава, дырка от бублика и мёртвого осла уши. Оптом всю партию ― дешевле будет. И в стульях они не лежат, искать не надо!? А?![12]
Я часто простужался, но ничто в мире не могло бы заставить меня носить те нательные фуфайки, чуть ли не из медвежьей шерсти, которые англичане носили под сорочкой, после чего поражали иностранца тем, что зимой гуляли без пальто. Рядовой кембриджский студент носил башмаки на резиновых подошвах, тёмно-серые фланелевые панталоны, бурый вязаный жилет с рукавами (джемпер) и спортивный пиджак с хлястиком.[13]
Барин, Барыня, Дочка и лакей бросаются за ним с криками: «Держите, держите вора!» В толпе насмешливо на все лады повторяют: «Держите вора!» Но никто не трогается с места. Голоса. Что, что украли? Кто что у кого украл? Чёрный портной. У барина рукава от жилетки! Рыжий портной. У барыни шлейф от жакетки![14]
...и надо сказать, что раньше я очень и очень верил в жилет. Я искал в жилете остатки человеческого разума, отзвуки гуманистических идей. Сам вид жилета успокаивал меня: длинный ряд пуговиц, отсутствие рукавов, шёлковая спинка, хлястик, милые остренькие полы, витая массивная цепь серебряных жилетных часов.[5]
― Ну, а Камю? ― спросил я, теряя последние надежды.
― Ка-мю?! ― озлобился мальчик.
― Да если хотите знать, меня лично совершенно не устраивает его теория безысходного отчаяния, ведущая к космическому пессимизму. Пассив. А я хочу активных действий. Если говорить образно, тот вот на вас жилет, а рукавов на жилете нету. Так вот: философия Камю ― это рукава от жилета настоящей философии.
― Какой настоящей?
― Ну настоящей. Вы что, не знаете, какой, что ли? Настоящей философии.[5]
Лежа в неизвестной мне болотистой, крайне вредной для здоровья местности в жутком виде, в жутком состоянии, отдыхая после совершенно несвойственных мне активных действий, я, разумеется, после небольшого размышления, пришел к полнейшему отрицанию жилета.
Подлый предатель! Мой бывший милый, а ныне отрицаемый жилет! Какой там длинный ряд пуговок, отсутствие рукавов, шелковая спинка. Что теперь все это для меня значит, если я окончательно потерял веру в жилет и пришел к полнейшему его отрицанию, когда исчез мой милый островок спокойствия?[5]