У этого термина существуют и другие значения, см. Бамбук (значения).
Бамбу́к (лат.Bambúsa) — род многолетних вечнозелёных растений семейства Злаки (лат.Poaceae), подсемейства Бамбуковые (лат.Bambuseae). Род включает в себя около 140 видов, растущих, в основном, в тропических и субтропических регионах Азии, особенно распространены во влажных тропиках.
Бамбуки очень разнообразны по размеру и высоте. Они имеют одревесневающие стебли (соломины) — высотой от десяти сантиметров до 11 метров, в верхней части сильно разветвлённые, причём, русское название «бамбук» универсально. Его применяют по отношению к любым бамбукам без дополнительного уточнения, от карликового до гигантского. Растут бамбуки очень быстро (до 0,75 м в сутки), представители рода (как и подсемейства) — одни из наиболее быстрорастущих растений на Земле. Листья характерного узнаваемого вида, ланцетные, с очень короткими черешками. Бамбук применяют как строительный материал, для изготовления различных изделий, в том числе духовых музыкальных инструментов (флейт).
В Бенаресе земля дает каждый год по три жатвы. Бурный дождь превращает в сочный луг бесплодную пустыню. Тамошний тростник ― бамбук в шестьдесят футов вышины; тамошнее дерево ― индийская фига, которой один корень разрастается в целую рощу. Под этими громадными растениями живут чудовища. Там тигр бодрствует на берегу реки, подстерегая гиппопотама, которого достигнет он осьмнадцатифутовым прыжком; там целые деревья ломятся и валятся под стадами диких слонов, пробегающих свободным вихрем сквозь чащу рослого леса.[3]
— Валериан Майков, «Стихотворения Кольцова с портретом автора, его факсимиле и статьею о его жизни и сочинениях», 1846
Лорд, во время плавания по реке Пей-Го, заметил, что Китайцы очищали смешанную с значительным количеством ила воду реки, взбалтывая ее в сосудах посредством наполненных квасцами, выдолбленных бамбуковых тростей, в которых с боков находились небольшие отверстия; от этого вода весьма скоро становилась чистою и прозрачною...[4]
— Артемий Рафалович, «Путешествие по Нижнему Египту и внутренним областям Дельты», 1850
Большие лодки выстроены из темно-желтого бамбукового корня, покрыты циновками и очень чисты, удобны и красивы, отделаны, как мебель или игрушки. Багры, которыми они управляются, и весла бамбуковые же. Между прочим, много идет на эти постройки камфарного дерева: оно не щепится.[5]
Но среди препятствий, удерживающих людей от побегов, страшно главным образом не море. Непроходимая сахалинская тайга, горы, постоянная сырость, туманы, безлюдье, медведи, голод, мошка, а зимою страшные морозы и метели — вот истинные друзья надзора. В сахалинской тайге, где на каждом шагу приходится преодолевать горы валежного леса, жёсткий, путающийся в ногах багульник или бамбук, тонуть по пояс в болотах и ручьях, отмахиваться от ужасной мошки, — даже вольные сытые ходоки делают не больше 8 верст в сутки, человек же, истощённый тюрьмой, питающийся в тайге гнилушками с солью и не знающий, где север, а где юг, не делает в общем и 3—5 верст.[6]
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894
Японцы страстные любители цветов и растений: как нельзя себе представить богатой японской аристократический гостиной без роскошной вазы с живыми цветами, так нельзя вообразить и беднейшей японской лачуги, в которой не нашлось бы хотя обрубка бамбука с воткнутым цветком…[7]
Кроме строительных материалов и топлива, леса дают еще ценный поделочный материал для разных резных и художественных изделий; особенное значение имеет бамбук, идущий на многочисленные постройки и поделки. <...>
Свойства вулканических туфов впитывать воду позволяет японцам делать из них искусственные скалы, прививать на них карликовуюсосну, крошечный бамбук и другие растения и, раскидав их на поверхности пруда, создать подобие тех ландшафтов из тысячи островов, какие представляют побережье их отечества. <...>
