Гиби́скус, под которым чаще всего имеется в виду гиби́скус кита́йский, кита́йская ро́за или кита́йский роза́н (лат.Hibiscus rosa-sinensis) из семейства мальвовых (лат.Malvaceae) — красивоцветущий вечнозелёный кустарник высотой до трёх метров с блестящими тёмно-зелёными листьями, по форме напоминающими листья боярышника и крупными цветками до 16 сантиметров в диаметре. Интересно, что несмотря на название «китайская роза», к настоящей розе (шиповнику) растение не имеет никакого отношения, и цветы совсем не похожи на розы, но зато напоминают родственные мальвы.
Родина китайского гибискуса — юг Китая, однако, он широко распространился по другим областям с тропическим и субтропическим климатом. Китайская роза широко применяется в садоводстве как декоративное растение, выведено много сортов с цветами разных оттенков и размеров. В северных областях, в том числе и России, гибискус китайский часто встречается как комнатное или оранжерейное растение.
Под таким же бытовым названием в культуре известно ещё одно садовое и комнатное растение: китайская роза (лат.Rósa chinénsis), которое совсем не похоже на гибискус и не является родственным. Тем не менее, во многих художественных или мемуарных текстах, не изобилующих подробностями, бывает трудно установить, какую именно китайскую розу имеет в виду автор.
В окнах, за кисейными занавесками, увидите вы горшки с геранием, кактусом и китайскою розою, <...> ― словом, куда ни обернись, на что ни взгляни ― всё напоминает царство жизни мирной, тихой, скромной, семейственной и патриархальной.[1]
...усыпанные крупными ярко-красными цвѣтками, большинству читателей хорошо знакомыя, такъ называемыя китайскія розы (Hibiscus Rosa sinensis) здѣсь уже не скромныя деревца внашихъ комнатъ, а очень большія деревья...[2]
На рассвете мама принесла горшок с китайской розой с базара: чем «ночней», тем дешевле там цены. Розу поставили в угол, где она, как девушка, вздрагивала...[8]
Помнишь, когда ты встретил меня после университета и подарил целую корзину гибискусов?[10]
— Никита Коновалов, «Свет небесных тел», 2017
...макрофото, гибискус на окне, я и гибискус, я целую гибискус, я держу его бутончик на ладони, я поливаю его, я удобряю его, ещё раз я и гибискус.[11]
Возвратимся теперь къ аллеямъ и городскимъ насажденіямъ Сингапура: манги и рамбутаны, букеты гигантскихъ, часто граціозно склоняющихся въ разныя стороны, бамбуковъ; усыпанные крупными ярко-красными цвѣтками, большинству читателей хорошо знакомыя, такъ называемыя китайскія розы (Hibiscus Rosa sinensis) здѣсь уже не скромныя деревца внашихъ комнатъ, а очень большія деревья, представляющія такой контрастъ своею густою листвою, съ голымъ, т.-е. стоящимъ большую половину года безъ листьевъ, родственникомъ, нашимъ старымъ яванскимъ знакомымъ, называемымъ хлопчатобумажнымъ деревомъ (Kapok) ― таковъ обычный матеріалъ городскихъ аллей.[2]
Японцы очень ценят длинный (до 20 см) тонкий светло-жёлтый бамбуковый гриб, считая, что он продлевает жизнь, уменьшает вес, понижает кровяное давление и даже предохраняет от рака ― в Восточной Азии эти грибы смешивают с цветками гибискуса и используют как наружное противоопухолевое средство.[9]
Сижу сейчас последние минуты в кабинете, в котором ещё три дня тому назад стоял великолепный петербургский письменный стол из Гос. Совета, ковры, занавески, китайская роза и пр. Сейчас стандартный письменный стол, за которым сидит чиновник, стулья и деревянный деревенский пол.[12]
И видит: висят занавески ― и так в комнате красиво, так дымно и мягко. На рассвете мама принесла горшок с китайской розой с базара: чем «ночней», тем дешевле там цены. Розу поставили в угол, где она, как девушка, вздрагивала от вечного постукивания работающей рядом электростанции.[8]
В изгиб лестницы между прутьями ограды чуть ниже перил вмонтировали большой вазон с финиковой пальмой. Эту пальму бабушка вырастила из косточки, она так разрослась, что уже не помещалась на подоконнике. За нею в школу перекочевали роскошный фикус и китайская роза. Не только наши цветы в школе связывали меня с домом.[13]
— Зинаида Синявская, «Пазлы» (повесть), 2013
На день рождения мне подарили гибискус. Вернее, не готовый гибискус, а набор для его выращивания — экокуб. И вот теперь я понимаю, почему у меня нет детей. Потому что я знаю всё заранее.
