Игорь Северянин

Игорь Северянин

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

И́горь Северя́нин (большую часть литературной деятельности он предпочитал написание Игорь-Северянин; настоящее имя — И́горь Васи́льевич Лотарёв; 1887 — 1941) — русский поэт «Серебряного века».

Цитаты

	Мы живём, точно в сне неразгаданном, На одной из удобных планет… Много есть, чего вовсе не надо нам, А того, что нам хочется, нет… — полностью
	— «Странно…», 1909

	Наликёрьте сердца, Орокфорьте мечты.
	— «Хабанеретта», 1909

	Как мечтать хорошо Вам В гамаке камышовом, Над мистическим оком — над безтинным прудом! Как мечты-сюрпризерки Над качалкой грезерки Истомлённо лунятся: то — Верлен, то — Прюдом…
	— «Качалка грёзэрки», 1911

	Не всё ли мне равно — я гений Иль заурядная безда́рь, Когда я точно сад весенний И весь сплошная светозарь...
	— «Монументальные пустяки», 1914

	Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо, остро! Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском! Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!..
	— «Увертюра», 1915

	Вы, кто завистлив и бездарен, Кто подло-льстив и мелко-зол. Да, гений мудр и светозарен, Среди бескрылых — он орёл.
	— «В хвойной обители», 1918

	Отчаянье и боль мою пойми, — Как передать мне это хладнокровно? — Мужчины, переставши быть людьми, Преступниками стали поголовно. Ведь как бы человека не убить, При том в какие б роли не рядиться, Поставив лозунг: «быть или не быть», — Убивший всё равно всегда убийца.
	— «Письмо», 1921

	Ты потерял свою Россию. Противоставил ли стихию Добра стихии мрачной зла? Нет? Так умолкни: увела Тебя судьба не без причины В края неласковой чужбины. Что толку охать и тужить — Россию нужно заслужить!
	— «Что нужно знать», 1925

	По отвесному берегу моря маленькой Эстии, Вдоль рябины, нагроздившей горьковатый коралл, Где поющие девушки нежно взор заневестили, Чья душа целомудренней, чем березья кора, По аллее, раскинутой над чёрной смородиной, Чем подгорье окустено вплоть до самой воды, Мы проходим дорогою, что не раз нами пройдена, И всё ищем висячие кружевные сады...
	— «Узор по канве», 1928

	Лишь кактус ревности, чертополох Привычки, да забвенья трухлый мох. Никто меня не жаждал смертной жаждой.
	— «Дон Жуан», 1929

	...Как хороши, как свежи будут розы, Моей страной мне брошенные в гроб!
	— «Классические розы», 1930

«Громокипящий кубок» (1913)

	Трижды овесененный ребёнок.
	— «Berceuse осенний», 1912

	Весенний день горяч и золот, — Весь город солнцем ослеплён! Я снова — я: я снова молод! Я снова весел и влюблён! Душа поет и рвётся в поле, Я всех чужих зову на ты… <…> Шумите, вешние дубравы! Расти, трава! цвети, сирень! Виновных нет: все люди правы В такой благословенный день!
	— «Весенний день», 1911

	Я сам себе боюсь признаться, Что я живу в такой стране, Где четверть века це́нтрил Надсон, А я и Мирра в стороне.
	— «Поэза вне абонемента», 1912

	Я так устал от льстивой свиты И от мучительных похвал. Мне скучен королевский титул, Которым Бог меня венчал. Вокруг талантливые трусы И обнаглевшая бездарь, И только Вы, Валерий Брюсов, Как некий равный государь.
	— «Прощальная поэза», 1912

	Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж... Королева играла — в башне замка — Шопена, И, внимая Шопену, полюбил её паж...
	— «Это было у моря», 1910

• см. «Эпилог» («Я, гений Игорь-Северянин…»)

