История открытия аргона насчитывает более ста лет. Она начинается в 1785 году, когда английский физик и химик Генри Кавендиш, изучая состав воздуха, обнаружил в нём инертный остаток объёмом примерно в 1/120, однако, не нашёл этому объяснения. Только 7 августа 1894 года в Оксфорде было сделано сообщение об открытии нового элемента, который был назван аргоном (от др.-греч.ἀργός — ленивый, медленный, неактивный). В своём докладе Рэлей утверждал, что в каждом кубическом метре воздуха присутствует около 15 г открытого газа (1,288 % по массе). Невероятен был тот факт, что несколько поколений учёных не заметили составной части воздуха, да ещё и в количестве целого процента! В считанные дни десятки естествоиспытателей из разных стран проверили опыты Рамзая и Рэлея. Сомнений не оставалось: обычный воздух содержит аргон.
В каждом кубометре воздуха <...> содержится около пятнадцати граммов аргона. В зале, в котором заседает съезд, по этому расчету должно содержаться несколько пудов аргона.[1]
История аргона началась с разницы в числах — 1, 2507 и 1, 2565. Разница очень ничтожная: какие-то тысячные доли, третья цифра после запятой. <...> Открытие аргона в конце XIX века — это была победа точности, победа третьей цифры после запятой.[1]
Можно проехать тысячу миль, две тысячи, три ― изменятся природа, климат, часы придется перевести вперед, но городок, в котором вы остановитесь ночевать, будет такой же самый, какой предстал перед вами две недели тому назад. Так же не будет в нем прохожих, столько же, если не больше, будет автомобилей у обочин, вывески аптек и гаражей будут пылать тем же неоном или аргоном.[2]
...первое соединение одного из инертных газов ― аргона, относящееся к этому типу <гидратов>, было получено в 1896 г. французским физиком Н. Вийяром, который сжимал аргон до 15U атмосфер при 0°C.[3]
Интересно, что если источником азота служат его производные (хлористый аммоний, мочевина или гидроксиламин), то аминокислоты синтезируются только в том случае, когда озвучиваемый раствор предварительно насыщен аргоном.[4]
Как же узнать, есть ли в атмосфере гелий? Как добыть гелий не из редкого минерала клевеита, а из самого обыкновенного воздуха? Если правда, что гелий растворен в воздухе, то есть только один способ извлечь его оттуда. Нужно удалить из воздуха все другие газы — убрать кислород, убрать азот, убрать аргон. То, что останется, это, верно, и будет гелий. Но как же это сделать? Как удалить из воздуха кислород, азот и аргон? Кислород удалить нетрудно. Рамзай знал, что раскаленная медь поглощает кислород, присоединяет его к себе. Батарея фарфоровых трубок, наполненных раскаленными медными опилками, — вот прибор для удаления кислорода из воздуха. Насосы гонят воздух по трубкам — из одной в другую, — и по дороге кислород застревает в раскаленных опилках. И вот из батареи в закрытый сосуд, в газометр, течет уже не воздух, а воздух минус кислород, воздух, освобожденный от кислорода. После кислорода легко убрать и азот. Из второй батареи в газометр будет вытекать не воздух, а воздух минус кислород и минус азот. Ну а как быть с аргоном?[1]
