Перейти к содержанию

Пётр Ильич Чайковский

Материал из Викицитатника
(перенаправлено с «Чайковский»)
Пётр Ильич Чайковский
незадолго до смерти
Логотип Викитеки
Логотип Викитеки
В Викитеке есть источник по теме

Пётр Ильич Чайковский (25 апреля (7 мая) 1840 года — 25 октября (6 ноября) 1893 года) — русский композитор, также дирижёр, педагог и музыкальный журналист.

Цитаты

[править]
  • «...Мало обладать талантом, т. е. слепой, неразъясненной силой инстинкта, нужно уметь надлежащим образом направить свой талант. Поэтому я склонен думать, что, в конце концов, талантливый, но глупый человек далеко уйти не может». Чайковский П.И., О Композиторском мастерстве: избранные отрывки из писем и статей, М., «Государственное музыкальное издательство»
  • «Я являюсь таким, каким меня создал Бог и каким сделали воспитание, обстоятельства, свойства того века и той страны, в коей я живу и действую». Чайковский П.И., Полное собрание сочинений, Том 16-А, М., «Музыка»
  • «Жизнь имеет только тогда прелесть, когда состоит из чередования радостей и горя, из борьбы добра со злом, из света и тени, словом — из разнообразия в единстве». (Из письма к Надежде Филаретовне фон Мекк 23 ноября/5 декабря 1877 г.)
  • «…вся жизнь есть чередование тяжелой действительности со скоропроходящими сновидениями и грезами о счастье… Пристани нет… Плыви по этому морю, пока оно не охватит и не погрузит тебя в глубину свою». (Из письма Надежде Филаретовне фон Мекк 17/29 февраля 1878 г. с программой Четвёртой симфонии)
  • «Явились целым роем воспоминания. И грустно, что так много уж было, и приятно вспомнить молодость. И жаль прошлого, и нет охоты начинать жизнь сызнова. Жизнь утомила. Приятно отдохнуть и оглядеться. Вспомнилось многое. Были минуты радостные, когда молодая кровь кипела и жизнь удовлетворяла. Были и тяжелые моменты, незаменимые утраты. Все это уж где-то далеко. И грустно и как-то сладко погружаться в прошлое». (там же)
  • «Если ты в самом себе не находишь мотивов для радостей, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь безраздельно радостным чувствам». (там же)
  • «Как они счастливы, что в них все чувства непосредственны и просты. Пеняй на себя и не говори, что все на свете грустно. Есть простые, но сильные радости. Веселись чужим весельем. Жить все-таки можно». (там же)
  • «…свойство инструментальной музыки именно и есть то, что она не поддается подробному анализу. „Где кончаются слова, там начинается музыка“, как заметил Гейне» (там же)
  • «Я не хотел бы, чтобы из-под моего пера являлись симфонические произведения, ничего не выражающие и состоящие из пустой игры в аккорды, ритмы и модуляции. Симфония моя, разумеется, программна, но программа эта такова, что формулировать её словами нет никакой возможности… Но не этим ли и должна быть симфония, то есть самая лирическая из музыкальных форм, не должна ли она выражать всё то, для чего нет слов, но что просится из души и что хочет быть высказано?». (из письма Сергею Ивановичу Танееву 27 марта 1878 г.)
  • «Для артиста в момент творчества необходимо полное спокойствие. В этом смысле художественное творчество всегда объективно, даже и музыкальное. Те, которые думают, что творящий художник в минуты аффектов способен посредством средств своего искусства выразить то, что он чувствует, ошибается. И печальные и радостные чувства выражаются всегда, так сказать, ретроспективно. Не имея особенных причин радоваться, я могу проникнуться весёлым творческим настроением и, наоборот, среди счастливой обстановки произвести вещь, проникнутую самыми мрачными и безнадежными чувствами». (Из письма к Надежде Филаретовне фон Мекк 24 июня 1878)
  • «Иногда вдохновение ускользает, не даётся. Но я считаю долгом для артиста никогда не поддаваться, ибо лень очень сильна в людях. Нет ничего хуже для артиста, как поддаваться ей. Ждать нельзя. Вдохновение эта такая гостья, которая не любит посещать ленивых. Она является к тем, которые призывают её. Нужно, необходимо побеждать себя, чтобы не впасть в дилетантизм». (Из письма к Надежде Филаретовне фон Мекк 24 июня 1878)
  • «Опера едва ли все-таки не самая богатая музыкальная форма. Но чувствую, что я все-таки более склонен к симфоническому роду»
  •  

Я еще не встречал человека, более меня влюбленного в матушку-Русь!