О Северянине

• см. эпиграммы на Северянина‎ в Викитеке

«Гарсон! сымпровизируй блестящий файв о'клок!» ― и шикарный денди-поэт, жеманно и кокетливо потягиваясь, выпрыгнет из фешенебельного гроба: ― Шампанского в лилию! Шампанского в лилию! ― И закричит шоферу-похоронщику: За чем же дело стало? ― К буфету, черный кучер! Как хорошо в буфете пить крем-де-мандарин! Таков наш фешенебельный, галантный поэт, лев сезона 1913-1914 гг., Игорь Северянин. Я нарочно пишу о нем его же стилем, его же словами, чтобы читатели лучше почувствовали всю галантность и галантерейность его творчества. Образы, которые он выбирает, всегда такие же шикарно-будуарные: Ножки пледом закутайте, дорогим ягуаровым <…Виконт сомневался в своей виконтессе <…Вы прислали с субреткою мне вчера хризантемы <…Дворецкий ваш… на мраморной террасе. Лакированная, парфюмерная, будуарно-элегантная душа! Он глядит на мир сквозь лорнет, и его эстетика есть эстетика сноба. О чем бы он ни говорил: о Мадонне, о звездах, о смерти, я читаю у него между строк: Гарсон! сымпровизируй блестящий файв о'клок. Его любимые слова: фешенебельный, комфортабельный, пикантный… Не только темы и образы, но и все его вкусы, приемы, самый метод его мышления, самый стиль его творчества определяются веерами, шампанским, ресторанами и бриллиантами. Его стих, кокетливо-пикантный, жеманный, жантильный, весь как бы пропитан этим воздухом бара, журфикса, кабарэ, скетинг-ринка. Характерно, что он ввел в нашу поэзию паркетное французское argot и стрелку называет пуантом, стул ― плиантом, молнию ― эклером и даже русскую народную песню озаглавливает «Chanson Russe». Фиоль, шале, буше, офлёрить, эксцессерка, сюрпризёрка ― на таком жаргоне он пишет стихи, совсем как (помните?) Madame де Курдюков: Вам понравится Европа. Право, мешкать иль не фо па, Отправляйтесь-ка в Кронштадт, Не то будете малад. Же не вё па, же нире па, Же не манж па де ла репа.

— Корней Чуковский, «Эгофутуристы», 1922

Кстати, говорят, что все зависит от силы желания, если «как следует» желать, то и сбудется желаемое, как бы оно ни было маловероятно. Не этим ли объясняется успех певца «ананасов в шампанском», успех, исчезнувший так же молниеносно, как начался? Редкая «физическая» талантливость Северянина, конечно, несомненна… но все-таки, когда на вечерах «божественного Игоря» я смотрел на тысячную, без всяких преувеличений, толпу (и не из одних же швеек она состояла!), рычащую от восторга на разные его «грезовые эксцессы» и «груди, как дюшес», я спрашивал себя, что же все-таки с этими людьми? В самом деле, может быть, Игорю Северянину так хотелось славы, что он вызвал её из пустоты, как факир из пустоты выращивает пальму. Потом «упоение победой» ослабило страстность желания, и мираж исчез так же, как появился?..

— Георгий Иванов, «Китайские тени», 1930

	Из шампанского в лужу — это в жизни бывает, А из лужи обратно — парадокс и мечта!..
	— Дон Аминадо, «Подражание Игорю Северянину», 1931

