У этого термина существуют и другие значения, см. Роза (значения).
Как хороши́, как све́жи бы́ли ро́зы… — первая строчка сентиментального романсового стихотворения «Розы», сочинённого Иваном Мятлевым в 1834 году. Спустя почти полвека, в сентябре 1879 года Иван Тургенев так озаглавил одно из самых известных своих стихотворений в прозе, где первая строчка «забытого стихотворения» повторяется шесть раз: «Как хороши, как свежи были розы…»
С лёгкой руки Тургенева стихотворение Ивана Мятлева получило вторую жизнь, а первая строчка стала устройчивым выражением, многократно повторяющимся в русской литературе (как поэтической, так и прозаической), а также в разговорном языке.
Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною… но первый стих остался у меня в памяти: Как хороши, как свежи были розы…
Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове всё звенит да звенит: Как хороши, как свежи были розы…[2]
— Иван Тургенев, «Как хороши, как свежи были розы…», сентябрь 1879
А в комнате всё темней да темней… Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрыпит и злится за стеною — и чудится скучный, старческий шёпот… Как хороши, как свежи были розы…[2]
— Иван Тургенев, «Как хороши, как свежи были розы…», сентябрь 1879
...и вот из таких-то пьес, с примесью, конечно, и образцовых произведений русской поэзии, сборник мог бы иметь и смысл и значение… До какой степени он мог бы быть интересен, мы отчасти уверились даже на «Дамском альбоме», встретив в нем два-три стихотворения поэтов забытых или вовсе никогда не бывших известными; вот одно из таких стихотворений, принадлежащее какому-то г. Н. Н.: Розы Как хороши, как свежи были розы В моем саду, как взор пленяли мой! <...>
Несмотря на устарелость некоторых слов и преувеличенный драматизм окончания, это стихотворение до сей поры прекрасно. Его тихий и сердечно-грустный тон невольно трогает, как прекрасная и печальная музыка.[3]
Как зарождается и развивается символика цветов, без которой не обошлась ни одна народная или художественная поэзия? Качества местной флоры определили тот или другой выбор: немецкая средневековая поэзия излюбила липу, фиалку; русская народная песня — калину, вишню, руту, барвинок и т. п.; красота цветка, чаще его отношения к знаменательным явлениям природной и личной жизни в их взаимодействии, выдвинули его перед другими, вызвали ряд ассоциаций; от емкости образа зависит их количество и разнообразие; на них-то и перенесен интерес, нередко образ цветка почти исчезает за подсказанным ему человеческим содержанием. Он, в сущности, безразличен: весенний цветок, каков бы он ни был, мог всюду вызвать те же чаяния и ту же работу мысли; в тургеневском: «Как хороши, как свежи были розы!» — дело не в розах, а в качестве захватывающих воспоминаний. Оттого сходные поверья привязывались к разным цветкам, легенды, приуроченные к захожему цветку, приставали к туземному.[4]
Д. Корнилову пришла счастливая идея облечь в звуки стихотворение в прозе Тургенева «Как хороши, как свежи были розы», но при всей внешней приглаженности, его симфоническая картина слишком расплывчата.[5]
Как грек тело перед гибелью Эллады, лелеял слова вежливый Тургенев.
«Как хороши, как свежи были розы».
Но, боже, уже не вызовешь любовь магической фразой!
— Отчего не любит? Отчего?[6]
Тип такого пятистопного ямба обычен для фразы «Сенилий». Он встречается в отрывке «Мы еще повоюем»: Стрелою уходила в даль дорога, или же в знаменитом «Как хороши, как свежи были розы»: Мороз скрипит и злится за стеною...[7]
Ту же форму свободного стиха находим и в других Сенилиях. <....> Пришлось бы выписывать из этой последней Тургеневской поэмы целые страницы, как «Лазурное царство» или «Как хороши, как свежи были розы», чтоб привести лучшие образцы этой своеобразной поэтической речи.[7]
Восьмой триптих: Старость. Он составлен из трех фрагментов на тему о необходимости уйти на склоне лет в свои воспоминания, в минувшую, все еще пахучую и свежую жизнь: «но будь осторожен, не гляди вперед, бедный старик!» («Старик»). Та же тема проходит через стихотворения «Камень» и «Как хороши, как свежи были розы».[7]
«Как хороши, как свежи были…» Это стихотворение в прозе будет прочтено Львом Троцким в день октябрьских торжеств на концерте в Большом Московском театре.[8]
Где-то, когда-то давно-давно тому назад я, отложив в сторону Эрфуртскую программу, прочел одно стихотворение. Оно скоро позабывалось мною… Но первый стих остался в памяти: «Как хороши, как свежи будут розги…».
