У этого термина существуют и другие значения, см. Липа (значения).
Липа (лат.Tília) — крупное долгоживущее и выносливое дерево, распространённое в средней климатической полосе. Широко культивируется для озеленения городов и парковых посадок. Цветы липы (липовый цвет) обладает тонким приятным запахом. Растение имеет широчайшее применение: лекарственное, медоносное, пищевое и техническое (древесина). Высоко ценится также целебный липовый мёд.
Возвышенный кряж средней России, отделяющий притоки Дона от рек, впадающих в Волгу, покрыт почти сплошь липовым лесом. Отсюда липа идет к северу до верховьев Ветлуги...[1]
В наши времена много таких мест <...>, где люди от липовых лесов получают пропитание и живы липой потому только, что дикие пчелы любят деревья эти, носят сюда мёд и приготовляют воск.[1]
― Липа ― дерево важное, ― говорил Егор, шагая по заросшей лесной дороге. ― Она в прежние-то времена, сынок, пол-России обувала, с ложечки кормила да сладеньким потчевала.[2]
...голые липы тяжело роняли на землю увядающий цвет. Белые, будто женское тело, стволы тускло светились в зелёном сумраке, и земля под ними была мокрой от соков, что исправно гнали корни из земных глубин к уже обреченным вершинам.[2]
Липа сама себя холит, сама бережет, сама себя и оденет так, что ни ветры и ни морозы лютые самые не страшны.[3]
— Константин Яковлев, «Законом разума и сердца», 1977
...шли предки наши в леса-липняки ― раздевали красавицу липу: холода заставляли самих одеться, чтоб не пропасть, выжить в месте суровом.[3]
— Константин Яковлев, «Законом разума и сердца», 1977
С молоденьких липок снятое лыко мочили, из мочала того веревки, рогожи да лапти плели ― простые и двойные, с подковыркой и с подплеточкой.[3]
— Константин Яковлев, «Законом разума и сердца», 1977
Липовый лес иногда называют медовой рощей. <...> Тот, кто хоть раз побывал в такой роще во время цветения, на всю жизнь запомнит удивительный тонкий аромат.[4]
— Аркадий Кощеев, «Царство флоры», 1982
...из ее лыка изготовляли сотни миллионов пар лаптей в год, она обеспечивала этой обувью почти всю страну от мала до велика. Для этого приходилось губить огромное количество молодых липок...[4]
— Аркадий Кощеев, «Царство флоры», 1982
Глядя на жёлудь или орешек липы, не представишь тот могучий дуб или пышную липу, которые спрятаны в этих плодах, хотя облик их уже в них заложен.[5]
В лесах Среднего Поволжья произрастает в основном липа сердцевидная, или мелколистная (Tilia cordata). Это дерево высотой 25 ― 30 м с широкой раскидистой кроной растет вместе с дубом, кленом, ясенем и другими породами. На более подзолистых плодородных почвах местами образуются почти чистые липняки. В первые годы липа растет медленно и к 10 годам достигает высоты 2-2,5 м. В густых насаждениях она начинает цвести в 20-25 лет, а на открытой местности ― в 10-15. Соцветие состоит из 3-15 цветков, каждый из которых имеет пять лепестков, столько же чашелистиков и очень много тычинок. Плоды шаровидные, гладкие, мелкие. В среднем липа зацветает 2 июля (продолжительность цветения ― 14 дней). При отсутствии болезни цветет ежегодно, но средневозрастные деревья выделяют нектар нестабильно, максимально ― в возрасте 70-90 лет/[6]
Липа является мощным эдификатором, трансформирующим и фитоклимат, и почвенные условия. Соответственно формируются специфическая растительность нижних ярусов, мико- и микрофлора, почвенное население, меняется направленность возобновительного процесса. Существенные изменения происходят в том случае, когда липа подселяется в биогеоценоз под полог других древесных пород. <...>
Эдификаторная роль липы отчётливо проявляется в формировании сложной парцеллярной структуры в биогеоценозах, в которых древостой сложен несколькими древесными породами.[7]
В лесу почти ежегодно появляются многочисленные всходы липы, но процесс семенного размножения часто нарушается. Причинами могут быть неблагоприятные погодные условия, поедание семян мышевидными грызунами, массовая гибель всходов в результате грибных заболеваний, задернение, уплотнение и иссушение почвы, сильное затенение и т.д. Кроме того, у липы есть «критические периоды», когда она становится особенно уязвимой. <...> одним из таких периодов считают фазу выхода на открытый воздух интенсивно растущего соцветия и формирующихся цветков.[7]
― Из чего же делают лыко?