Рамзай взял 15 литров аргона, запер их в стеклянный баллон, а баллон погрузил в полученный от Хэмпсона жидкий воздух. Аргон сильно охладился и тоже стал жидким. Тогда Рамзай принялся медленно выпаривать его. Первые пузырьки пара он перевел в спектроскопическую трубочку и пропустил через нее ток. Газ в трубочке загорелся оранжево-красным огнем. Когда Рамзай стал смотреть в спектроскоп, он увидел множество ярких оранжевых линий. Эти линии лежали в спектре на тех местах, где не горят линии ни одного из веществ, известных химикам раньше. Значит, Рамзаю опять удалось найти какой-то, до той поры неведомый газ. Рамзай сразу же придумал для нового газа имя. Он решил назвать его неоном. Неон — по-гречески значит «новый». Но в спектре были не только незнакомые линии нового газа неона. Рядом с ними горела и желтая линия. Она была тусклой, но все же Рамзай ее заметил. Он точно измерил ее положение в спектре. Сомнений у него больше не оставалось. Это была желтая линия D3, спектральная линия гелия. Значит, все-таки Рамзай оказался прав. Гелий — таинственный солнечный газ — и в самом деле содержится в воздухе. Вместе с воздухом он окружает нас со всех сторон и входит в наши лёгкие.[1]
Они попробовали соединить новый газ с водородом, с хлором, с фтором, с металлами, с углем, с серой. Но все было напрасно: газ упорно отказывался вступать в химическое соединение. Не помогло ни сильное нагревание, ни сжатие, ни электрические искры, ни прикосновение губчатой платины — словом, ни один из многочисленных способов, которые применяют химики, чтобы заставлять вещества соединяться друг с другом. В конце концов Рэлей и Рамзай вынуждены были прийти к заключению, что нет на свете такого вещества, с которым мог бы соединиться открытый ими газ. Ученые еще никогда не встречали газа, обладающего таким странным свойством. Рэлей и Рамзай придумали для него название «аргон». По-гречески это значит «ленивый».[1]
«В каждом кубометре воздуха, — утверждал в своем докладе Рэлей, — содержится около пятнадцати граммов аргона. В зале, в котором заседает съезд, по этому расчету должно содержаться несколько пудов аргона». С удивлением выслушали химики рассказ Рэлея. Но еще больше удивились они, когда Рэлей заявил, что берется доказать существование аргона при помощи… трубок для курения табака! Рэлей тут же взял восемь таких трубок — восемь прямых коротких трубок из обожженной глины, какие курят англичане, — и соединил их гуттаперчевыми креплениями. Получилась одна прямая и длинная труба. Он вставил ее в стеклянный сосуд, соединенный с воздушным насосом: труба входила в сосуд через отверстие в крышке, а выходила через отверстие в дне. Все щели прибора Рэлей тщательно залил сургучом. Потом он принялся гнать по трубе добытый из воздуха азот. Азот втекал в один конец трубы, а из другого вытекал в газометр. Но вытекал не весь — большая часть его терялась по дороге. Ведь обожженная глина — это пористый материал со множеством микроскопических трещинок и лазеек. Через эти-то лазейки азот и просачивался наружу в сосуд. А для того чтобы он просачивался еще быстрее, из сосуда все время выкачивали воздух. Лишь ничтожным остаткам азота удавалось пройти через трубу от одного конца до другого и попасть в газометр. Рэлей взял из газометра кубический сантиметр газа и на глазах у химиков взвесил его. Оказалось, что он был на целых двенадцать — пятнадцать процентов тяжелее, чем кубический сантиметр обыкновенного азота. И вот Рэлей предложил съезду вопрос: как объяснить этот удивительный опыт?[1]
Для большей убедительности Рэлей и Рамзай продемонстрировали оксфордскому съезду и чистый аргон, добытый в опыте с электрическими искрами и в опыте с раскаленным магнием. Съезду пришлось поверить в аргон. Новый газ, не соединяющийся ни с какими другими веществами, получил в августе 1894 года полное признание. Вслед за английскими химиками его признали и химики во всех других странах.