Теперь скоро зима; Деникин уже почти под Москвой; мороз запушит стекла окон, будет темнота, потому что нет топлива для электричества; я буду сидеть одинокий, забившись в угол кремлевских палат, а в голове все будет звенеть да звенеть: «Как хороши, как свежи будут розги…».[8]
Говядина 500 рублей фунт, конина — сто, сахар покупается на вес керенок, угля нет ни фунтика, все плохо, все плохо — и только: «Как хороши, как свежи будут розги…».[8]
«Как хороши, как свежи будут розги…».
Свеча меркнет и гаснет… Чья это победная музыка звучит там за стеной, чей удалой русский посвист слышится? А я одинок… Только, свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пёс Ленин — мой единственный товарищ…
Вот уже слышны их смелые, бодрые шаги в самом Кремле… Они входят… Они хватают меня…[8]
Северянин умрет 20 декабря 1941 года в Таллине, оккупированном к тому времени немцами. Похоронят его на Александро-Невском кладбище, где на могильном камне (вернее, на тонкой мраморной доске, прислоненной к ограде, — именно такой я застал могилу, когда много лет назад навестил ее) было выбито его имя и знаменитое двустишие: «Как хороши, как свежи будут розы, // Моей страной мне брошенные в гроб…»[9]
Каждый раз давал себе слово Василий Петрович молчать, не выходить из роли спокойного созерцателя совершающихся событий, мелких происков, ревнивого соперничества, неусыпного взаимного контроля и всяческой игры раздраженных самолюбий, — и не выдерживал, вступая то в единоборство с инспектором, язвительным меланхоликом, то с холодным, положительным O., так увлекательно прочитавшим публичную лекцию о романтизме, то с педантом и формалистом Z., с которым Василий Петрович мирился только тогда, когда тот в маленьком кружке знакомых читал с необыкновенным чувством стихотворения в прозе. «Как хороши, как свежи были розы!» — читал Z., и голос его дрожал и замирал, и сладкая нежащая грусть сообщалась очарованным слушателям. Чувствовалось, что в эти минуты он действительно поднимался на высоту этой возвышенной задумчивой скорби стареющего художника, скорби, возбуждающей в нас сочувственный благоговейный трепет… Но увы! На советах и на экзаменах у Василия Петровича не розы, а шипы преподносил он своему товарищу.
— В Мраморном был у меня Измайловец Голощанов: прорепетили мелодекламацию «Умирающий лебедь» Бальмонта, музыка Вильбушевича и «В лазоревом царстве» и «Как хороши, как свежи были розы» Тургенева, музыка Аренского.[10]
Замечательно, что более чем через 35 лет после первых встреч с Виардо — в сентябре 1879 года — Тургенев начал одно из своих чудных «стихотворений в прозе» словами: «Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною; но первый стих остался у меня в памяти: «Как хороши, как свежи были розы». Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча; я сижу, забившись в угол, а в голове все звенит да звенит: «Как хороши, как свежи были розы». Оказывается, что забытое Тургеневым и слышанное им где-то и когда-то стихотворение принадлежало Мятлеву и было напечатано в 1843 году под названием «Розы». Вот начальная строфа этого произведения, звучавшая чрез три с половиной десятилетия своим первым стихом в памяти незабвенного художника, вместе с Мятлевым восхищавшегося Виардо-Гарсией: «Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщали мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой!»[11]
Но сейчас, в дни весны, все эти планы слушались с предвзятым благодушием и даже умилением. Так хороши, так свежи были розы!.. Однако, как бы то ни было, из всех этих моих планов ничего не вышло, точнее, остались одни огрызки...[12]
Есенин в роли чувствительного мечтателя — зрелище занятное. Крестьянский паренек, малый бойкий и озорной, вдруг декламирует «как хороши, как свежи были розы». Что скажут советские критики: ведь это непорядок — у пролетарского поэта — «дворянская идеология»!