Я, старородящая мать, высажу его в октябре. Уже через час я вернусь, чтобы узнать, ну как он там — когда зацветёт? А он еще не проклюнулся через землю. Это нормально? Может быть, он погиб?! У меня начнётся истерика. Потом меня успокоит гибискусолог — так у всех, он появится, ваш сладенький. Я зарегистрируюсь на форумах про гибискус и буду читать всё, что пишут. Потом он наконец появится и начнёт расти. Я буду стоять рядом с линейкой и измерять каждые полдня. А потом он однажды зацветёт... Я заполню память телефона его фотографиями, терабайты снимков его цветочка – все ракурсы, такой свет, сякой свет, макрофото, гибискус на окне, я и гибискус, я целую гибискус, я держу его бутончик на ладони, я поливаю его, я удобряю его, ещё раз я и гибискус.[11]
И всё же десятки сортов роз, редкие и прекрасные гибискусы, пурпуровый шалфей, до бесконечности разнообразная герань, благоухающий дурман с глубокими опаловыми чашечками, наполненными амброзиейбогов, изящные ласточники (в их тонком яде насекомое, упиваясь негой, находит смерть), великолепные кактусы, подставлявшие солнцу свои яркие венчики на утыканных колючками стволах, и ещё тысячи редких, великолепных, никогда не виданных Консуэло растений, названия и родины которых она не знала, надолго приковали её внимание.
В окнах, за кисейными занавесками, увидите вы горшки с геранием, кактусом и китайскою розою, какую-нибудь канарейку или чижа в клетке, ― словом, куда ни обернись, на что ни взгляни ― все напоминает царство жизни мирной, тихой, скромной, семейственной и патриархальной. <...>
Там, где прежде на окнах стояли герани и кактусы с китайскою розою, ныне помещаются пустые полуштофы, косушки и пивные бутылки; белых кисейных занавесок и следа нет; пол захаркан, засыпан табачною золою и давным-давно уже не мыт...[1]
Муар под лампой горел китайской розой, он быле уж так розов, так розов, что, казалось, ещё минута, и по комнате разольётся вялый и сладкий запах. Дальше розы чехла смягчались золотистым газом, словно закатный шафран тронул алую щёку. Ниже, к краю платья, розовое неистовство слабело, меркло и словно стекало неровно бисерными кружевами, розово-золотыми, где, казалось, медлило и застыло коралловое мерцанье, как последний взгляд зимней зари гаснет на звёздах инея.[3]
И Таня думала, но ничего не могла придумать ― у нее не было больше цветов. Тогда толстощекая Женя сказала (она всегда говорила полезные вещи):
― У нас дома, в горшках, распустились царские кудри.
― И у нас, ― разом сказали девочки, ― зацвели на окнах китайские розы и фуксии.[5]
— Рувим Фраерман, «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви», 1940
Он читал книгу, и солнце плавилось со страниц в глаза. Острова окаймлялись лагунами, и белые пляжи соединялись с небом кокосовыми пальмами. Он чувствовал, что пахнет гибискусом,[14] хотя и не знал, как это.[6]
Главная комната. Может, потому главная, что здесь целых три окна и все ― в сад? Может, из-за китайских роз, стоящих в кадках и похожих на деревья? А может, виною полутораспальная кровать, блестящая никелированными шариками, накрученными на такие же блестящие прутья?[15]
― Софи подождет, а они могут перегреться на таком солнцепеке. Скажи, вот ты помнишь, на какой праздник ты мне подарил эти гортензии? – мама оперлась рукой о стол.
― Я часто дарил тебе разные цветы, так и не вспомнить, – папа нахмурился.
― А этот гибискус? – мама махнула рукой в сторону цветка, – Помнишь, когда ты встретил меня после университета и подарил целую корзину гибискусов?
― Конечно, те оранжевые цветы? – папа кивнул.
― Розовые. Ты хоть что-нибудь о нас с тобой помнишь? – она громко вздохнула. – Как замечательно нам тогда было в городе.
― Ну, чего ты начинаешь? Нам и сейчас отлично живётся, – ободряюще сказал папа.[10]
«Он любит влагу и тепло И не выносит помещений Неосвещённых, сквозняков, Неравномерного полива». Тогда сказала я: «Легко!», А продавец: «Хороший выбор!..»
Но тот не цвёл, а зеленел.
Он становился изумрудным.
И ветки всё длинней, длинней.
И разрастались листья крупно.
Я так ждала пусть одного,
Пусть небольшого, но бутона.
Цветок стоял, смотрел во двор
И оставался однотонным...[16]
— Елена Никандрова, «Гибискус», 2017
Красный гибискус. Холст автора, масло.
О, дочь, небесно кроткая, сияй,
Держи светильник выше, гори ярче!
И радость духа в сердце подливай,
Пусть, наполняясь светом, любит жарче.[17]