История аргона началась с разницы в числах — 1, 2507 и 1, 2565. Разница очень ничтожная: какие-то тысячные доли, третья цифра после запятой. Но эта третья цифра выдала аргон с головой. Если бы старый Кавендиш обнаружил эту третью цифру после запятой, он понял бы, что значил его крошечный пузырек газа. Он держал аргон в руках, но аргон остался неоткрытым. У Кавендиша не было тех чувствительных и тонких приборов, которыми взвешивали тысячные доли грамма Рэлей и Рамзай. У Кавендиша не было точных весов. Открытие аргона в конце XIX века — это была победа точности, победа третьей цифры после запятой.[1]
Очень немногие химики могли похвастаться тем, что держали в руках хотя бы крохотный пузырек неона или гелия. А криптон и ксенон еще и в наше время редко можно найти в химической лаборатории, несмотря на то что после их открытия прошло уже немало лет. И это понятно: на литр воздуха приходится криптона всего только 1 кубический миллиметр, а ксенона еще того меньше. И добыть их из воздуха очень трудно. Только аргон и неон давно перестали быть редкостью. Их добывают из воздуха на химических заводах. В Москве на заводе «Сжатый газ» есть машина, выпускающая 2 1/2 тысячи литров аргона в час. Скоро станут добывать на заводах и криптон и ксенон.[1]
Открытие аргона и гелия столкнуло периодический закон с большими трудностями. Возник вопрос о размещении новых элементов в периодической системе. Принцип периодического повторения свойств элементов не мог допустить существования только аргона и гелия. Поместив гелий между водородом и литием, а аргон ― между хлором и калием, Уильям Рамзай предположил, что недостающие элементы должны быть аналогами аргона и гелия и обладать сходными свойствами. Иными словами, это должны быть более тяжелые инертные газы… Действительно, в 1897-1898 гг. были открыты неон, криптон и ксенон.[3]
Но существует еще один тип соединении, в котором молекулы одного типа как бы «включены» в молекулы (или в кристаллическую решетку) другого вещества. В таких «молекулярных соединениях» связь между отдельными частицами обусловлена только вандер-ваальсовыми силами, первое соединение одного из инертных газов ― аргона, относящееся к этому типу, было получено в 1896 г. французским физиком Н. Вийяром, который сжимал аргон до 15U атмосфер при 0°C. Вийяр определил упругость диссоциации гидрата аргона при двух температурах и нашел ее равной 150 ат при 0° C и 210 ат при 8° C. Намного позже, в 1923-1925 гг., Р. Форкран тем же методом синтезировал гидраты криптона и ксенона, которые оказались значительно устойчивее гидрата аргона. Таким образом, гидраты были получены только для трех инертных газов, а для остальных ― радона, неона и гелия ― они оставались неизвестными. Открытие этих гидратов, которые бесспорно доказывали реальность существования каких-то соединений инертных газов, весьма долго оставалось для многих непонятным и удивительным.[3]
Восстанавливают фтористый скандий в танталовых тиглях с помощью металлического кальция. Процесс начинается при температуре 850° и идет в атмосфере инертного газа ― аргона. Затем температура повышается до 1600°. Полученный металлический скандий и шлак разделяют при переплавке в вакууме.[8]
Интересно, что если источником азота служат его производные (хлористый аммоний, мочевина или гидроксиламин), то аминокислоты синтезируются только в том случае, когда озвучиваемый раствор предварительно насыщен аргоном. В присутствии этого инертного газа под действием ультразвуковых волн происходит синтез и других веществ. Только в присутствии аргона от полисахаридов отщепляются мелкие осколки, которые в присутствии гидроксиламина образуют соответствующие аминокислоты и другие соединения. Наконец, в этих условиях сложным химическим превращениям подвергаются пептиды, белки, нуклеиновые кислоты, гетероциклические соединения. Характер и кинетика ультразвуковых химических реакций в большинстве случаев зависят от природы газа (активного или инертного), которым насыщена озвучиваемая реакционная смесь. Так, в присутствии аргона или криптона (даже в отсутствие кислорода!) преимущественно протекают процессы окисления, а в присутствии водорода ― реакции восстановления. Зародышевые субмикроскопические или микроскопические пузырьки газа значительно облегчают возникновение в водной среде явления кавитации.[4]