Он появился у меня как поклонник моей сестры поэтессы Мирры Лохвицкой, которую он никогда в жизни не видел, но всю жизнь любил. <…> Игорь был высокого роста, лицо длинное, особая примета — огромные, тяжёлые чёрные брови. Это первое, что останавливало внимание и оставалось в памяти. <…> Первый раз выступил он перед публикой на вечере у студентов, <…> [который] был устроен для меня, то есть я должна была читать, а они продавали программы с моим портретом и автографом в пользу своих нуждающихся товарищей. Я взяла с собой Игоря. <…> Молодая аудитория — студенты, курсистки — переглядывались, перешёптывались, пересмеивались. Не понимали — хорошо это или просто смешно. Я была серьёзна и слушала сосредоточенно. Надо было постараться, чтобы публика Игоря приняла. <…> я подошла к эстраде и торжественно поднесла ему букет голубых тюльпанов, только что появившихся в продаже и одобренных нашими эстетами «за ненормальность». <…> такое с моей стороны уважение к таланту Северянина много подняло его в глазах публики. <…> А года через два <…> никого не смущало заявление с эстрады, что он гений <…>. Первые стихотворения его были какие-то чересчур галантерейные. В них много говорилось и о платьях муаровых, о каких-то интервалах брокаровых, дорогих туалетах, изысканных духах, башмаках и перчатках. Одним словом — одеколон. Потом, вероятно, под некоторым надзором Сологуба, одеколон исчез. Сологуб помог ему выпустить <…> «Громокипящий кубок». Книга эта имела успех у читателей. Нравились как раз совсем ненужные фокусы вроде: «Шампанское в лилию, в шампанское лилию…» <…> «Гений» — это и есть его проклятое тавро.

— Тэффи, «Игорь Северянин», около 1950

Большими аршинными шагами в длинном чёрном сюртуке выходил на эстраду высокий человек с лошадино-продолговатым лицом; заложив руки за спину, ножницами расставив ноги и крепко-накрепко упирая их в землю, он смотрел перед собою, никого не видя и не желая видеть, и приступал к скандированию своих распевно-цезурованных строф. Публики он не замечал, не уделял ей никакого внимания, и именно этот стиль исполнения приводил публику в восторг, вызывал определённую реакцию у контингента определённого типа.

— Абрам Арго, «Звучит слово», 1962

Много лет спустя директор казино «Цезарь Палас» в Лас-Вегасе, рослый выходец из Эстонии, коротко знавший Северянина, утешая меня после проигрыша, покажет тетрадь стихов, принадлежавшую его жене, вероятно, возлюбленной поэта, исписанную фиолетовым выцветшим почерком Северянина, с дрожащим нажимом, таким нелепо трепетным в век шариковых авторучек. Вернуться в дом Россия ищет троп. Как хороши, как свежи были розы, Моей страной мне брошенные в гроб! Расплывшаяся, дрогнувшая буковка «х», когда-то прихлопнутая страницами, выцвела, похожая на засушенный между листами лиловато-прозрачный крестик сирени, увы, опять не пятипалый...

— Андрей Вознесенский, «На виртуальном ветру», 1998

«А Северянина мы всерьез не принимали. Его сделал Фёдор Сологуб. Есть ведь такое эстетство — наслаждаться плохими стихами. Сологуб взял все эти его брошюрки, их было под тридцать, и прочитал от первой до последней. Отобрал из них, что получше, добавил последние его стихи, и получился «Громокипящий кубок». А в следующие свои сборники Северянин стал брать все, что Сологуб забраковал, и понятно, что они получались один другого хуже. Однажды он вернулся из Ялты, протратившись в пух и прах. Там жил царь, — так вот, когда Северянин ездил в такси, ему устраивали овации громче, чем царю. Понятно, что Северянин только и делал что ездил в такси. А народ тоже понимал, что к чему: к царю относились — известно как, вот и усердствовали для Северянина».

— Михаил Гаспаров, «Записи и выписки», 2001

	Северянин умрет 20 декабря 1941 года в Таллине, оккупированном к тому времени немцами. Похоронят его на Александро-Невском кладбище, где на могильном камне (вернее, на тонкой мраморной доске, прислоненной к ограде, — именно такой я застал могилу, когда много лет назад навестил ее) было выбито его имя и знаменитое двустишие: «Как хороши, как свежи будут розы, // Моей страной мне брошенные в гроб…»
	— Вячеслав Недошивин, «Прогулки по Серебряному веку», 2012