Любимые темы японских акварелистов ― вулкан Фудзи-яма, летящие журавли, челнок на волнующейся поверхности моря, зимние пейзажи, водопад с птичками, обезьяна, ловящая бабочку, цветущая вишня, бамбук, крыса на виноградной лозе, карпы в воде, среди травы, лягушки, ящерицы и т. п.[8]
Листья цветущего ириса и Tussilago склонились над водою, выше виднеется темная листва вечно зеленых кустарников. Как на горах цветет у него весной азалея и под осень одевается ярким пурпуром клён, летом же над верандой свешивает свои изящные нежно-фиолетовые кисти глициния. Свойства вулканических туфов впитывать воду позволяет японцам делать из них искусственные скалы, прививать на них карликовую сосну, крошечный бамбук и другие растения и, раскидав их на поверхности пруда, создать подобие тех ландшафтов из тысячи островов, какие представляют побережье их отечества.[9]
В древности китайцы не знали бумаги и писали на маленьких кусках бамбука, употребляя вместо пера или кисти тонкий железный резец. Чтобы сделать твердый бамбук более податливым, они слегка обжигают его на огне, не снимая коры. Такие маленькие дощечки, связанные вместе, составляли тома их сочинений. Легко представить себе, как тяжелы и неудобны были подобные книги.[10]
Японский характер очень гибок, податлив, но вместе с тем стоек, как бамбук. <...>
На сравнительно небольшой территории Японии можно увидеть природу самых различных климатических поясов. Бамбук, склонившийся под тяжестью снега, ― вот символ того, что в Японии соседствуют север и юг. <...>
― Труднее всего ткать туман, ― подумав, ответила девушка. ― Знаете, утреннюю дымку над водой, и еще бамбук под ветром, когда каждый листочек в движении.
Стало совестно, что я назвал ремеслом то, чему по праву следует именоваться искусством. <...>
В новогоднюю полночь человек становится на год старше и к тому же переступает некий порог, за которым его ждет совершенно новая судьба. Двери жилищ принято украшать в эту пору ветвями сосны, бамбука и сливы. Сосна олицетворяет для японцев долголетие, бамбук ― стойкость, а расцветающая в разгар зимы слива ― жизнерадостность среди невзгод.[11]
Прошли в темноте мимо нескольких бамбуковых хижин. Из одной доносилось жужжание динамо и стук ключа радиопередатчика. Наконец под крышей! Пусть бушует над головой тропический ливень. Здесь так светло, сухо! Так манят бамбуковые лежанки. Растянуться во весь рост, отдаться долгожданному отдыху. Едва успели мы сменить мокрую одежду, как в хижину вошли двое людей. <...> Так завязался в бамбуковой хижине откровенный разговор с плененным в Дьен Бьен Фу генералом де Кастри. Бушевал тропический ливень. На столе стояла бутылка «дюбоне» и кофейник с крепким кофе.[12]
— Роман Кармен, «Но пасаран!» (часть вторая), 1972
Она всякую почти ночь тихонько вставала с постели и выходила в сад ― я знаю зачем! ― где нередко оставалась по два и по три часа. В первый раз, как после убийства моего бесценного друга ушла она туда по обыкновению, я укусила мужа ее так сильно, что он проснулся. Пробужденный мандарин, не находя жены в постели, встал, пошел в угол, взял свой казенный бамбук и опять лег на кровати. Когда мандаринша воротилась и осторожно подняла одеяло, чтоб занять прежнее свое место, разгневанный супруг схватил ее за руку и стал бить бамбуком изо всей силы, на что имел он полное право по «уставу о десяти тысячах церемоний». Мандаринша кричала; просила его перестать, пощадить ее; клялась, что никогда более не сделает этого, что он уже искоренил весь грех, что она теперь будет любить его и будет ему верна, как в первую ночь по свадьбе.[13]
Что же? Смотрит, ан яичко пусто. Хорошо, если б этим и кончилось! Едва она разбила другое яичко, как из него выскочила большая змея, встала на хвост и зашипела так страшно, что бедная девочка пустилась бежать опрометью, запнулась на дороге о бамбуковое дерево, упала и разбила третье яичко; а из него показалась старуха без головы...