Такова была общая схема работы со всеми веществами. Например, когда кварки искали в атмосферном воздухе, очень большие его количества (около десяти миллиардов литров за сутки) прогоняли через электрический фильтр большого (20 000 вольт) напряжения, состоящий из алюминиевых трубок диаметром в половину сантиметра. Любые отрицательные ионы извлекались из воздуха и поглощались поверхностями этих трубок. Затем алюминиевые трубки нагревали до двухсот градусов и промывали потоком аргона, уносившим с собой все выделяющиеся при нагреве трубок вещества. Поток аргона омывал положительно заряженную платиновую нить, которая и вбирала в себя все отрицательные ионы. Кваркоатомы из морской воды извлекались так. Двадцать литров воды испаряли, а пар, разбавленный аргоном, пропускали через электрическое поле. Оставшиеся после испарения воды соли нагревали до четырехсот градусов и также прополаскивали аргоном. Затем заряженные частицы собирали на поверхности платиновой нити. При нагревании платиновой нити в некоторых сериях экспериментов с воздухом наблюдали большое испарение отрицательных ионов ― свидетельство существования кварков.[9]
Но теперь настал черед и других элементов ― калия и аргона: историкам пришлось признать важность еще двух клеточек из менделеевской таблицы. Впрочем, калий-аргонный метод тоже не нов. Что обычный калий ― калий-40радиоактивен, с периодом полураспада в полтора миллиарда лет, было обнаружено в 1935 году. Через восемь лет Ф. Томпсоном и С. Роуландом было замечено, что из K10 образуется изотоп аргона ― Ar40 (вот почему по сравнению с другими инертными газами в воздухе так много аргона ― около одного процента). Способы выделения и измерения малых количеств аргона были известны, и калий-аргонные часы вместе с другими радиоактивными часами (урановыми, протактиниевыми, ториевыми) заняли почетное место в «наборе инструментов» геолога и палеонтолога. По отношению <калия к аргону> определяли возраст породы ― благо, калия в земной коре немало. Чем больше отношение, тем древнее порода. Чем меньше, тем моложе она.[5]
Понятно, «калий-аргоном» мерили такие далекие времена, в которых не только на человеческие, но порою и на животные следы рассчитывать не приходилось. Для специалиста, пользовавшегося этим методом, миллион лет ― пустяк, почти что сегодняшний день, а 10 или 100 миллионов ― «молодые образования». Серьезно относились только к докембрию, то есть к временам, старше 550 миллионов лет: для докембрийских измерений калий-аргонный метод был усовершенствован и удачно применен советскими исследователями Э. К. Герлингом и А. А. Полкановым. <...> И вдруг несколько лет назад «калий-аргон» проник, наконец, из докембрийских далей в милые историку третичные и четвертичные времена. Это произошло после того, как Карран и Молик, Кёниг и Вянке открыли так называемую активацию аргона. Новая методика проста и изящна. Берут кусок ― не больше 50-200 граммов сравнительно молодой, например вулканической породы. Породу помещают в ядерный реактор, обстреливают нейтронами и из содержащегося в ней аргона-40 получают радиоактивный изотоп аргон-41, распадающийся меньше чем за два часа. Активность изотопа измеряют обыкновенными счетчиками и сравнивают ее с активностью необлученного аргона. В результате, количество Ar40 в породе определяется с точностью, во много раз превосходящей точность прежних, объемных измерений. Все это, разумеется, только схема, «скелет» метода, который уже успел обрасти неплохим «экспериментальным мясом» ― приемами, позволяющими получать еще более надежные результаты.[5]
Получают неон из воздуха. Первая фракция, выделяемая при низкотемпературной ректификации воздуха, содержит гелий, неон и азот. Неон ― дорогой газ, он намного дороже аргона и гелия. В течение многих лет он применялся главным образом в газосветных лампах, дающих характерное красное свечение. Сейчас значительную часть получаемого неона использует криогенная техника ― аппаратура, работающая при сверхнизких температурах. Неон был открыт У. Рамзаем в 1898 году. <...> Неоном снаряжают те лампы, в которых нельзя заменить его более дешевым аргоном. Большинство ламп наполняется не чистым неоном, а неоногелиевой смесью с небольшой добавкой аргона, чтобы понизить напряжение зажигания. Поэтому свечение ламп имеет оранжево-красный цвет. Оно видно на далекие расстояния, невозможно спутать его с другими источниками света, туман ему не помеха.[6]
Сейчас известны ведь и изобары ― атомы с одинаковым весом, но с разным числом электронов, следовательно, атомы разных химических элементов. Например изотоп аргона с массовым числом (атомным весом) 40, содержащий 18 протонов и 22 нейтрона, и изотоп калия с тем же массовым числом, содержащий 19 протонов и 21 нейтрон. Самое важное, следовательно, это атомный номер, порядковый номер в периодической системе элементов. Менделеев не размышлял о внутреннем строении первоначала вещей ― атома.[10]
• Аргон ― самый распространенный на Земле инертный газ. В земной атмосфере аргона 0,93% по объему или 1,286% по весу.