― Из луба молодых липовых деревьев; весной надрезывают на молодых липах кору, и она потом легко сдирается, а под ней лежит луб, из которого выходит и лыко, и лубье для коробок; мочало же делается из луба с веток; потом лыко мочат в воде, а к осени вынимают и сушат. Вот и все производство, а много людей живут этим нехитрым промыслом! По берегам Ветлуги целые леса лип, и на лыко идет только молодой лес, который скоро опять вырастает.[8]
В лесах, в смеси берез, осин, рябин, попадается липа иногда в таком множестве, что липовые деревья вырастают семействами, целыми сплошными лесами. Возвышенный кряж средней России, отделяющий притоки Дона от рек, впадающих в Волгу, покрыт почти сплошь липовым лесом. Отсюда липа идет к северу до верховьев Ветлуги ― притока Волги и Юга ― притока Северной Двины. Здесь, на другом водоразделе земной возвышенности, начинается краснолесье сплошное, кончается область липы ― любимого дерева Петра Великого, насадившего собственными руками большие сады в Петербурге, Киеве, Воронеже, Полтаве, Петергофе, Риге ― сады лип, составляющих одно из важнейших дерев русского сельского хозяйства.[1]
Липа цветет нежным, душистым цветом, целебным как всем известное потогонное средство и, между прочим, весьма любимым пчелами. Дикие пчелы очень охотно водятся в липовых лесах, а потому там процветает пчеловодство. В самые древние времена славяне, живя в лесах и называясь за то древлянами, платили дань мёдом и воском. В наши времена много таких мест в подобных лесах, где люди от липовых лесов получают пропитание и живы липой потому только, что дикие пчелы любят деревья эти, носят сюда мед и приготовляют воск. Лучший мёд ― благовонный, рассыпчатый и белый, почти как снег, называется липовым и набирается пчелами с липовых цветов. В липовых дуплах пчелы строят ульи; из липовых колод, или кряжей, пчелиные борти ― искусственные ульи для тех пчелиных роев, которые отделяются и отлетают прочь от главных роев. Чем выше на деревьях борти, тем лучше для пчел: иногда подняты они от земли сажен на 5 и на 6.[1]
Из липового дерева, очень мягкого и нежного ― и лагуны, то есть выдолбленные ведёрки для хранения меду, для ссыпки зерна (особенно семенного), и множество всяких изделий от ложки до чашки для домашнего крестьянского обихода. Из бревен жгут самый лучший поташ ― щелочную соль, пригодную на множество потреб в общежитии. Но всего этого еще очень мало. Десятки тысяч народу находят в липовых лесах себе пропитание только потому, что липа, как и всякое другое дерево, состоит из коры, луба, древесины и сердцевины. Древесина идет на постройки (зданий) и поделки (крестьянской деревянной посуды). Из молодого луба, то есть волокнистого, неокрепшего подкорья, получают лыко (дерут лыки). Из старого луба, со старых лип, сдирают мочало. Из лык молодых деревьев плетут лапти ― обыкновенную русскую обувь, а подковыривая лыковое плетенье верёвками из старых канатов, получают эту дешевую обувь дома, непокупную. Только в сытых богатых местах русские крестьяне оделись в кожаные сапоги: во всех лесных местах щеголяют они в лаптях: там, говорят, сосна кормит, липа одевает.[1]
Около заштатного города Троицка, бывшего в начале заселения этой окраины крепостью, и конечно окруженного в свое время громадным лесом (липовым), до наших дней сохранились три липы, прославившиеся на все окрестности. Они выросли из одного корня, но получили общее название «Исколена», объясняемое легендою. В те далекие времена, на это место ходила из крепости, для уединенной молитвы, некая «проста-свята» девка (а по другим сведениям три «простысвяты» девки). Сладострастный прохожий, желавший одну из них изнасиловать, встретил отчаянное сопротивление и за то убил её. «Из колен» убитой и выросли эти три липы, потребовавшие вскоре часовенку с образом и охрану, в виде плетня и наложения клятвенного устрашительного запрета...[9]
