У этого термина существуют и другие значения, см. Гроза (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Апрель (значения).
Апре́льская гроза́ — сильный весенний дождь (ливень), выпадающий на землю во второй месяц календарной весны, в месяце апреле, который сопровождается бурным столкновением циклонических воздушных масс и грозовыми явлениями в атмосфере. Такого рода весенние грозы в средней полосе России и северной Европе случаются реже, чем, например, в мае, классическом месяце гроз. Тем не менее, нельзя назвать апрельскую грозу уникальным явлением, особенно, в третью декаду месяца, когда воздух прогревается уже достаточно сильно.
Апрельские грозы носят радостный, очищающий характер, смывают последние остатки старых снегов, знаменуют собой окончательную победу весны и поворот к лету.
Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось.[3]
— Михаил Булгаков, «Записки покойника (Театральный роман)», 1937
...над самой головой блеснуло, сухо затрещало, как подожженная шутиха, и мелкие раскаты сухого апрельского грома посыпались вниз, напоминая грохот небольшого горного обвала.[4]
— Александр Болдырев, «Осадная запись (блокадный дневник)», 1944
И действительно, первые описания шаровой молнии очень любопытны и при этом не всегда сходятся с описаниями, например, более поздних исследователей. Так, во время грозы 14-15 апреля 1718 года в Куэньоне близ Бреста были замечены три огненных шара, диаметр каждого из которых был более одного метра.[6]
Можно себе представить, как горели у них глаза: сенсационная рукопись эмигранта готовится в ЧК! Книга вышла в начале 1927 года в Берлине в издательстве «Медный всадник». Её ждал безусловный успех. Но тут среди ясного апрельского неба грянул крайне неприятный первый гром: в Гельсингфорсе объявился сбежавший из Советского Союза чекист...[7]
Апрельская гроза в беллетристике и художественной прозе[править]
Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось. В сером новом моём костюме и довольно приличном пальто я шёл по одной из центральных улиц столицы, направляясь к месту, в котором никогда ещё не был. Причиной моего движения было лежащее у меня в кармане внезапно полученное письмо.[3]
— Михаил Булгаков, «Записки покойника (Театральный роман)», 1937
― Эге, ― сказал он, посмотрев тревожно на небо, где над голубыми ёлочками, над купами цветущих каштанов, из-за которых выглядывали синий купол и белые стены прелестной древнерусской церковки, как-то незаметно сгруппировались темноватые тучи, сильно разбавленные свинцовыми белилами, и вдруг вверх, как бы по пороховому шнуру, побежал летучий огонёк, над самой головой блеснуло, сухо затрещало, как подожженная шутиха, и мелкие раскаты сухого апрельского грома посыпались вниз, напоминая грохот небольшого горного обвала. ...Московское время десять часов.[4]
Несутся с бешенством свирепые циклоны, Разгульной вольницей ликует взрыв громов, И в неурочный час гудят на башнях звоны, Но после быстрых гроз так изумрудны склоны Под детским лепетом апрельских ветерков.
Чертогом радости и мировых слияний
Сверкает радуга из тысячи тонов.
И в душах временных тот праздник обаяний Намёком говорит, что в тысячах влияний
Победно царствуют лишь семь первооснов.[1]
Слушать жаворонка трель
И в лазури с ним купаться;
Ликовать, что смог апрель Грома первого дождаться. Солнце льется горячей Над пахучей черной пашней; А в логу бурлит ручей, ― Не унять живых речей О весне ― красе всегдашней.
И прозрачных юных рощ
Воскрешающая нега,
В теплом вздохе ветра ― мощь,
И играет первый дождь
На последних пятнах снега.[2]
.svg){kind=logo}
