У этого термина существуют и другие значения, см. Мыло (значения).
Мы́ло — твёрдый или жидкий моющий продукт, содержащий поверхностно-активные вещества, в соединении с водой используемый как косметическое средство — для очищения кожи и ухода за ней (туалетное мыло), либо как средство бытовой химии — в качестве моющего средства (хозяйственное мыло). Основными компонентами мыла являются растворимые соли предельных (насыщенных) жирных кислот, например стеарат натрия. Иногда в мыло добавляют различные эфирные масла и глицерин для придания определённой консистенции, цвета, густоты и качеств.
Мыло начали изготавливать ещё в древних цивилизациях, таких как Шумер и Вавилон (около 2800 года до н. э.). Описание технологии производства мыла было найдено в Месопотамии на глиняных табличках, относящихся примерно к 2200 году до н. э. Древние египтяне для гигиены использовали соду. В 1808 году французский химик Мишель Эжен Шеврёль (1786−1889) по просьбе владельцев текстильной фабрики установил состав мыла. В результате анализа оказалось, что мыло — это смесь натриевых солей высших жирных (карбоновых) кислот.
Татары употребляют её (траву) в мытье вместо мыла; поелику трава сия истертая и с водою перемешенная производит пену мылу подобную, то в низовых местах называют ее и Татарским мылом».[5]
— Клара Шарафадина, Флористическая «загадка» А. Н. Островского, или этноботаническая интерпретация «Венка весны для Снегурочки», 2010
Когда мыла не было, рвали мыльнянку, растение такое, и очень хорошо ею всё отстирывали.[6]
Мыло в научно-популярной литературе и публицистике[править]
Фарфоровый или фаянсовыйумывальник, с чистым каждый день полотенцем и с жидким мылом, готовы для вашей услуги. Мыло это, впрочем добротное, пахнет очень нехорошо, так что бельё, вымытое недавно, всегда имеет запах. Снурки к колокольчику проведены из всех комнат. Голландцы для себя живут хорошо, но только для себя: ибо отец, пришедши к сыну, порознь с ним живущему, во время обеда, остановится в дверях, окажет свою надобность и уйдет, не будучи приглашен сесть за стол.[7]
Не обваритесь! ― кричал мне голый батюшка, стыдливо закрываясь руками. А голые негры-банщики, как черти в преисподней, носились среди белых русских тел, скалили зубы и дикими голосами орали! ― Карашо-марашо, бания!…
Нет, англичане ничего не смыслят в нашем тифе. Можно даже сказать, ― ни бельмеса! Я не врач, но хорошо знаю, что кипяток и мыло ― это главное, что нужно для борьбы с эпидемией. А они нас опрыскивают. Все опрыскивают![3]
М. И. Пыляев в своей известной книге о замечательных чудаках рассказывает,[8] что один из этих чудаков, желая сказать: «Ваша лошадь в мыле», говорил: «Votre cheval est dans le savon!»[9] Такими замечательными «чудаками» являются переводчики, не знающие фразеологизмов того языка, с которого они переводят. Многие из них усвоили иностранный язык только по словарю, вследствие чего им неизвестны самые распространенные идиомы.[10]
Родовое название лихнис (от греч. lychnos ‘лампа, факел, светоч’) растение получило за связь с огнём: его волокна, по свидетельству Плиния, использовались в качестве фитиля в лампах; синонимические имена зорька, огненный цвет, огневик, горицвет, бархат — за видные издалека густые ярко-алые бархатные соцветия-щитки, венчающие почти метровый стебель. <...>
В народной среде цветок приобрел иную, вполне прозаическую репутацию полезного в быту растения. «Словарь Академии Российской» давал такое пояснение: «Татары употребляют её (траву) в мытье вместо мыла; поелику трава сия истертая и с водою перемешенная производит пену мылу подобную, то в низовых местах называют ее и Татарским мылом».[5]
— Клара Шарафадина, Флористическая «загадка» А. Н. Островского, или этноботаническая интерпретация «Венка весны для Снегурочки», 2010
Вообрази себе, мой друг, что городом называют здесь грязную улицу, обставленную маленькими кривыми домами, из досок, кажется, цветом похожих на шафран и земляные груши; в лавках рядом с пастилою лежит жёлтое мыло и сальные свечи; у двери вяжет чулок безобразная баба, и перед ней ― о ужас! прегрязные сельди в корыте, и с ними пустые помадные банки.[11]