Другой номер была инсценировка «Как хороши, как свежи были розы». В темной комнате, освещенной свечой на столе, лунным светом из морозного окна и красным пламенем камина, я сидел, гримированный под Тургенева, и говорил эти удивительные тургеневские слова. Когда доходил до того места, где: «И вижу я себя перед низким окном загородного русского дома», — раздвигалась стена и представала картина: он стоял перед окном в костюме онегинских времен, она сидела у окна, «опершись на выпрямленную руку, и долго и пристально смотрела на небо, как бы выжидая появления первых звезд»... Световые эффекты были восхитительны: земский техник устроил при помощи деревянного корыта реостат, так что действительно было видно, что» летний вечер тает и переходит в ночь». Видение кончалось, когда рассказ возвращался к действительности. Когда доходило до слов: «Встают передо мной другие образы», — раздвигалось другое место стены, и там за чайным столом картина «семейной деревенской жизни». Мать сидела за самоваром, в сторонке «две русые головки», и «руки их сплелись», «а в глубине уютной комнаты» на клавишах картонного пианино лежали «другие, тоже детские руки», в то время как за сценой ланнеровский вальс, к сожалению, заглушал «воркотню патриархального самовара», чтобы из публики его было слышно...[13]
Своих гостей Штык держал, по-видимому, в субординации. Кто-то уселся за залитый ликерами рояль. Штык стал в позу — голова назад, одна рука прижата к груди, другая на отлете. Он выждал, когда наступит совершенная тишина, и начал: Как хороши, как свежи были розы... И гении сжигают мощь свою На алкоголе, символе бессилья.
Божественный Игорь, хоть и был человеком талантливым, но с подонками литературы у него всегда была какая-то тесная связь.[14]
<Заканчивая письмо, В.А. пишет:> «За окном моей комнаты угасает розовый закат и сгущаются сумерки. „Как хороши, как свежи были розы!..“ — вспоминается мне и хочется долго, тихо плакать. Но я превозмогаю себя, зажигаю свет и принимаюсь за свои работы — единственное, что ещё удерживает меня при этой жизни».[15]
Много лет спустя директор казино «Цезарь Палас» в Лас-Вегасе, рослый выходец из Эстонии, коротко знавший Северянина, утешая меня после проигрыша, покажет тетрадь стихов, принадлежавшую его жене, вероятно, возлюбленной поэта, исписанную фиолетовым выцветшим почерком Северянина, с дрожащим нажимом, таким нелепо трепетным в век шариковых авторучек. Вернуться в дом Россия ищет троп. Как хороши, как свежи были розы, Моей страной мне брошенные в гроб! Расплывшаяся, дрогнувшая буковка «х», когда-то прихлопнутая страницами, выцвела, похожая на засушенный между листами лиловато-прозрачный крестик сирени, увы, опять не пятипалый...[16]
В песнях Иванова все повернуто к людям, к народу, живущему на окраинах городов, в деревнях, занятому трудом и сохраняющему связь со своими тетками, дядьями и другими родичами, с природой. Мне неловко оперировать словами «русский дух», скорее я скажу — народным духом повеяло с эстрады. Олег сделал целый ряд новых вещей к этому вечеру. Великолепно пела Тамара Гвердцители, изумительно спел романс на слова Бальмонта «Как хороши, как свежи были розы» Иосиф Кобзон. Честно говоря, не думал, что эти стихи можно положить на музыку, но если два талантливых человека работают над вещью — всё получается.[17]
— Да, наша русская литература, — вздохнул инспектор, — пала! А раньше-то? А Тургенев? А? «Как хороши, как свежи были розы». Теперь так уж не напишут.
— Куда! — прохрипел дворянин Дудукин. — Прежде дворяне писали, а теперь пошел разночинец.[18]
Не помню, сколько времени проходит, но меня неожиданно огорошивает собственное мое имя, произнесенное где-то за глухой стеной. Едва не сбив с ног моего коллегу, несусь на сцену с оторопелым видом и нелепыми движениями. Вот оно — жуткое мгновение! «Как хороши, как свежи были розы», — звенит мой и не мой как будто, а чей-то чужой голос. Говорю прекрасные слова тургеневского стихотворения в прозе, а сердце так и пляшет, так и скачет в груди. Кончено. Начинаю стихи.[19]
ОНА (сидя за пианино, перестав играть): Как хороши, как свежи были розы… И они завяли, и их выбросили, безжалостно, жестоко, как негодную ветошь, (встает.) Так гибнут смятые жизнью души. Жизнь идет, проходит, уходит… (Поправляя волосы и вырывая один.) Кажется, уже виски серебрятся. <...>
ОНА: Как хороши, как свежи были розы… Именно «как свежи были розы»… как свежи были силы… личные силы, общественные, народные… Неужели светлое время надежд прошло безвозвратно?[20]
Вот прочитал стишки, а черти где и черти когда, хоть зарежьте, не помню. Но самое смешное — одна строчечка из этого стишочечка пристала ко мне, как банный лист. Куда, понимаете ли, ни пойду, в кооператив или, извините за выражение, в другое место, а в голове зудит и зудит: «Как хороши, как свежи были розы...»
