У этого термина существуют и другие значения, см. Гроза (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Апрель (значения).
Апре́льская гроза́ — сильный весенний дождь (ливень), выпадающий на землю во второй месяц календарной весны, в месяце апреле, который сопровождается бурным столкновением циклонических воздушных масс и грозовыми явлениями в атмосфере. Такого рода весенние грозы в средней полосе России и северной Европе случаются реже, чем, например, в мае, классическом месяце гроз. Тем не менее, нельзя назвать апрельскую грозу уникальным явлением, особенно, в третью декаду месяца, когда воздух прогревается уже достаточно сильно.
Апрельские грозы носят радостный, очищающий характер, смывают последние остатки старых снегов, знаменуют собой окончательную победу весны и поворот к лету.
— Александр Болдырев, «Осадная запись (блокадный дневник)», 1944
...над самой головой блеснуло, сухо затрещало, как подожженная шутиха, и мелкие раскаты сухого апрельского грома посыпались вниз, напоминая грохот небольшого горного обвала.[5]
— Александр Болдырев, «Осадная запись (блокадный дневник)», 1944
И действительно, первые описания шаровой молнии очень любопытны и при этом не всегда сходятся с описаниями, например, более поздних исследователей. Так, во время грозы 14-15 апреля 1718 года в Куэньоне близ Бреста были замечены три огненных шара, диаметр каждого из которых был более одного метра.[6]
Можно себе представить, как горели у них глаза: сенсационная рукопись эмигранта готовится в ЧК! Книга вышла в начале 1927 года в Берлине в издательстве «Медный всадник». Её ждал безусловный успех. Но тут среди ясного апрельского неба грянул крайне неприятный первый гром: в Гельсингфорсе объявился сбежавший из Советского Союза чекист...[9]
Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось. В сером новом моём костюме и довольно приличном пальто я шёл по одной из центральных улиц столицы, направляясь к месту, в котором никогда ещё не был. Причиной моего движения было лежащее у меня в кармане внезапно полученное письмо.[3]
— Михаил Булгаков, «Записки покойника (Театральный роман)», 1937
― Эге, ― сказал он, посмотрев тревожно на небо, где над голубыми ёлочками, над купами цветущих каштанов, из-за которых выглядывали синий купол и белые стены прелестной древнерусской церковки, как-то незаметно сгруппировались темноватые тучи, сильно разбавленные свинцовыми белилами, и вдруг вверх, как бы по пороховому шнуру, побежал летучий огонёк, над самой головой блеснуло, сухо затрещало, как подожженная шутиха, и мелкие раскаты сухого апрельского грома посыпались вниз, напоминая грохот небольшого горного обвала. ...Московское время десять часов.[5]
– Ну вот, первая весенняя гроза, – заметил Сергей Юрьевич и с чувством начал декламировать «Люблю грозу в начале мая, когда весенний, первый гром...», но после пятой строки сбился и смущённо замолчал.
– Рановато для грозы, – задумчиво заметила Нина Львовна, глядя на меня с таким выражением, точно подозревала мою причастность к этому. – Сплошные аномалии в природе.
Я сидела, держась обеими руками за край стола и изо всех сил стараясь сохранить остатки здравого смысла. «Это просто гроза, — думала я. — Да, сейчас не май, а апрель, но грозы случаются и в апреле. И эта гроза не имеет никакого отношения к Азазелю». Казалось, молния ударила прямо в стекло, несколько человек невольно вскрикнули...[7]
Утро седьмого апреля ознаменовалось сокрушительной грозой. Вообще гроза в апреле — большая редкость, если не аномалия. И было бы, наверное, странно, если бы такая природная аномалия не приключилась в день рождения Розы Иосифовны. Дождь стоял густой холодной стеной, на дворе было непролазно темно, и эту непролазную темень разрывали длинные, слепящие молнии. Грохот, которым отзывались небеса, был воистину катастрофическим. Хотелось забиться куда-нибудь в угол, желательно в шкаф и, зарывшись головой в ворох белья, тихонечко переждать погодную свистопляску. Манька с детства боялась грозы. Завидев на небе темные низкие тучи, она сразу же прибегала домой, под крылышко Ба.[8]
Несутся с бешенством свирепые циклоны, Разгульной вольницей ликует взрыв громов, И в неурочный час гудят на башнях звоны, Но после быстрых гроз так изумрудны склоны Под детским лепетом апрельских ветерков.
Чертогом радости и мировых слияний
Сверкает радуга из тысячи тонов.
И в душах временных тот праздник обаяний Намёком говорит, что в тысячах влияний
Победно царствуют лишь семь первооснов.[1]
Слушать жаворонка трель
И в лазури с ним купаться;
Ликовать, что смог апрель Грома первого дождаться. Солнце льется горячей Над пахучей черной пашней; А в логу бурлит ручей, ― Не унять живых речей О весне ― красе всегдашней.
И прозрачных юных рощ
Воскрешающая нега,
В теплом вздохе ветра ― мощь,
И играет первый дождь
На последних пятнах снега.[2]
.svg){kind=logo}