  •  

Мне кажется, что я действительно одарен свойством правдиво, искренне и просто выражать музыкой те чувства, настроения и образы, на которые наводит текст. В этом смысле я реалист и коренной русский человек.

  •  

Как можно описать волнующие тебя чувства, когда создаешь инструментальное произведение без определённого сюжета? Это лирический процесс, музыкальная исповедь души, изливающей себя в звуках, подобно тому как лирический поэт выражает себя в стихах[1].

  •  

Меня просят высказать для читателей «Морнинг Джёрнал» моё мнение о Вагнере. Я это сделаю со всей прямотой и откровенностью. Но должен предупредить их, что вижу в этом вопросе две стороны. Первая – Вагнер и положение, которое он занимает среди композиторов девятнадцатого столетия; и вторая – вагнеризм. Можно сразу увидать, что, восхищаясь композитором, я питаю мало симпатии к тому, что является культом вагнеровских теорий.
Как композитор, Вагнер, несомненно, одна из самых замечательных личностей во второй половине этого столетия, и его влияние на музыку огромно.

  — из статьи «Вагнер и его музыка»

из дневников

[править]
  •  

25 Марта. <...> После обеда начал инструментовку варьяций Моцарта. С Паней и Толей на ферму. Спустился по дорожке натолкнулся на змею. Долгая борьба с самим собой; безумное желание убить. Наконец вернулся. Попал на развалины. Чудный вид. На извощике в парк. Паня. С ней ходил и пил во́ды.[2]:154

  — (дневник №7, 1888-1889)
  •  

9 июля. <...> Чай. Обед. Феодосия. Большая прогулка с Алёшей. Разговор с стариком-дворником на верхней дачке. Галлерея Айвазовского. Шут гороховый этот Айвазовский с его уморительной галлереей. Сидели в ресторане на берегу моря, чай пили.[2]:159

  — Дневник №7, 1888-1889
  •  

10 Янв. (Воскр). Вставши, чувствовал себя очень мрачно, да и погода была мрачная, дождливая. Голова была тяжела и вместе пуста от пьянства.[2]:191

  — (дневник №7, 1888-1889)
  •  

15 Янв. <...> Ужин у Бормана с Петри, его женой, Бузони (автор квартета), Конецким и т.д. Бузони очень симпатичен. Домой все вместе. Сапельников. Свидание. Телеграмма от Зилоти. Нервность, пьянство, дурной сон.[2]:193

  — (дневник №7, 1888-1889)
  •  

22 Марта. <...> Завтракал в отеле у себя с супругами Ондричек и жидом журналистом, выдающим себя за чеха. Гулял по городу и пьянствовал. Вернувшись, принял с трудом визит Ондричка, потом спал. Оделся и пошёл в концерт.[2]:205

  — (дневник №7, 1888-1889)
  •  

17 июня. <...> Вдоль Рейна. Вспоминал летнюю поездку. Две еды, частые выпивки кофе и пива, чтобы убить время и тоску, которая тем более душила, что книга попалась подлая La terre Zola. Я решительно ненавижу этого скота, несмотря на весь его талант. [2]:206

  — (дневник №7, 1888-1889)

из писем

[править]
  •  

Не так ли и всё у нас в России? Громадные силы, которым какая-то Плевна роковым образом мешает выйти в открытое поле и сразиться как следует. Но силы эти всё-таки есть. Какой-нибудь Мусоргский и в са́мом своём безобразии говорит языком новым. Оно некрасиво, да свежо. И вот почему можно ожидать, что Россия когда-нибудь даст целую плеяду сильных талантов, которые укажут новые пути для искусства. Наше безобразие всё-таки лучше, чем жалкое бессилие, замаскированное в серьёзное творчество, как у Брамса и т.п. немцев.[3]

