Синий фонарь
«Синий фонарь» — философско-сатирический рассказ Виктора Пелевина 1991 года из цикла «Спи».
Цитаты
[править]— Про мёртвый город знаете? — спросил Толстой. |
— Знаете, как мертвецами становятся? — спросил Толстой. |
— Договорились несколько человек напугать своего приятеля. Переоделись они мертвецами, подходят к нему и говорят: «Мы мертвецы. Мы за тобой пришли». Он испугался и убежал. А они постояли, посмеялись, а потом один из них и говорит: «Слушайте, ребят, а чего это мы мертвецами переоделись?» Они все на него посмотрели и не могут понять, что он сказать хочет. А он опять: «А чего это от нас живые убегают?» |
— В общем, жил был один мужик, было ему лет тридцать. Сел он один раз смотреть программу «Время». Включил телевизор, подвинул кресло, чтоб удобней было. Там сначала появились часы — ну, как обычно. Он, значит, свои проверил — правильно ли идут. Всё как обычно было. Короче, пробило ровно девять часов. И появляется на экране слово «Время», только не белое, как всегда раньше было, а почему-то черное. Ну, он немножко удивился, но потом решил, что это просто новое оформление сделали, и стал смотреть дальше. А дальше всё опять было как обычно. Сначала какой-то трактор показали, потом израильскую армию. Потом сказали, что какой-то академик умер, потом немного показали про спорт, а потом про погоду — прогноз на завтра. Ну всё, «Время» кончилось, и мужик решил встать с кресла. <…> Значит, хочет он с кресла встать и чувствует, что не может. Сил совсем нет. Тогда он на свою руку поглядел и видит, что на ней вся кожа дряблая. Он тогда испугался, изо всех сил напрягся, встал с кресла и пошел к зеркалу в ванную, а идти трудно… Но все-таки кое-как дошел. Смотрит на себя в зеркало и видит — все волосы у него седые, лицо в морщинах и зубов нет. Пока он «Время» смотрел, вся жизнь прошла. |
— На одном большом предприятии был кабинет директора. Там был ковёр, шкаф, большой стол и перед ним — зелёное кресло. А в углу кабинета стояло переходящее красное знамя, которое было там очень давно. И вот одного мужика назначили директором этого завода. Он входит в кабинет, посмотрел по сторонам, и ему очень всё понравилось. Ну, значит, сел он в это кресло и начал работать. А потом его заместитель заходит в комнату, смотрит — а вместо директора в кресле скелет сидит. Ну, вызвали милицию, всё обыскали и не нашли ничего. Потом, значит, назначили заместителя директором. Сел он в это кресло и стал работать. А потом в кабинет входят, смотрят — а в кресле опять скелет сидит. Опять вызвали милицию и опять ничего не нашли. Тогда нового директора назначили. А он уже знал, что с другими директорами случилось, и заказал себе большую куклу размером с человека. Он её одел в свой костюм и посадил в кресло, а сам отошёл, спрятался за штору <…> и стал смотреть, что будет. Проходит час, два проходит. И вдруг он видит, как из кресла выдвигаются такие металлические спицы и со всех сторон куклу обхватывают. А одна такая спица — прямо за горло. А потом, когда спицы куклу задушили, переходящее красное знамя выходит из угла, подходит к креслу и накрывает эту куклу своим полотнищем. Прошло несколько минут, и от куклы ничего не осталось, а переходящее красное знамя отошло от стола и встало обратно в угол. Мужик тогда тихо вышел из кабинета, спустился вниз, взял с пожарного щита топор, вернулся в кабинет да как рубанет по переходящему знамени. И тут такой стон раздался, а из деревяшки, которую он перерубил, на пол кровь полилась. |
О рассказе
[править]«Синий фонарь» — это магическая эвокация детской любознательности. Группа мальчиков в летнем лагере проводит ночь, выясняя, что если их жизни — просто сон, а мир вокруг них — химера. Возможно, они даже мертвы, не более чем задержавшиеся здесь недолговечные духи. Возможно, они никогда и не жили. Как и многое в ранней фантастике Пелевина, история заканчивается на замечании, усиливающим трансцендентность, так один из мальчиков пришел в такое блаженство, смотря на синий фонарь, горящий за окном, что его сознание балансирует на грани распада, на грани тишины. | |
"The Blue Lantern" is a magical evocation of childhood wonder. A group of boys at a summer camp spend the night wondering if their lives are but a dream and the world around them a chimera. Perhaps they are even dead, no more than lingering, evanescent spirits. Perhaps they never lived at all. As with much of Pelevin’s early fiction, the story ends on a note of heightened transcendence, with one of the boys lost in a kind of rapture as he peers at the blue lantern burning outside his window, his consciousness teetering on the edge of dissolution, on the very edge of silence.[1] | |
— Джейсон Коули, «Гоголь-гоу-гоу», 2000 |
Примечания
[править]- ↑ Jason Cowley, Gogol a Go-Go // New York Times, 23.01. 2000.
Ссылки
[править]