• Аргон ― третий по плотности благородный газ, он в 1,38 раза тяжелее воздуха.
• Сколько-нибудь стойкие химические соединения аргона пока не получены. Известны кристаллические клатратные* (молекулярные) соединения аргона, устойчивые при повышенных давлениях и невысоких температурах.
• В природе существуют три стабильных изотопа аргона: Ar36, Ar38 и Ar40. На Земле подавляющая масса аргона представлена изотопом с массовым числом 40, возникшим в результате распада радиоактивного калия-40. В веществе Вселенной, напротив, преобладает легкий Ar36.
• Искусственным путем получены четыре радиоактивных изотопа аргона: Ar35, Ar37, Ar39 и Ar41 с периодами полураспада or 1,83 сек. до 265 лет.
• Аргон, полученный из воздуха, используется при сварке и резке металлов, в производстве и обработке тугоплавких и химически активных металлов и соединений, в. электронной и электровакуумной промышленности, в измерительной технике, а также для получения полупроводников и особо чистых веществ.[7]
В земной коре находится мощный источник аргона-40 ― радиоактивный изотоп калия ― К40. Этого изотопа, на первый взгляд, в недрах немного, ― всего 0,0119% от общего содержания калия. Однако абсолютное количество калия-40 велико, поскольку калий ― один из самых распространенных на нашей планете элементов. В каждой тонне изверженных пород 3,1 грамма калия-40. Радиоактивный распад атомных ядер калия-40 идет одновременно двумя путями. Примерно 88% калия-40 подвергается бета-распаду и превращается в кальций-40. Но в двенадцати случаях из ста (в среднем) ядра калия-40 не излучают, а, наоборот, захватывают по одному электрону с ближайшей к ядру К-орбиты («К-захват»). Захваченный электрон соединяется с протоном ― образуется новый нейтрон в ядре и излучается нейтрино. Атомный номер элемента уменьшается на единицу, а масса ядра остается практически неизменной. Так калий превращается в аргон. Период полураспада К40 достаточно велик ― 1,3 миллиарда лет. Поэтому процесс образования Ar40 в недрах Земли будет продолжаться еще долго, очень долго. Поэтому, хотя и чрезвычайно медленно, но неуклонно будет возрастать содержание аргона в земной коре и атмосфере, куда аргон «выдыхается» литосферой в результате вулканических процессов, выветривания и перекристаллизации горных пород, а также водными источниками.[7]
Джон Уильям Стрэтт лорд Рэлей (1842-1919) и Уильям Рамзай (1852-1916) открыли в атмосферном воздухе новый газ, названный ими аргоном. «Так как он не вступал ни в какие соединения, то мы назвали его аргоном (недеятельным); название это было, кажется, предложено моим другом, профессором Бони» (У. Рамзай, «Автобиографический очерк», 1908).[11]
Разумеется, соединения криптона и других благородных газов получить не легко. Так, кристаллический KrF2 был получен в результате воздействия тихого электрического разряда на смесь из фтора, криптона и аргона в молярном отношении 1:70:200.[12]