  — из письма Н.Ф. фон-Мекк, 1877
  •  

Между прочими занятиями, я исполнил здесь два намерения, которые давно собирался осуществить, а именно, познакомился с двумя до сих пор бывшими мне неизвестными произведениями: «Хованщиной» Мусоргского и «Парсивалем» Вагнера. В «Хованщине» я нашёл именно то, чего ожидал: претензию на реализм, своеобразно понимаемый и применённый, жалкую технику, бедность изобретения, от времени до времени талантливые эпизоды, но в море гармонической нескладицы и манерности, свойственной кружку музыкантов, к которым Мусоргский принадлежал. Совсем другое впечатление производит «Парсиваль»: здесь имеешь дело с великим мастером, с гениальным, хотя и заблуждающимся художником. Богатство гармонии изумительное, чрезвычайное, слишком роскошное, в конце концов утомляющее даже специалиста, а что же должны чувствовать простые смертные, в течение трёх часов угощаемые этим ни на минуту не прекращаемым потоком хитрейших гармонических фокусов? Мне всегда казалось, что вагнеристы из неспециалистов напускают на себя восторг, которого в глубине души не ощущают.[4]

  — из письма Н.Ф. фон-Мекк, 1884

из воспоминаний о Чайковском

[править]
  •  

 Как всегда бывало у Чайковского, да и не у него одного, безденежье, хотя бы временное, сопровождалось полным упадком духа, мрачными мыслями, одним словом, всеми признаками неврастении. Чтобы себя хотя бы временно подбодрить, Пётр Ильич решил прибегнуть к старому, давно всеми русскими неврастениками испытанному средству — к коньяку. Пропустив в одиночестве хорошее количество рюмочек благодетельного напитка (а П.И. выпить вообще любил и на вино был очень крепок, по единодушному свидетельству современников), он почувствовал прилив сил, энергии даже практического проектёрства: ему пришло в голову написать императору Александру личное письмо с просьбой дать ему взаймы... три тысячи рублей. Коньяк способствовал решительности: письмо было написано сейчас же, и он сам снёс его в почтовый ящик и, так как уже было поздно, лёг спать...[5]:46

  Леонид Сабанеев, «Чайковский и Александр III»
  •  

Нет никакого сомнения, что мелодизм Чайковского оказывается в большой зависимости от шумановской мелодии. Точнее можно выразиться, что мелодизм Чайковского есть какая-то равнодействующая между музыкой Чайковского и Шумана, при этом другие великие мелодисты-предтечи, как Шуберт и Шопен, остаются совершенно в стороне. Некоторые фортепианные вещи Чайковского могут быть приняты за шумановские, настолько сильно сходство. Знаменитая вторая тема тема «Патетической симфонии» имеет тоже сильнейший оттенок шуманизма, но она, как, может быть, не многим известно, сама есть копия (случайная или умышленная — сказать, конечно, нельзя) одного из романсов Дютша, забытого композитора середины прошлого века, обруселого немца.[5]:33

  Леонид Сабанеев, «Роберт Шуман и русская музыка»
  •  

Танеев очень любил вообще «дружественно поиздеваться» и состроумничать к случаю, иногда даже перехватывая через край в этом. Чайковский плохо играл на фортепиано, и не любил этого делать, особенно при посторонних — поэтому Танеев обычно сам играл его новые сочинения — в смешной позе, навалившись своим толстым телом на фортепиано и впившись близорукими глазами в рукопись. Помню раз такой диалог: Пётр Ильич принёс С.И.Танееву семь новых романсов.
— Вот, Сергей Иванович, — я кое-какую дрянь принёс.
— Ну, давайте сюда кое-какую дрянь!
Танеев берёт рукопись:
— Почему же семь? Вы всегда по шести сочиняли.
И внезапно и преждевременно разразившись своим характерным, всей музыкальной Москве знакомым икающим «ослиным» смехом, Танеев выпаливает:
— Вы всегда «дюжинную» музыку писали, Пётр Ильич, — а вот в коем-то веке написали «недюжинную»![5]:41