Липа сама себя холит, сама бережет, сама себя и оденет так, что ни ветры и ни морозы лютые самые не страшны. Случалось, и яблони, и орешники вымерзали в наших местах, кой-где березы старые гибли, дубы, а липы стояли целехоньки. И ведь охотнее даже растет это дерево, находит себе уют на нелегкой Срединной Руси, чем в западных странах, сравнительно теплых. А что телом, и правда, липа нежна (белее да мягче не бывает, наверное) ― всё от одежды её удивительно теплой, завидной. В лыке да в лубе своем и не чует она капризов погоды, а на жаре только ширится, как на дрожжах, без особо заметных летних и зимних «колец». И человека она выручала одеждой своей. Поневоле шли предки наши в леса-липняки ― раздевали красавицу липу: холода заставляли самих одеться, чтоб не пропасть, выжить в месте суровом. «Лён не родится ― и лыко годится», ― говаривали тогда. С молоденьких липок снятое лыко мочили, из мочала того веревки, рогожи да лапти плели ― простые и двойные, с подковыркой и с подплеточкой. Толстый луб со старых стволов тоже в обделку шел и в моченье да на кровли, на короба.[3]
— Константин Яковлев, «Законом разума и сердца», 1977
Липовый лес иногда называют медовой рощей. Название, конечно, условное, но основания для него есть. Тот, кто хоть раз побывал в такой роще во время цветения, на всю жизнь запомнит удивительный тонкий аромат. В цветущей липовой роще всегда гудят и трудятся пчелы. Они хлопотливо снуют в воздухе, как бы торопясь собрать нектар — ведь цветет липа недолго, через две недели им здесь уже нечего делать. Хорошая рабочая пчелиная семья собирает за это короткое время до 50 кг липового меда, а при особо благоприятных условиях вес улья может увеличиваться на 10-11 кг в день. Одна столетняя липа может дать за время цветения 10-15 кг меда, или до 1000 кг с гектара липового леса. Но высокопродуктивно далеко не каждое дерево. Считается, что липа начинает давать нектар в возрасте 20-25 лет и продолжает давать до 100-120 лет.[4]
— Аркадий Кощеев, «Царство флоры», 1982
Липа не только медонос; верой и правдой служила она человеку многие века. Хозяйственное значение липы очень велико, и трудно перечислить все, не упустив какого-нибудь важного применения. На Руси из ее лыка изготовляли сотни миллионов пар лаптей в год, она обеспечивала этой обувью почти всю страну от мала до велика. Для этого приходилось губить огромное количество молодых липок: только такое лыко годится на лапти. Луб более старых лип применялся для изготовления коробов и лукошек, на отделку саней и телег. Значительную часть луба использовали для получения мочала, которое шло в мебельном деле для набивки матрацев, диванов и подушек, а также на изготовление веревок, рогож и кулей.[4]
За воротами Готенбургскими есть липовая аллея: единственное гулянье. Я прошел по ней несколько раз с печальным чувством. Липы Шведские так тощи и худы в сравнении с липами Британии!
…Осенью вальдшнепы часто держатся в старинных липовых садах. Таких садов у нас в Орловской губернии довольно много. Прадеды наши, при выборе места для жительства, непременно отбивали десятины две хорошей земли под фруктовый сад с липовыми аллеями. Лет через пятьдесят, много семьдесят, эти усадьбы, «дворянские гнезда», понемногу исчезали с лица земли, дома сгнивали или продавались на своз, каменные службы превращались в груды развалин, яблони вымирали и шли на дрова, заборы и плетни истреблялись. Одни липы по-прежнему росли себе на славу и теперь, окруженные распаханными полями, гласят нашему ветреному племени о «прежде почивших отцах и братиях». Прекрасное дерево — такая старая липа... Ее щадит даже безжалостный топор русского мужика. Лист на ней мелкий, могучие сучья широко раскинулись во все стороны, вечная тень под ними.[10]
Я прибыл в Новоспасское в добром здоровье, но скоро начал чувствовать, что аппетит и сон начали исчезать. Желая поддержать себя, я для гимнастики начал маленьким топором рубить лишние липы, коих было множество, чтобы дать простор дубам, вязам и другим деревьям. Нет сомнения, что я надсадил себя; я начал чувствовать болезненные ощущения в брюхе.