«Завтра на вахту рано вставать, ― говорит он, вздыхая, ― подложи еще подушку, повыше, да постой, не уходи, я, может быть, что-нибудь вздумаю!» Вот к нему-то я обратился с просьбою, нельзя ли мне отпускать по кружке пресной воды на умыванье, потому-де, что мыло не распускается в морской воде, что я не моряк, к морскому образу жизни не привык, и, следовательно, на меня, казалось бы, строгость эта распространяться не должна.[1]
Человек! Ты смотришь на меня такими сердитыми мыльными глазами, но вспомни наше место в природе, наше искусное устройство: мы кладём яйца и производим живых малюток! Вспомни, что и нам дан завет «плодиться и размножаться»! Мы родимся на розах и умираем на розах; вся наша жизнь — чистейшая поэзия. Не клейми же нас позорным, гнусным именем, которого я не произнесу ни за что! Зови нас «дойными коровками муравьёв», «гвардией розана», «зелёными крошками»!»
А я, «человек», стоял и смотрел на розан и на «зелёных крошек», которых не назову по имени, чтобы не оскорбить граждан розана, большое семейство, кладущее яйца и производящее живых малюток. Мыльную же воду, которою я хотел смыть их — я явился именно с этим злым намерением — я решил вспенить: буду пускать мыльные пузыри и любоваться роскошью их красок! Как знать, может быть, в каждом пузыре сидит сказка?
И вот, я выдул пузырь, большой, блестящий, отливающий всеми цветами радуги; на дне его как будто лежала белая серебристая жемчужина. Пузырь колебался несколько мгновений на конце трубочки, потом вспорхнул, полетел к двери и — лопнул. В ту же минуту дверь распахнулась, и на пороге показалась сама бабушка-сказка![2]
Мальчик не замечал нагара на свечке, не думал о комете, появившейся при нём впервые. Перед ним стояло на столе склеенное блюдечко с мыльной водой, он погружал в неё маленькую глиняную трубочку, брал в рот другой конец её и пускал мыльные пузыри — и большие, и маленькие. Они колебались и переливались всеми цветами радуги, из жёлтых становились красными, из лиловых голубыми, а потом вдруг окрашивались в ярко-зелёный цвет листьев, залитых в лесу лучами солнышка.
— Дай Бог прожить тебе столько лет, сколько пустишь пузырей! — сказала мать.
— Ох, как много! — воскликнул мальчик! — Этой мыльной воды хватит на век!
И он продолжал выпускать пузырь за пузырём.
— Вот летит год! Вот ещё! Гляди, как они летят! — приговаривал он. Два пузыря влетели ему прямо в глаза; как их защипало, закусало, — до слёз! И в каждом пузыре мальчик видел блестящую, ослепительную картину будущего.[12]
— Может, после того как выпьют, добрыми делами занимались?
— Это с какой стороны на какое дело взглянуть. Ежели лакею физиономию горчицей вымажет или жену по всей квартире за косы таскает, то для мыльного фабриканта или для парикмахера это — доброе дело.
Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый — две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый — две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый — две бутылки и два куска туалетного мыла «Аромат девы», двести девятнадцатый — две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый — две и носки, да двести двадцать первый — получил шиш.[13]
На кисло-зелёной воде ставка́ густо напрела куга, осока и стрелолист, объеденные скотом до корней, ― коровы забредали по пузо в воду и вырывали водоросли, сонно жевали их, выдувая ноздрями пузыри, обхлестывая себя грязными хвостами. Тамара, разгребши ряску и гниющие водоросли, стирала с мылом и полоскала халаты, свой и Сонин, затем, скинув с себя верхнее, оставшись в бюстгальтере и трусах ― если это изделие, сработанное из байки и мешковины, можно назвать трусами, ― стояла какое-то время, схватившись за плечи, и, вдруг взвизгнув, бежала в мутную, ряской не затянутую глубь, с маху падала на воду. Чёрным утёнком, быстро, легко, не поднимая брызг, плыла она, рассекая кашу водяной чумы, свисающей с высунувшихся, нарастивших островок подле себя обгорелых коряжин и обглоданных комков водорослей, пытающихся расти по другому разу.
