У этого термина существуют и другие значения, см. Дудник (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Купырь (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Дягиль (значения).
Дя́гиль (лат.Archangelica) — в строгом ботаническом смысле слова: устаревшее синонимическое название рода зонтичных растений, ныне называемых дудниками. Все виды, ранее относившиеся к роду Дягиль, реклассифицированы и отнесены к роду дудник. Между тем, множество прежних текстов, равно относящихся к литературному, разговорному и диалектному языку, упоминают дягиль.
Равным образом, и в современной литературе, интернет источниках и живой русской речи по настоящее время часто упоминается дягиль вообще или Дягиль лекарственный в частности (лат.Archangelica officinalis), по современной классификации являющийся ботаническим видом Дудник лекарственный.
Кроме того, внешний вид многих зонтичных растений очень схож, в связи с чем их названия постоянно пересекались и смешивались. В частности, в бытовом разговорном языке и многих местных диалектах бывает крайне затруднительно определить, о каком именно растении идёт речь, поскольку слова дягиль, купырь, бутень и дудник с равной вероятностью могут относиться к любому из перечисленных растений, а также — к борщевику, сныти и многим другим похожим на них «дягилям».
У Ньмцовъ называется корень сего растения также: Ангельской корень, грудной, Святаго духа корень, воздушной корень.[2]:6
— Иероним Вальдингер, «Наблюдения: сдѣланныя над лошадьми», 1823
Употребительная часть сего растения есть корень. Он толст, волокнист, разделяется на ветви, покрыт бурою, черноватою корою, а внутри жёлт. Вкус онаго сначала сладковатый, потом горький ароматный, производящий в роте <во рту> теплоту, остающуюся надолго.[2]:6
— Иероним Вальдингер, «Наблюдения: сдѣланныя над лошадьми», 1823
...открытые лужайки среди лесов покрыты огромной травой, среди которой попадаются экземпляры дягиля (Archangelica) в десять футов высоты и толщиной у корня более двух дюймов.[3]
Какое-то крупное зонтичное растение, то ли морковник, то ли дягиль, обильно росло там, где луга запутывались в прибрежном речном кустарнике, где после лугового солнца сразу делалось темновато и влажно. С толстого стебля нужно было сдирать толстую, жёсткую кожу, которая сдиралась очень легко. Мягкая, ободранная серединка была сочная, сладкая и душистая.[9]
Дягиль. Въ Аптекахъ: Angelica Sativa. Phar. Castr. Ruth Angelica Archangelica. Дягиль; Дягильникъ; коровошникъ.
По Польски называется Arcy-elzy Egiel <...>.
У Ньмцовъ называется корень сего растения также: Ангельской корень, грудной, Святаго духа корень, воздушной корень.
Растение сие есть двулетнее. Оно растёт на высоких горах Исландии, Лапландии, Фриолии, Коринфии, Карниолии, Штейнрмарка, Австрии, Богемии, (в России в обильном количестве) и разводится в садах.
