Одеколо́н — водно-спиртовой раствор душистых веществ. Парфюмерно косметическое средство, в основном предназначенное для мужчин. Во времена антиалкогольных кампаний в СССР одеколон также использовался как суррогат алкогольных напитков.
Одеколон в публицистике, мемуарах и документальных источниках
Пишут о безудержном распространении проклятого денатурата. В котором в это тревожное время потонет всё, что есть чистого и хорошего в душе русского человека.
«Народ спаивается и отравляется».
Комиссариаты с сумасшедшим легкомыслием широко как никогда раздают направо и налево разрешения на дурман и отраву.
Несколько аптекарей пишут мне, что по воскресеньям у них отбоя нет от солдат, простонародья, баб, которые спрашивают:
— Ладиколончику.
Первые стихотворения его были какие-то чересчур галантерейные. В них много говорилось и о платьях муаровых, о каких-то интервалах брокаровых, дорогих туалетах, изысканных духах, башмаках и перчатках. Потом, вероятно, под некоторым надзором Сологуба, одеколон исчез.[1]
Конец этому положил Артемьев, открывший обширный мужской зал на Страстном бульваре и опубликовавший: «Бритье 10 копеек с одеколоном и вежеталем. На чай мастера не берут». И средняя публика переполняла его парикмахерскую, при которой он также открыл «депо пиявок».[2]
— Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи» (глава Булочники и парикмахеры), 1934
Потом мне рассказали, как все было, сама я ничего не видела, не понимала: оказывается, начальник режима был в головной машине и ничего предпринять не успел, молодой офицер в нашем грузовике отвернулся и делал вид, что ничего не видит, и приказал автоматчику взять тети Варины сумки и обыскать их, меня держали за ноги, чтобы я не перевалилась из грузовика.
— Это не положено! Это нельзя! — Мы забыли про автоматчика, а он стоит с флаконом «Шипра» и смущенно повторяет: — Нельзя этого! Не положено!
Я взяла флакон и разбрызгала одеколон по всему грузовику, теперь и автоматчик, и офицер тоже будут пахнуть «Шипром».[3]
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону.[4]
Злые языки, втихомолку шушукаясь, искали причину <смерти> более простую и нашли, что покойник был выпить не дурак и накануне на клубных выборах глотнул не малую толику, да постоянно имел некоторую склонность к различным "одеколонам".
— А. Смирнов-Рамазанов "Комедиант" // Дело, 1878, 8, 1, 135[5]
И зимой жили хорошо. Сняли городской театр на всю зиму и сдавали его на короткие сроки то малороссийской труппе, то фокуснику, то местным любителям. Оленька полнела и вся сияла от удовольствия, а Кукин худел и желтел и жаловался на страшные убытки, хотя всю зиму дела шли недурно. По ночам он кашлял, а она поила его малиной и липовым цветом, натирала одеколоном, кутала в свои мягкие шали.
Она приподнялась, глаза ее широко раскрылись. И она увидела перед собою лицо Беккерса. Ужасный крик вырвался из ее посиневших губ, и тотчас же она упала снова в обморок.
— Новый обморок! Вот еще несчастье!
Снова пустили мы в ход все средства, какие только знали: воду, уксус, одеколон. Мы держали под самым ее носом персидскую камфару, запах которой заставил бы расчихаться мраморную статую. Она оставалась безжизненной.
Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый — две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый — две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый — две бутылки и два куска туалетного мыла «Аромат девы», двести девятнадцатый — две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый — две и носки, да двести двадцать первый — получил шиш.[6]
― А ты рабочий подросток. Понял? Ты в комсомол хочешь вступать. А я тебе, как другу, советую, не как комсомолец беспартийному, а как другу ― понял? ― ты дурь эту выбрось из головы. Одеколон, галстуки и всякая прочая дребедень ― это мещанство, и я тебе советую забыть об этом, иначе тебе комсомола никогда не видать.[7]
Коряжский вокзал оборудован по последнему слову техники — автоматические справки и камеры хранения с личным секретом, одеколонные автоматы, за две копейки выпускающие густую струю ароматного шипра, которую некоторые несознательные транзитники ловят ртом.
И наш бравый унтер-офицер принимает решение: освежить гостей одеколоном. Ставит посреди комнаты дырявый стул, сажает профессора и обдаёт его физиономию тройным одеколоном из пульверизатора, один конец пульверизатора во флаконе, другой конец у Хаима во рту. Заметьте к тому же, что зубов у него нет. Хаим надувает щёки, дует изо всех сил, извергает на профессора вонючий одеколон и изрядное количество слюны. Но, как только он на секунду прервал процедуру, чтобы перевести дыхание, профессор встал, вынул из кармана платок, вытер лицо и отставил стул, показывая, что процедура окончена. Однако упрямый Хаим ставит стул обратно и приглашает Якоба освежиться тем же способом.[8]
Вениамин Савенко правил свою бритву время от времени на ремне. Душился он после бритья одеколоном «Шипр» или «Кармен» (этикетка «Шипра» была благородно-зеленая, на «Кармен» была изображена фольклорная цыганка-грузинка посреди сидящих по-арабски татар), чтоб краснела и стягивалась кожа. После бритья отец влезал в китель. К воротнику аккуратный офицер подшивал каждый день полоску холстины, сложенную вдвое, складкой вверх.[9]
Что-то я сегодня слишком разынтеллектуальничался спозаранку, жулик католических гамбургеров. Смазал еще более помолодевшие щеки одеколоном «Соваж». Ночью, увидев в ванной этот одеколон, дамочка присвистнула: «Уаху! «Соважем» пользуешься, как я погляжу!» Выглянул из «ванной». Максин уже жевала католический гамбургер.[10]
― Выдумщик! Ой, выдумщик. Он пахнет «Шипром». Это ― противненький одеколон. Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты купил немецкий «Фигаро». Даже «Крымская лаванда» и то лучше, чем твой этот противный «Шипр». Купи «Фигаро», противный мальчик. И она ухватила меня за ухо.[11]
Доходило до смешного. Стоило Марфе один раз обмолвиться, что от запаха одеколона «Шипр» ее тошнит, как Сергей моментально купил его и начал усиленно поливаться именно им. Единственный человек, который не уставал повторять ему: «Ты дурак», ― была Настя, дочь Володи и Люси.[12]
Я тоже голосую за закон,
свободный от воров и беззаконий,
и пью спокойно свой одеколон
за то, что не участвовал в разгоне
толпы людей, глотающей озон,
сверкающий в гудящем микрофоне.[14]
Я завтра брошу пить, вот удивится свет!
Прочту десяток книг и натяну вельвет.
Я выдавлю прыщи и патлы подстригу,
Тройной одеколон для рожи сберегу.
— Юрий Шевчук, "Я завтра брошу пить" из альбома "Кочегарка", запись 1985 года
Листья роняет вяз, осень пришла опять.
Ты как столб долговяз, как бутылка ноль семьдесят пять.
Ты смотришь свой собственный сон, смакуя надежды тень.
Ты пьёшь одеколон, ты ждёшь настоящий день.
А я ни от чего не отказываюсь! Всё добро! Всё на пользу! Ничем не брезгую. А в одном доме хотели надо мной насмешку сделать — вместо водки поднесли рюмку одеколону. Ничего, я выпила, да ещё поблагодарила. От него ведь вреда-то нет, от одеколона.