― Бр-р-р-р! ― стоя на мели в воде, обирая с себя ряску, отфыркивалась Тамара и принималась водить по неровному костлявому телу обмылком, ругательски ругала при этом пруд, Украину, нахваливала архангельскую местность.[14]
...О ту пору, на счастье, гастролировал в районном центре, городке, назовем его для простоты Мухосранском, захолустный цирк ― не верите, что ли, думаете: «Заврался, Чиграшов, повело кота на мыло ― снова цирк»? Да, дорогой Лева, снова! Но цирк цирку рознь, я выпью с вашего позволенья, не присоединитесь?[15]
Зато бани у нас всегда были. Разве в ванне вымоешься, как в бане, где такой жар, — все микробы и внутри и снаружи от него гибнут. И без мыла мылись дочиста. Брали золу, заливали водой — через пару дней мыльный раствор готов. А если траву кипятком зальёшь (ромашку, душицу со зверобоем, крапиву, чабрец, полынь) да ополоснёшься — лучше всякого бальзама. Весной и летом в бане листьями растирались, особенно берёзовыми. Зимой — снегом: и свежесть, и польза. А мочалки так делали: папоротника нарвёшь, высушишь, в марлю завернёшь — и трись. Каждую баню новая мочалка. Старики говорили, что в других местах мочалки из липового лыка делают. Но у нас липы не росли. Одежду стирали на речке. Когда мыла не было, рвали мыльнянку, растение такое, и очень хорошо ею всё отстирывали.[6]
Братцы солдатушки, Бравы ребятушки, Что вас сомутило? Не хотите ль мыла?
― Прежде дули в рыло,
Нынче дали мыла, ―
Ишь, залебезило
Грозное начальство
Перед нашим братом.[16]
Помню ― господи, прости! Как давно все было! ― Парень лет пятѝ- шести, Я попал под мыло. Мать с утра меня скребла,
Плача втихомолку,
А под вечер повела
«К господам на ёлку».
На ширмах натыканы плотно
Полотна:
Мыльной пеной цветущие груши, Корабли, словно вафли со взбитыми сливками,
Першеронов ватные туши, Волны с крахмальными гривками
И красавицы в позах французского S, ―
Не тела, а дюшес…[18]
Маршаку позвонивши, я однажды устал
И не евши, не пивши семь я суток стоял
Очень было немило слушать речи вождя,
С меня капало мыло наподобье дождя...[4]
↑ 2,02,1Собрание сочинений Андерсена в четырёх томах. — 1-e издание. — СПб., 1894 г. — Т. 2. — С.288
↑ 3,03,1А. А. Яблоновский, «Гости английского короля» в книге: Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2003 г. — Вып. XIII.
↑ 4,04,1Олейников Н.М. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2000 г.
↑ 5,05,1К. И. Шарафадина. Флористическая «загадка» А. Н. Островского, или этноботаническая интерпретация «Венка весны для Снегурочки». — М.: Acta Linguistica Petropolitana. Труды института лингвистических исследований, 2010 г.
↑ 6,06,1Колпакова О. В. Большое сочинение про бабушку. — Екатеринбург, «Урал», №8, 2011 г.
↑Н. А. Бестужев. Избранная проза. — М.: «Советская Россия», 1983 г.
↑М.И. Пыляев. «Замечательные чудаки и оригиналы». — СПб., 1898 год
↑«Le savon» по-французски – это не просто мыло, а кусок туалетного мыла. Весьма примечательно должна выглядеть лошадь, облепленная этими кусками.
↑Корней Чуковский, «Высокое искусство». Москва: Советский писатель, 1968 год.