Бабушкины правнуки обожали старушку, да и как им было не любить её! Чего-чего только ни знала бабушка, чего-чего только не рассказывала она им!
Бывало, идёт она с ними по саду и говорит:
— Вот посмотрите, де́тушки на этот бук — ему четыреста с лишком лет! <...>
А вот и липа, которую посадила сама бабушка у самой кладбищенской ограды, — её листок показал детям стройную молодую девушку, а рядом с ней красавца в белой одежде: это бабушка со своим женихом, белым рыцарем. Как они оба счастливы и прекрасны! Падает бабушкина слеза на эту страницу, и оживает липовый листочек, и делается он зеленее и светлее всех своих братьев, что остались на ветвях липы.
— Екатерина Балобанова, «Бабушкин дом» (Легенды о старинных замках Бретани), 1896
Глядя на жёлудь или орешек липы, не представишь тот могучий дуб или пышную липу, которые спрятаны в этих плодах, хотя облик их уже в них заложен. Вот так не видишь и то, что заложено в каждой встрече в лесу, что из нее со временем прорастет и чем обернется. Всё окружающее скрывает в себе гораздо больше, чем кажется нам на первый взгляд. Чем интереснее человек, тем интереснее всё, о чем он рассказывает: и лес, и звери, и птицы.[5]
Вот и лес. Тень и тишина. Статные осины высоко лепечут над вами; длинные, висячие ветви берёз едва шевелятся; могучий дуб стоит, как боец, подле красивой липы.
Осмотрев дом, Лаврецкий вышел в сад и остался им доволен. Он весь зарос бурьяном, лопухами, крыжовником и малиной; но в нем было много тени, много старых лип, которые поражали своею громадностью и странным расположением сучьев; они были слишком тесно посажены и когда-то — лет сто тому назад — стрижены.
Все эти места давно были знакомы Юргену по рассказам, услаждавшим для него долгие зимние вечера, и вот, теперь он сам увидел и двор, окружённый двойными рвами, деревьями и кустами, и вал, поросший папоротником. Но лучше всего были здесь высокие липы, достававшие вершинами до крыши и наполнявшие воздух сладким ароматом. В северо-западном углу сада рос большой куст, осыпанный цветами, что снегом. Это была бузина, первая цветущая бузина, которую видел Юрген. И она, да цветущие липы запечатлелись в его памяти на всю жизнь; ребёнок «запасся на старость» воспоминаниями о красоте и аромате родины.
Тотчас же по приезде Севастьян Игнатьич стал жаловаться, что у него вздохи точно клещами зажало, но за лекарем не послал: думал, что и без лекаря от липового цвета пройдёт. А через неделю Арину Михайловну постигло великое горе, о котором она и в мыслях никогда не держала: Севастьян Игнатьич скончался.
...няня прикладывала к голове Серёжи уксусные компрессы, ставила горчичники, поила липовым цветом, словом сказать, впопад и невпопад употребляла все средства, о которых слыхала и какие были под рукою.
К ночи началась агония.
Это было в липовой роще, граничившей с графским лесом.
Липы стояли в полном цвету. Дюжина крестьянских мальчиков, забравшись на них, срывали ветки с цветами и бросали на землю, где их подбирали в корзинки две женщины.
Старший лесничий велел сторожам стряхнуть детей с деревьев, несмотря на страшную высоту, и в то время, как они ползали перед ним, кто с окровавленной головой, кто с поврежденной рукой или ногой, он собственноручно бил двух несчастных женщин, между которыми Хопп узнал невесту «Рыжаго».