Употребительная часть сего растения есть корень. Он толст, волокнист, разделяется на ветви, покрыт бурою, черноватою корою, а внутри жёлт. Вкус онаго сначала сладковатый, потом горький ароматный, производящий в роте <во рту> теплоту, остающуюся надолго. Запах имеет сильный бальзамический. Врачебная сила раздражает, разгорячает, умножает отделение слюны, оживляет пищеварение, способствует выхождению ветров, делает испражнения твёрже, поддерживает неприметную испарину, способствует выхождению мокрот из лёгких; в настоящей слабости от употребления сего средства при продолжении гнилых и нервных горячек слишком ускоренное действие органов кругообращения крови умедляется.[2]:6-7
— Иероним Вальдингер, «Наблюдения: сдѣланныя над лошадьми», 1823
Родъ Archangelica, Дягиль. Край чашечки едва 5 зубчатый; лепестки яйцеобразные, заостренные; плоды овальные, боковыя ребра широкія, крылообразныя, среднія — незначительныя, долинки трибороздчатыя. Archangelica officinalis. Hoffm., Дягиль аптечный. Листья дважды перисто-разрезные; черешок съ большими, кожистыми, влагалищными расширениями; стебель (4-5') голый; корень толстый, мясистый. В медицине употребляется корень, содержащий эфирное масло, острую смолу и горькое вещество, и весьма уважается как сильное и продолжительно возбуждающее средство, действующее на нервную и пищеварительную системы.[13]:56
Но отъ человѣка и до скота; всякая наружная у скота нечисть сей травѣ покорна. Когда ея уваромъ по зорямъ будешь омывать паршивой скотъ, то не только сгонишь паршь, но и умертвишь размножающихся въ ранкахъ червячковъ. Можно бы было благодарить Арзамасскому Иппократу, естьли бы онъ чемерицу единственно берегъ для скота, а людей отъ того пощадилъ. Чемерица служитъ наружнымъ лѣкарствомъ скоту; а Дягиль (Angelica sylvestris) внутреннимъ ему же.[1]
Как обыкновенно, эта растительность <подлесок> всего роскошнее развивается в падях, где текут горные ручьи и где переплетённые виноградом заросли почти совершенно непроходимы. В то же время открытые лужайки среди лесов покрыты огромной травой, среди которой попадаются экземпляры дягиля (Archangelica) в десять футов высоты и толщиной у корня более двух дюймов.[3]
Здесь по берегу реки вместо сплошного тальника начинают появляться рощи различных деревьев, которые, однако, далеко не так обширны и хороши, как на Лэфу. С приближением к верховьям Mo её долина суживается версты на полторы, имеет превосходную чернозёмную почву и покрыта могучей травяной растительностью, в которой сразу заметно большое разнообразие сравнительно с луговой флорой среднего и нижнего течения этой реки. Словно стена, стоят здесь густейшие травянистые заросли, к которым иногда примешиваются кустарники, и делают эти места почти непроходимыми. Из разных видов травянистых растений на таких лугах в начале июля преобладают следующие виды: василистник (Thalictrum aquilegifolium), достигающий саженной высоты; <...> дягиль (Archangelica) <Angelica>, который ещё не вполне развился, но уже имеет листья фута три длиною.[3]
В июне медведица обыкновенно держится в болотах или поблизости от них и вместе с медвежатами кормится муравьями, пиканом — огромное зонтичное растение (Archangelica),[14] в Богословске называемое обыкновенно медвежьей дудкой, корнями Angelica sylvestris, моржовника, тоже из этого семейства, молодым хвощом, луковицами саранки (Lilium Martagon) и дикого лука...[15]
Земля обнажалась; на поля, ещё шатаясь, брела тощая скотина, всё, что продышало, «выходило на траву», даже и деревенские ребята… Они то и дело мелькали на полях и по оврагам, собирая съедобные травы: пестушку (коричневые стебли, проглядывающие прямо из-под снега), борщевик, шкерду, дикарку (дикая редька), козлец, от которого трескаются губы, щавель и коневник, куфельки и дягили, коровки (после Троицы) и клевер (калачики).[16]
Деревья-гейзеры, деревья-фейерверки! Возле каждого так бы и стоял часами. Сухие зонтики дягиля, возносящиеся над снегом, стали похожи на хрустальные люстры.[17]
То кучер Левонтий въедет во двор с возом скошенной им за городом травы, и мы помогаем ему разметывать её по двору для просушки, а между тем отыскиваем в траве сочные и вкусные стволы шкерды и дягиля...[19]
Мы приостановились на невысокой скале. Впереди бежали зазеленевшие кусты черемухи с дымчато-белыми цветами. Волчье лыко и шиповник разбросались по склонам гор белыми и розовыми пятнами, как девчурки, принарядившиеся к празднику. Дягиль порывался вверх тяжёлыми лопастыми листьями...[7]
Какое-то крупное зонтичное растение, то ли морковник, то ли дягиль, обильно росло там, где луга запутывались в прибрежном речном кустарнике, где после лугового солнца сразу делалось темновато и влажно. С толстого стебля нужно было сдирать толстую, жёсткую кожу, которая сдиралась очень легко. Мягкая, ободранная серединка была сочная, сладкая и душистая. <...>
Когда дягиль выйдет в мясистые, сочные трубки, мы делали из этих трубок чвикалки. Сейчас срежешь трубку поближе к земле, а один конец оставишь глухим, обрежешь по суставу. В глухом конце проткнешь тоненькую дырочку, на аккуратную палочку намотаешь пакли, чтобы туго ходила внутри трубки, и чвикалка готова ― стреляет водой на пятнадцать шагов. Понаделав чвикалок, устраивали около пруда войну ― партия на партию.[9]
За Пришвиным я долго следил издали; боясь встретиться с ним, с этим, как мне казалось, знахарем и мудрецом. От него как бы пахло талой водой, едким соком дягиля, лесной прелью, вечерней зарей над болотами.[20]
А там вон на полях и по дороге трава гулявица от судорог; вон божье древо и львиноуст от трепетания сердца; вон дягиль; лютик целительный и смрадный омег...