Серией экспериментов удалось нащупать критическое давление, ниже которого реакция не шла. Это был парадокс. Но тем дело не кончилось. Оказалось, что если вместе с кислородом ввести инертный аргон, который по всем законам никакого влияния на окисление фосфора оказать не мог, то реакция начиналась бурной вспышкой. Это уже был не просто парадокс. Это было чудо. Удивительный факт нашел отражение в совместных статьях Харитона и Вальта, появившихся в нашей стране и за рубежом. <...> А чудо объяснялось еще проще. Добавление аргона к кислороду поднимало давление смеси, и она легко прорывалась через противоток паров. Чудо было естественным следствием парадокса. Первым делом Семёнов решил изменить схему установки. <...> Выходит, началу реакции мешают стенки. «Этим же путем убедился, ― вспоминает первооткрыватель, ― что если в сосуде неизменных размеров мы будем уменьшать плотность кислорода, то неизбежно придем к явлению критического давления. Если мы учтем, что молекулы инертного газа, «путаясь в ногах» у активной частицы, замедляют ее движение к стенке, то получим объяснение и удивительному влиянию аргона на величину критического давления…» Далее началась «цепная реакция» исследований в новой области. А в 1931 году Семенов организует Институт химической физики.[13]
— Фёдор Кедров. «Цепная реакция творчества», 1986
А что вообще там <на Марсе> в атмосфере? Есть углекислый газ, есть азот, из которого, в основном, состоит воздух на Земле. Есть инертный газ аргон, которого довольно много, но он практически незаметен, на то он инертный газ. Кислород, как ни странно, тоже есть, но он не органического происхождения, биогенного, как на Земле, а фотохимического. И есть вода, её количество зависит от температуры.[14]
— Александр Родин, «Погода и климат на Марсе», 2013
Аргон в мемуарах, публицистике и художественной прозе
«Бедная девушка! Невесело, должно быть, ей в такой дыре. Неужели она с отцом добровольно решилась на эту ссылку?» — думал я.
— При испарении жидкого воздуха сначала выделяется кипящий азот, точка кипения которого минус сто девяносто четыре градуса Цельсия, потом аргон…
— Что выделяется при испарении жидкого воздуха? ― вдруг переспросила она, уловив мой рассеянный взгляд.
― Аргон, ― ответил я машинально, поймав последнее звуковое впечатление ее грудного голоса. Элеонора нахмурилась.
― Вы невнимательно слушаете меня, ― сказала она с упрёком.[15]
Я познакомился затем с Менделеевым, которому изложил свой вывод, что открытый недавно аргон есть член ряда нейтральных самостоятельных газов, укладывающихся в восьмой группе его системы[16]
— Николай Морозов, «Освобождение из Шлиссельбургской крепости и первые годы жизни на свободе», 1946
И могло показаться, что все очень просто: выделить, разделить, взвесить, измерить… Но аргона ничтожно мало в минералах. За ним увязывается его близнец, такой же инертный газ ― гелий. Мешает и воздух, от которого нелегко избавиться, а ведь в нем тоже есть аргон. Оставлять его нельзя ― часы будут врать. К счастью, аргон атмосферный ― другой изотоп, с другим атомным весом. В минерале запрятаны ― хотя и в микроскопических дозах ― азот и водород, углекислый газ и водяные пары, гелий и аргон. До конца пути должен дойти только последний, остальные надо отсеять. И минерал плавят в почти полной пустоте, при давлении всего в одну десятимиллионную долю атмосферы.[17]
Луна ничем не защищена. Самая наружная её корочка толщиной в несколько метров служит своего рода лабораторией ядерных превращений. В ней без всяких синхрофазотронов сами собой образуются и тритий ― тяжёлый водород, и гелий, и неон, и аргон, и изотопы кое-каких металлов. Неизвестно, конечно, сколько их там, принесут ли они какую-нибудь пользу, одно только известно уже сейчас ― они смогут рассказать, какие из лунных гор моложе, какие старше и как складывался современный рельеф на протяжении миллионолетий.[17]