  — Леонид Сабанеев, «П.И.Чайковский»
  •  

В итоге его <Гречанинова> популярность стала очень велика, и именно не среди музыкантов-профессионалов, не среди открывавших новые горизонты, а среди широких масс музыкальных людей, любящих музыку несложную, понятную и приятную, но не пошлую. Его популярность конкурировала с популярностью Чайковского, и многие певцы находили даже, что Гречанинов выше и «удобнее Чайковского», в чём была безусловно доля истины. [5]:87

  — Леонид Сабанеев, «О Гречанинове»

Цитаты о Чайковском

[править]
  •  

Чудный гений! В тьму пучин
Бросил стих свой исполин...
Шею вывернув Пегасу,
Музу вздевши на аркан,
В тропы лбом, пятой к Парнасу,
Мощный скачет великан.[6]

  Алексей Апухтин, «Гений поэта» (П.И. Чайковскому), 14 ноября 1855
  •  

Нет, над письмом твоим напрасно я сижу,
      Тебя напрасно проклинаю,
Увы! там адреса нигде не нахожу,
      Куда писать тебе, не знаю.
Не посылать же мне «чрез Феба на Парнас»...
      Во-первых, имени такого,
Как Феб иль Аполлон, и в святцах нет у нас
      (Нельзя ж святым считать Попова),
А во-вторых, Парнас высок, и на него
      Кривые ноги почтальона
Пути не обретут, как не обрёл его
      Наш критик Пухты и Платона...[6]

  Алексей Апухтин, «П. Чайковскому» (Послание), 5 июля 1857
  •  

Нилус очень хорошо разбирается в музыке, понимает и любит её, знает очень много сонат, романсов наизусть, может их пропеть. Он в музыке гораздо более образован, чем в литературе. О Чайковском он говорит: «Местами он гениален, а местами ничтожен», поэтому он кажется ему неумным. Ян оспаривал это мнение, говоря, что нужно судить по лучшим местам, а «человек, который одной музыкальной фразой дал почувствовать целую эпоху, целый век — должен быть очень большим».

  Иван Бунин, «Устами Буниных» Том I, 1918
  •  

Иногда Массне называют французским Чайковским; труднее назвать, но не невозможно, Чайковского русским Массне. Не только в эпохах, в судьбе их музыкальной деятельности да и во многих личных особенностях их талантов имеется немало общего. Во всяком случае, гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд. И, прежде всего, то, что оба пришлись как раз по плечу современникам, попали в точку. <...> С тех пор внимание публики безошибочно останавливалось на лучших вещах Чайковского («Пиковая дама», «Спящая красавица», «Франческа да Римини», «Патетическая симфония»), оставаясь более равнодушным к «Чародейке», «Мазепе» и «Орлеанской деве». Та же безошибочность в суждении публики сопровождала и деятельность Массне. <...> Продолжая аналогию между русским Чайковским и французским Массне, нельзя опустить, что последнего часто с пренебрежением называли «музыкантом для швеек». Конечно, про нашего Чайковского этого нельзя сказать, хотя в этой кличке нет ничего унизительного. Но я сомневаюсь, чтобы и парижские швейки распевали Массне. Если же в психологии лирики Массне есть элементы однородные с психологией мелких городских ремесленниц, то это придает только новый интерес его произведениям, ставя их наравне с песнями Беранже. Но мне кажется, что это только шутка, которая легко может быть обращена в похвалу. Чайковский от таких шуток безусловно застрахован как техникою своих вещей, так и общим, слишком интеллигентным характером своего творчества.[7].

  Михаил Кузмин, «Чехов и Чайковский», 1918
  •  

Это сильный ум, причем рассуждающий о вопросах нравственности, жизни и смерти, а не только об искусстве, и в этом смысле художник этот не возбудил бы у Льва Толстого того смешанного с презрением удивления, которое возбудил у него Чайковский, ― как это можно, восклицает Толстой по поводу того, какая ничтожная жизнь: только интересы концертов, опер, и никакого духовного интереса![8]

  Юрий Олеша, «Книга прощания», 1930-1959
  •  

Генри Джеймс и его современники сокрушались иногда о положении рабочего класса, о положении крестьян и даже сетовали на дурное устройство жизни. Но им в голову не приходило, что четырнадцатичасовой рабочий день может стать семичасовым и что образование может стать всеобщим, бесплатным и обязательным. П. И. Чайковский, увидев демонстрацию рабочих в Нью-Йорке, не понял: что это такое? чего требуют эти люди и у кого?[9]