Вы понимаете?
Вот теперь, как говорится, зима. В нашей коммунальной квартире канализация не действует, электричество выключено, свечи горят, центральное отопление лопнуло, холод собачий. А я сижу, как архиерей в оранжерее, и мелодекламирую:
«Как хороши, как свежи были розы...»[21]
Кручинин оглядел гостей и улыбнулся:
— Прокурор выставил меня в роли защитника каких-то пахнущих нафталином призраков прошлого. Наверно, и тебе, Грач, я кажусь старомодным. Но ты знаешь, сегодня... Нет не то слово: не сегодня, я вовсе не стыжусь того, что не забыл с гимназических лет: Как хороши, как свежи были розы В моем саду. Как взор прельщали мой, Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой!.. Небось нынче молодые люди не пишут таких вещей в альбомы своим дамам.[22]
...Как хор, ошиб, как свежих груш
И розы ― так же хороши,
Седая ночь, до по́лночи, в ночи́,
Седой зимы далёкие угрозы,
Седая дочь, и внуки без парчи ― Как хороши, как свежи были розы![24]:288
— Михаил Савояров, «Как хороши» (из сборника «Оды и Пароды»), 1916
«Как хороши… как свежи… были розы…»
Потом… О, Боже! Я дрожу,
Так стены мрачны и угрюмы —
Я в депутаты прохожу.
И… (Позируя, с гордостью) становлюсь любимцем Думы!
Потом (оживляется) Париж! Стокгольм! Экспресс!
Банкеты!.. Лавры!.. и оливы!..
Я пью за мир! и за прогресс!..
И за войну! и за проливы!!!
(Пауза, вздох) «Как хороши, как свежи были розы…»
Но дальше… Дальше!.. Ставка!.. Двор!..
Все совершается так быстро…
Я целюсь правильно в упор.
И… получаю сан министра!..
Сам царь дает мне ордена
Показывает на золотое шитье.
И этот ключ, и эти бармы!.. (Почти с пафосом). Меня боится вся страна!..
И… в струнку тянутся жандармы!!!
(Вздох. Пауза) «Как хороши, как свежи были розы…»
И вот конец пришел всему,
К чему я шел в порыве дерзком…
Меня хватают и… в тюрьму
Везут в мундире камергерском!..
Теперь под суд я попаду,
Пропащим кончу человеком…[25]
— Дон Аминадо, «Весна семнадцатого года» (Политический памфлет в 6-ти картинах с прологом и эпилогом), 1917
С одесского кичмана,
С Тургенева романа
Я вычитал хорошенький стишок:
«Как хороши, стервозы,
Как свежи были розы…»
Теперь они истерлись в порошок.[21]
В те времена, когда роились грёзы В сердцах людей, прозрачны и ясны, Как хороши, как свежи были розы Моей любви, и славы, и весны! <...>
Но дни идут ― уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп…
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб![26]
Похожее в прозе на ерунду
В поэзии иногда
Напомнит облачную череду,
Плывущую на города. <...>
Поэзия, словно разведчик, в тиши
Просачивается сквозь прозу.
Наглядный пример:
«Как хороши, Как свежи были розы».[28]
— Борис Слуцкий, «Похожее в прозе на ерунду...», 1960
↑Мятлев И. П. Стихотворения. Библиотека поэта. — Ленинград, «Советский писатель», 1969 г. — стр.57
↑ 12Тургенев И. С. Произведения в 12 томах. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1982 г. — Том 10. Повести и рассказы. 1881—1883. Стихотворения в прозе. 1878—1883. Произведения разных годов. — С. 167
↑Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах. Том одиннадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (1847—1869). — Л., «Наука», 1990 г.