Ученых давно уже занимала мысль: нельзя ли найти еще какой-то способ определять возраст пород? Урана в земле мало, и встречается он редко. Надо было разыскать еще какой-либо более распространенный радиоактивный элемент, только, конечно, долгоживущий. Советские ученые академик А. А. Полканов и профессор Э. К. Герлинг его нашли. Им оказался радиоактивный калий, половина атомов которого превращается в аргон за полтора миллиарда лет. Показания новых часов сразу же потрясли историческую геологию. Считали, что Земле пять миллиардов лет, а калий-аргоновый хронометр насчитал одной породе шесть с половиной миллиардов! <...>
Я говорил тут довольно свободно ― калий, аргон. И могло показаться, что все очень просто: выделить, разделить, взвесить, измерить… Но аргона ничтожно мало в минералах. За ним увязывается его близнец, такой же инертный газ ― гелий. Мешает и воздух, от которого нелегко избавиться, а ведь в нем тоже есть аргон. Оставлять его нельзя ― часы будут врать. К счастью, аргон атмосферный ― другой изотоп, с другим атомным весом. В минерале запрятаны ― хотя и в микроскопических дозах ― азот и водород, углекислый газ и водяные пары, гелий и аргон. До конца пути должен дойти только последний, остальные надо отсеять. И минерал плавят в почти полной пустоте, при давлении всего в одну десятимиллионную долю атмосферы. <...> Тогда аргон загоняют в активированный уголь, охлажденный жидким воздухом, гелий же откачивают насосом. Теперь надо освободить аргон и отделаться от последней ― воздушной ― примеси. Но это уже проще. Нагреть уголь ― и аргон покинет его. А разделение изотопов не проблема для современной физики. Вот каким извилистым путем приходится идти, чтобы узнать в конце концов, какое количество аргона прячет порода, чтобы подсчитать потом ее возраст. Столько же лет, сколько Земле, и радиоактивным элементам.[17]
Это были опытные, хорошо выдрессированные экземпляры, но один из них, тот, что ведал выходом, достиг уже пенсионного возраста, сравнимого с возрастом Галактики, и время от времени впадал в детство и начинал барахлить. Тогда кто-нибудь из отдела Технического Обслуживания надевал скафандр, забирался в швейцарскую, наполненную сжатым аргоном, и приводил старика в чувство. Следуя инструкции, я заговорил обоих, то есть перекрыл каналы информации и замкнул на себя вводно-выводные устройства. Демоны не отреагировали, им было не до того.
Лаборанты в черных затрапезных халатах перетаскивали тяжеленные, малость припудренные ржавчинойстальные бруски. На ступеньках крыльца стояли облепленные стружкой бутылки с кислотой, вакуумный насос, панель, напичканная реле и сопротивлениями, черная узкогорлая бомба с жидким аргоном. Институт явно переживал период первоначального накопления. Белохалатные эмэнэсы ― младшие научные сотрудники ― с азартом растаскивали драгоценное оборудование по своим лабораторным норам.[18]
Запрещенье считается здраво
И услышите: «Что здесь такого?»
Здесь базарного клекот жаргона,
Погребального грохот фургона…
У вечернего, гневного неба
Цвет горящего в трубках аргона…
Камнебоец с повязкой на бедрах
Или сторож в обители мертвых
Мне, быть может, покажет на камне
Полукружия букв полустертых:
«Не ищи лебедей на кладбищах,
Не поют в зачумленных жилищах…»[20]