* Бамбук – род толстого тростника, который растёт в виде дерева иногда так высоко, как тополь, и ветви которою поднимаются прямо вверх. В коленцах бамбука находят белую и чистую смолу, которую индейцы называют «бамбуковый сахар» и которая считается весьма целительною. (примечание В. Ф. Одоевского).[14]
По дороге встретили толпу крестьян, с прекрасными, темными и гладкими, претолстыми бамбуковыми жердями, на которых таскают тяжести. Мне хотелось поближе разглядеть такую жердь. Я протянул к одному руку, чтоб взять у него бамбук, но вся толпа вдруг смутилась. Ликейцы краснели, делали глупые рожи, глядели один на другого и пятились. Так и не дали. Я не знаю, с чем сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он приносит там, где родится. Каких услуг не оказывает он человеку! чего не делают из него или им! Разве берёза наша может, и то куда не вполне, стать с ним рядом. Нельзя перечесть, как и где употребляют его. Из него строят заборы, плетни, стены домов, лодки, делают множество посуды, разные мелочи, зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец, его едят в варенье, вроде инбирного, которое делают из молодых веток.[5]
Сейчас я дней на десять поселился в имении у своего дяди, Нила Александровича Скрябина <...> У дяди Нила деверь – капитан корабля и всё время привозит ему заморские диковинки. В оранжерейке при доме у него растут пальмы, бамбук и даже кактусы, в точности как у тебя, только места больше. А в гостиной, где я занимаюсь на рояли, вся обстановка тоже из бамбука, и много всяких странных вещиц – в основном из Китая. Очень хорошо, но жаль, что нельзя так жить достаточно долго.[15]:383
Среди высоких, стройных кокосовых пальм и могучих хлебных деревьев пышно разрослись банановые деревья. Молодые побеги бамбука шелестели и рассказывали волшебные сказки. Огромный бамбук посылал с узловатых ветвей побеги, которые касались земли и жадно пили её влагу.
Веерные пальмы, словно распущенные хвосты гигантскихпавлинов, тихо качались как опахала.[16]
— Знаешь ли ты, сын неба, что такое бамбук? — спросил самый любимый из них.
— Как не знать! — воскликнул Юн-Хо-Зан. — Я часто вижу бамбук в моём саду и люблю отдыхать под его тенью. Высокий, развесистый, тенистый кустарник!
— Вот, вот! Тенистый. С тех пор, как на земле стал расти бамбук, правде очень трудно светить на землю. Потому что у всякого человека есть пятки. Отдыхай себе мирно в тени бамбука, сын неба, и не задавай простым людям таких вопросов. <...>
— Косу-то привязать, конечно, не трудно! — отвечал второй друг детства. — Но что же сделать с походкой? Ты ходишь прямо, как подобает сыну неба. А у простого китайца походка не такая, потому что их бьют бамбуками по пяткам. Простой китаец ходит особенно, с перевалочкой, боясь наступить на пятку.
— Вот так? — рассмеялся Юн-Хо-Зан и прошёлся по комнате на цыпочках, словно у него пятки отбиты бамбуками. — Так я и буду ходить!
— Да, но ты можешь забыться, пойдёшь прямо, и тебя сразу узнают по походке, сын неба! — заметил третий друг детства.
— В таком случае, отколотите меня бамбуками по пяткам, — вот и всё! — воскликнул Юн-Хо-Зан.
Друзья пришли в невероятное смущение и повалились на землю.