Майорский сад был обыкновенный провинциальный садик, с кривыми полузаросшими дорожками, с полусгнившими деревянными скамьями, сплошь закрытыми крапивой, с густою травой, среди которой особенно высоко выдаются сочные дягили...[21]
У самой воды остро запахло дягилем и мятой. Высоченные деревянистые стебли зонтичных легко переросли прибрежный кустарник и теперь главенствовали тут, создавая ландшафт. <...>
Хорошо утоптанная тропинка привела к живописному болоту, образовавшемуся из лесной заплывшей речки. Яркая зелень камыша перемежалась здесь с белыми облаками цветущего дягиля, распространяющего вокруг свой неповторимый, я бы сказал, речной аромат.[8]
Иван Африканович забеспокоился, место было чужое. Под ногами захлюпала вода, везде лежали и гнили упавшие деревья, скользкие, обросшие мхом, с еще крепкими острыми сучками под этим мхом. Того и гляди, проткнешь ладонь. Иван Африканович сломал сухую прошлогоднюю трубочку дягиля и сквозь Катеринин платок пососал болотной пахнущей папоротником воды.[22]
Щёлок он делал из кленового листа и белой травы Енох, которую они вместе собирали на возвышенностях. От щёлока золотые волосы Арсения становились мягкими, как шёлк. В солнечных лучах они светились. В них Христофор вплетал листочки дягиля ― чтобы люди любили. При этом он замечал, что Арсения люди любили и так.[12]
На подходе к Рукиной слободке Христофор достал из кармана вымоченный в винном уксусе корень дягиля и разломил его на две части. Половину взял себе, половину дал Арсению. Вот, держи во рту. С нами Божья сила.[12]
— Георгий Оболдуев, «Буйное вундеркиндство тополей...» (Живописное обозрение), 1927
Салют бесцветного болиголова
сотрясаем грабками пожилого богомола. Темно-лилова
сердцевина репейника напоминает мину,
взорвавшуюся как бы наполовину.
Дягиль тянется точно рука к графину.[11]
↑ 12И. И. Лепёхин. Дневныя записки путешествія доктора и Академіи Наукъ адъюнкта Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства, 1768 и 1769 году, в книге: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. — Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936 г.
↑ 123Иероним Вальдингер (пер. П. Л. Лукина). Наблюдения: сдѣланныя над лошадьми. — Санкт-Петербург, 1823 г.
↑ 1234Н. М. Пржевальский. «Путешествие в Уссурийском крае». 1867-1869 гг. — М.: ОГИЗ, 1947 г.
↑С. Г. Петров-Скиталец, Собрание сочинений в семи томах, том. — СПб.: Товарищество «Знание», 1902-1912 гг. — Том 4.
↑ 12В. А. Комаровский, Стихотворения. Проза. Письма. Материалы к биографии. — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000 г.
↑ 12Г. Оболдуев. Стихотворения. Поэмы. — М.: Виртуальная галерея, 2005 г.
↑ 12В. Правдухин. Годы, тропы, ружье. — М.: изд-во Всекохотсоюза, 1929 г.