Затем Хопп получил приказание их всех отправить в суд. Это было последнее приказание, отданное старшим лесничим. Через неделю после этого Хопп нашел его в той же липовой роще мертвым. Он лежал на земле, украшенный липовым венком; его шляпа и охотничья сумка валялись около него, полные липовыми цветами. Прекрасное ружье лесничего было заменено старым и скверным.
И зимой жили хорошо. Сняли городской театр на всю зиму и сдавали его на короткие сроки то малороссийской труппе, то фокуснику, то местным любителям. Оленька полнела и вся сияла от удовольствия, а Кукин худел и желтел и жаловался на страшные убытки, хотя всю зиму дела шли недурно. По ночам он кашлял, а она поила его малиной и липовым цветом, натирала одеколоном, кутала в свои мягкие шали.
Тополя мерцали смолистыми липкими листьями. Беседка из больших столетних лип, бывшая недалеко от садового чана, невольно поманила ее, и она села там на скамью, вернее, на доску, врубленную между двумя огромными стволами лип, росших почти рядом. В одной из них было дупло, и в нем роились дикие пчелы. Они прилетали и улетали, как бы выполняя посланнические поручения. Ирина Сергеевна дремотно слушала их озабоченное бесконечное жужжанье. Солнечный луч, проходя через частую чащу липовых ветвей и листьев, менял свой цвет на зеленоватый, и ронял на белое платье круглые вырезные тени.
...в субботу ― только туман рваться начал, над землей всплывая, ― взял Егор веревок побольше, ножи навострил, топоришко за пояс засунул и подался в заповедный тот лес. За лыком, что ценился по полтиннику за килограмм. И Кольку с собой прихватил: лишний пуд ― лишние восемь целковых. Впрочем, лишнего у него ничего ещё не бывало.
― Липа ― дерево важное, ― говорил Егор, шагая по заросшей лесной дороге. ― Она в прежние-то времена, сынок, пол-России обувала, с ложечки кормила да сладеньким потчевала.
― А чего у неё сладкое?
― А цвет. Мёд с цвету этого особый, золотой медок. Пчела липняки уважает, богатый взяток берёт. Самое полезное дерево.
― А берёза?
― Берёза, она для красоты.[2]
Чуешь, сынок, каким духом тянет? Липовым. Вот аккурат за поворотом этим… Аккурат завернули они за поворот, и замолк Егор. Замолк, остановился в растерянности, глазами моргая. И Колька остановился. И молчали оба, и в знойной тишине утра слышно было, как солидно жужжат мохнатые шмели на своих первых этажах. А голые липы тяжело роняли на землю увядающий цвет. Белые, будто женское тело, стволы тускло светились в зелёном сумраке, и земля под ними была мокрой от соков, что исправно гнали корни из земных глубин к уже обреченным вершинам.
― Сгубили, ― тихо сказал Егор и снял кепку. ― За рубли сгубили, за полтиннички.[2]
Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок,
Пред скамьёй ты чертила блестящий песок,
Я мечтам золотым отдавался вполне, —
Ничего ты на всё не ответила мне.
↑ 1234К. Яковлев. Законом разума и сердца. — М.: «Человек и закон». № 10, 1977 г.
↑ 1234Аркадий Кощеев. Царство флоры. — Свердловск.: «Уральский следопыт», № 3, 1982 г.
↑ 12Николай Сладков. Зарубки на памяти. — М.: журнал «Звезда», №1, 2000 г.
↑И. Н. Мадебейкин, И. И. Мадебейкин. Выращивание липы. — М.: «Лесное хозяйство», № 6, 2003 г.
↑ 12Рысин Л. П.. Липовые леса русской равнины. — М.: Т-во науч. изд. КМК, 2014 г. — 194 с.
↑Ушинский К.Д. Собрание сочинений в одиннадцати томах. Том 4. Детский мир и Хрестоматия. — Москва-Ленинград, «Издательство Академии педагогических наук РСФСР», 1948 г.
↑С. В. Максимов. «Нечистая, неведомая и крестная сила». — Санкт-Петербург: ТОО «Полисет», 1994 г.
↑И. С. Тургенев. «Муму», «Записки охотника»: рассказы. — М.: Детская литература, 2000 г.