— Богдыхана?![16]
Я действую на основании законов! — строго и с достоинством отвечал мандарин. — Статья двенадцать миллионов четыреста семьдесят восемь тысяч двести тридцать девять говорит: «Каждый китаец должен иметь косу», а статья двадцать семь миллионов восемьсот тридцать четыре тысячи триста семьдесят пять говорит: «Каждому сидящему в тюрьме надо брить голову». Я и соблюдаю законы… Да ты уж не собираешься ли рассуждать о законах? Так вот что я тебе скажу, молодой ты ещё человек! Судя по твоей походке, ты, кажется, изведал уже, что такое бамбуки. Смотри, чтоб не пришлось тебе отведать этого ещё раз. Благодари ещё богов, что у тебя есть коса! Ступай-ка отсюда, да когда пройдёшь город, посмотри направо; там растёт отличная бамбуковая роща. Посмотри на неё попристальнее! Ничто так не полезно молодому человеку, как созерцание бамбуковых рощ.
Юн-Хо-Зан поспешил откланяться и ушёл.[16]
Три недели прожили в Батуме... Кругом шумел девственный лес. Орехи и ольхи одевались легким зеленым пухом, птицы пели и перекликались, густые папоротники лезли отовсюду нежными молодыми листами. Внизу громадный банан из увядшего побуревшего ствола выпускал молодой, ярко-зеленый лист. Бамбуки тонкими палками выступали из влажной земли, и, казалось, было видно, как они росли.[17]
— Пётр Краснов, «От Двуглавого Орла к красному знамени», 1922
Согнувшись, я одну за другой срываю с колючих веток продолговатые тяжёлые ягоды. Крапива жжёт ноги. Я не замечаю её укусов. Где-то вблизи послышался разговор. Я отдёрнул от кустарника руки и насторожился. Вот чудак! Да это не здесь. За каменным забором идут по дороге к реке какие-то люди и разговаривают. Это рыболовы. Над забором, покачиваясь, проплывают бамбуковые прутья их удочек.[18]
— Владимир Беляев, «Дом с привидениями» (трилогия «Старая крепость», Книга 2), 1941
Узкая прогалина протянулась на тысячу локтей поперек прорубленного пути. Впереди стояла сплошная заросль высокого бамбука. Блестящие коленчатые стволы поднимались на двадцать локтей, плавно нагибая вниз свои тонкоперистые верхушки. Бамбук рос так тесно, что не было никакой возможности проникнуть в глубь этой густой решетки из прямых, как копья, коленчатых труб. Перед путниками встала непроницаемая ограда. Полированная поверхность круглых стволов была так тверда, что бронзовые ножи путников притуплялись при первых же ударах. Для борьбы с этой стеной нужно было иметь топоры или тяжелые мечи. Обойти бамбуковую заросль было невозможно ― прогалина смыкалась в том и другом конце густой чащи, а бамбуки, насколько было видно, протягивались широким поясом в обе стороны, в туманную даль плоскогорья.[19]
Каждый раз взгляд восхищали новые виды деревьев, сгруппированные так, что и в голову не могло прийти, что их здесь посадили в строго продуманном порядке, рассчитывая на определенное впечатление. Открылся островок с бамбуковой рощицей; на противоположной стороне густой темно-зеленой стеной стояли криптомерии, и бамбук на их мрачноватом фоне казался изысканным букетом в голубой чаше. Прошло не больше получаса с тех пор, как взошло солнце, еще длинные тени лежали на воде и на почве, ярко-зеленый мох у стволов деревьев был весь в капельках от обильной утренней росы, с океана веяло прохладой. Полюбовавшись бамбуковой рощицей, послушав шелест ее листьев, что-то сулящий, успокаивающий, доктор Мокимото свернул на еще более узкую тропинку, ведущую через мангровые заросли.[20]
И вдруг мне пришла в голову некоторая мысль. Я вздрогнул, сжал зубы, но мысль все-таки легко выскочила наружу:
— Я построю лодку, но только самую легкую в мире.
— Самую легкую? В мире? А сколько она будет весить?
— Не знаю... Хочется поднимать ее одной левой.
— Без бамбука тут не обойтись, — сказал Орлов, задумчиво пошевеливая бородой и усами. — Бамбук — самый легкий материал.
— Куплю десятка два удочек.