  Нина Берберова, «Курсив мой», 1966
  •  

— «Вы очень непонятливы, дочь моя. Господин Чайковский оказывает мне величайшее доверие своей пустяковой просьбой и величайшую честь посвящением музыки. А теперь оставьте меня!» Надежда Филаретовна дословно вспомнила ничтожный разговор, настолько далекий от тех горних высей, где душа ее пребывала возле души Чайковского, что не мог ни обидеть, ни задеть ее. Но задели ее слова Юлии: «достойный, высокопорядочный человек». И это о Чайковском!..
— Вы снова ничего не поняли в господине Чайковском, дочь, моя! — надменно сказала фон Мекк, — Все эти жалкие слова хороши для обывателей. Господина Чайковского нельзя мерить обычной меркой, он — гений!.. — И, на миг обратив к дочери сверкающую тьму прекрасных, почти невидящих глаз, вышла из комнаты… … Поразительно, что даже Юлия не понимала главного, Юлия, близкая ей всею кровью. И рядом с досадой в Надежде Филаретовне вновь заговорило тайное торжество ее безмерного открытия. Никто не понимал и не понимает Чайковского, далее преданный ему Николай Рубинштейн. Это она, Надежда Филаретовна фон Мекк, осмелилась назвать Чайковского великим. Это она открыла в нем гений. В скромном профессоре Московской консерватории, пишущем музыкальные сочинения, она признала гения, подобного Баху, Моцарту, Бетховену. И тут не было ни каприза, ни оригинальничания богатой меценатки, позволяющей себе в необузданном своенравии казнить и миловать, возвышать и развенчивать, ничего, кроме правды безошибочного слуха, музыкального и душевного.[10]

  Юрий Нагибин, «ДКак был куплен лес», 1977
  •  

Однажды Ханона спросили: «Вот вы всё говорите, что Чайковский плохой композитор. А если бы вы были профессором консерватории, как бы вы учили на композитора?»
Ханон, очень недолго думая, ответил:
― Выбрасывал бы студентов с пятого этажа.
Больше его никогда не спрашивали о Чайковском...[11]

  — «Ханон и другие композиторы» (сборник анекдотов Николая Фохта), 1990

Источники

[править]
  1. Дэниел Хоуп «Когда можно аплодировать?» = Wann Darf Ich Klatschen? / В. Седельник. — М., Владимир: АСТ; Астрель; ВКТ, 2010. — С. 57-59. — 320 с. — ISBN 978-5-17-068478-6
  2. 1 2 3 4 5 6 «Дневники П.И.Чайковского, подготовлены к печати Ип.И.Чайковским, Государственное издательство «Музыкальный сектор» Москва. Петроград. 1923. Главлит №9098. Тираж 2 000, 296 стр.
  3. П.И.Чайковский.. Полное собрание сочинений. В 17 томах. Том 6-7. Переписка с Н.Ф. фон-Мекк. — М.: Музгиз, 1961 г.
  4. П.И.Чайковский. «Чайковский и Надежда Филаретовна фон-Мекк». Переписка. (В трёх книгах). — М., 2004 г. Книга третья.
  5. 1 2 3 4 Сабанеев Л.Л. «Воспоминания о России». — М.: Классика XXI, 2005. — 268 с.
  6. 1 2 Апухтин А.Н. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. Третье издание. Ленинград, «Советский писатель», 1991 г.
  7. М. Кузмин. Условности. — Петроград: Полярная Звезда, 1923 г.
  8. Олеша Ю.К. «Книга прощания». — Москва, «Вагриус», 2001 г.
  9. Берберова Н. «Курсив мой». Автобиография. — М., 1996 г.
  10. Ю. М. Нагибин, «Остров любви». Повести. — Кишинев.: Литература артистикэ, 1985 г.
  11. «Эффект Бетховена в системе водопровода» интервью (Николай Фохт), Москва, журнал «Собеседник» №44, октябрь 1990 г., стр.14.


Ссылки

[править]

П.И. Чайковский. Подборка материалов и высказываний о творчестве.