— Удочки — это прутики. А нужны брёвна.[21]
Наконец свет фонарика снова ослепил меня, и я услышал голос:
— Ну, брат, граммофона нам не видать. Это бамбук! И до сих пор я не могу поверить, что в ту метельную зиму нам удалось найти в Москве бамбук. Но вот глубокой ночью я стоял на дне пропыленного подвала и подавал одно за другим наверх настоящие бамбуковые бревна. Я даже представить себе не мог, что бамбук бывает такой толстый, с удивлением ощупывал узловатые стволы и думал, что Москва действительно город чудес.
Орлов вытаскивал бревна на улицу, а милиционер-художник светил фонариком. Надо сказать, что в эти минуты он как-то стушевался и не смог сразу сообразить, как ему поступать в данной ситуации: как милиционеру или как художнику, поэтому и выступил в роли осветителя.
Когда мы вытащили пять бревен, милиционер-художник несколько раз помигал фонариком и неожиданно сказал:
— Хватит.[21]
Шли недели. Без движения лежал бамбук у Орлова в мастерской.
Посетители спотыкались о него, восхищались таким толстым невиданным бамбуком. Орлов гордился, расхваливал бамбук и мою идею. Прошел месяц, и настроение Орлова переменилось.
— Здесь не чайный склад купца Высоцкого, — шутил он. — Пора превратить бамбук в лодку.
За месяц Орлов совершенно излечился от «бамбуковой болезни». Он подхватил где-то «керосиновую болезнь» — стал собирать керосиновые лампы и в короткий срок набрал столько ламп, что их некуда было ставить. Бамбук же занимал много места и мешал лампам спокойно размножаться.
А я не знал, с чего начать, и, главное, не представлял себе, какой должна быть самая легкая лодка в мире. Я рисовал бамбуковые проекты, а ночами снились мне бамбуковые корабли.[21]
― Лучше вам не вмешиваться. Он взялся за спиннинг, но Крылов продолжал держать удилище, и бамбук выгнулся.
― Пожалуйста, ― попросил Агатов. Он осторожно потянул спиннинг к себе, и бамбук еще больше выгнулся. Крылов подумал, что Агатов сильнее, и вдруг удивился, заметив испуг в его глазах. Крылов шагнул вперед, Агатов отступил, попятился к обрыву.
― Вы что ж это… Подождите, ― забормотал Агатов.
― Яков Иванович, а вы мой должник.[22]
Бронтозавр бродил по огороженному загону и жевал молодые побеги бамбука и бананы. Бамбук привозили грузовыми ракетами из Индии, а бананами нас снабжали фермеры из Малаховки. В цементном бассейне посреди загона плескалась теплая солоноватая вода. Такая нравилась бронтозавру. Но вдруг он потерял аппетит. Три дня бамбук и бананы оставались нетронутыми. На четвертый день бронтозавр лег на дно бассейна и положил на пластиковый борт маленькую черную голову. По всему было видно, что он собирается умирать.[23]
Ты томишься в стенах голубого Китая.
В разукрашенной хижине ― скучно одной.
В небесах прозвенит журавлиная стая,
Пролепечет бамбук, осиянный луной.
Тихо лютню возьмешь и простая, простая,
Как признанье, мольба потечет с тишиной…[24]
— Георгий Иванов, «Ты томишься в стенах голубого Китая...», 1912
Качались так нежно фелюги,
Везущие раненых к пристани,
И кланялся бамбук упругий,
Шелестя изумрудными листьями…[25]
Есть белое и красное киянти.
Какое выпить ночью при луне,
Когда бамбук бормочет в вышине
И тень платанов шире пышных мантий?
Пол-литра белого, ― так жребию угодно.
О виноградное густое молоко!
Расширилась душа, и телу так легко.
Пол-литра красного теперь войдет свободно.[26]
Истомленные мимозы Листья легкие склонили, И шипит бамбук зеленый, Кротко жалуясь на зной. <...>
Спи, дитя, ― и я, бессонный,
Буду долго, долго слушать,
Как над кровлею твоею
Шелестит во тьме бамбук.[26]
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах // Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1978 год — том 14/15. (Из Сибири. Остров Сахалин), 1891-1894. — стр.205
.svg){kind=logo}
