Отель хороших воплощений

«Отель хороших воплощений» — сатирико-философский рассказ Виктора Пелевина 2010 года. Вошел в авторский сборник «Ананасная вода для прекрасной дамы».

Цитаты

— А где именно в России я должна родиться? — В Лос-Анджелесе, — ответил ангел. Это слово тоже имело смысл, но он мало совпадал со смыслом первого. — Почему? — удивилась Маша. — Тебе сейчас открыт общечеловеческий опыт. Если ты задашь этот вопрос себе, смысловые элементы сами собой соединятся в ответ. Маша не поверила, что может самостоятельно понять такую сложную вещь, но решила попробовать и задумалась. И вдруг случилось невероятное — в её ум со всех сторон ворвались десятки разноцветных слов, понеслись к одной точке и сшиблись в пестрый комок. Тут же она поняла, что ответ ей известен. — Действительно знаю, — сказала она с удивлением. — Да… Те русские, которым отдали в собственность Россию, чтобы они подняли её из праха и ввели в семью цивилизованных народов, они… Они обычно рожают за бугром, чтобы их детям не пришлось всю жизнь жить в этой ебаной стране по собачьему паспорту! — Примерно, — сказал ангел. — Только не надо так выражаться, ты же все-таки будущая дама.

Этикетку коробка украшал непонятный рисунок — комок спутанных ленточек вроде тех, что теледикторы носят на лацкане в международный день СПИДа. Только здесь ленточки были разных цветов, и их комплект как бы напоминал о всех бедах человечества сразу. Еще Маша подумала, что этот комок похож на какую-то недомысль, в которую так и не удалось слиться множеству разноцветных слов. Рядом с комком была надпись: РАЗ НАДО — РОСНАНО! Надпись отражалась в плоском донышке шампанской бутылки — и получался как бы перевод с вавилонского, разъясняющий скрытый в заклятии смысл: !ОНАНСОР — ОДАН ЗАР

Мужчины яростно спорили, по очереди пытаясь в чем-то убедить друг друга. Выглядело это живописно. Сначала говорил рыжеусый. Махая перед собой крупной красной ладонью, он наваливался на лыжника, отчего тот понемногу отъезжал — пока не уперся в спинку дивана. Тогда у него внутри словно сработал какой-то выключатель — и он начал разгибаться, крича на рыжеусого и тыча пальцем в потолок. Рыжеусый стал медленно заваливаться назад, морщась и негодуя, пока не вжался в свой диван — точно так же, как лыжник минуту назад. Застыв в этом положении, он вынул телефон и сделал звонок. Что-то быстро выяснив, он опять стал накатываться на лыжника, убеждая его в чем-то с удвоенным жаром. Лыжник снова поехал назад. Маша поняла, на что это похоже. Спорщики двигались, в точности как два медведя на палочке: они словно пилили нечто лежащее на столе невидимой пилой — рывками, коряво и угловато, но так самозабвенно, что сомнений в успехе предприятия быть не могло. Машу зачаровал этот сидячий балет, и она испытала некоторую досаду, когда спорщики наконец договорились, пожали друг другу руки и открыли бутылку шампанского. <…> Теперь они улыбались друг другу как закадычные друзья — которыми, как догадалась Маша, они вполне могли быть несмотря на всю агрессивность при распиле.

— А что сказал толстый, что они так смеялись? — Он сказал, — отозвался ангел, — что реальную Силиконовую Долину a-la russ уже давно построили — это и есть Рублёвка, потому что у наложниц там силиконовые груди. И производит она весьма востребованный продукт — схемы, только не микро, а немного другие. Поэтому возможна серьезная экономия бюджетных средств.

Она думала, что сидящие перед ней люди пьют шампанское и весело о чем-то говорят. В действительности они занимались созданием причудливых разноцветных облаков, которые окружали их со всех сторон и заполняли собой номер. Первым делом Маша увидела черную тучу, которую вдвоем создавали лыжник и рыжеусый. Она казалась невероятно тяжелой, будто отлитой из свинца, и соединяла их шеи подобием жуткого испанского воротника, из-за чего в их движениях и появлялась доходящая до синхронности слаженность, которую Маша заметила несколькими минутами раньше. Но про это черное облако знали только двое мужчин, погруженных в него головами, а девушки не имели о нем никакого понятия. Девушки создавали свою собственную тучку, которая соединяла их вместе — тоже довольно мрачную, но не такую серьезную, как мужская: если та казалась металлической, то девичья была сделана из чего-то вроде потемневшей манной каши с торчащими из нее коричневыми шипами, на которые напарывалась то одна, то другая (обычно это происходило, когда они украдкой оглядывали друг друга). Точно так же, как девушки не знали про мужской свинец, мужчины не знали про тучку из испортившейся манной каши. И над всем этим в комнате сверкало и переливалось легкое, яркое и нарядное, хрустящее какими-то вкусными льдинками облачко нежно-розового цвета, которое собравшиеся создавали вместе — оно, как Маша догадалась, было их разговором. Сидящие на диванах то и дело отвлекались от этого розового пушистого облачка, чтобы незаметно вдыхать жизнь в свинцовую тучу и облако колючей манной каши — словно какие-то безумные стахановцы, по нескольку раз в минуту перебегающие из одного цеха в другой. Причем по особой густоте и мерцанию облаков Маше было ясно, что в розовое и пушистое, о котором говорят, не верит никто, а вот в свинцовое и колючее, о котором молчат, верят все — хотя на самом деле было не очень понятно, зачем собравшимся верить или не верить в облака, которые они сами прямо здесь же и создают. Потом Маша заметила ещё одну удивительную вещь — у каждого из сидящих перед камином было свое отдельное личное облако. Личные облака были полупрозрачными и бледными, похожими на тени, и увидеть их можно было только приглядевшись. Маша поняла, что это тайные мысли, не всегда ясные до конца самому думающему. Например, у мужчин личные облака казались угрожающе направленными друг на друга. Рыжеусый как бы смыкал вокруг лыжника острые щипцы, собираясь со временем перекусить ему шею, а лыжник сгущал над его головой нечто вроде кувалды, которая должна была неожиданно расплющить ему голову. Однако компаньоны то и дело забывали о делах, и тогда их личные облака начинали принимать форму девушек, сидящих рядом — только в очень неприличных позах. Личные облака девушек были бледнее и проще. Они больше всего напоминали растекающийся птичий помет с тёмной катышкой в центре.

Впрочем, крылья у него тоже были. И ещё, как ни странно, был хвост с каким-то сверкающим украшением на конце — но общечеловеческий опыт подсказал Маше, что после «Аватара» это уже не так позорно.

— Только что я хотел родиться женщиной по имени Маша, но в последний момент передумал. — Почему? — спросила Маша. — Потому что тебе стало тошно. И я не вижу в этом ничего удивительного. Подняться на комке ссаных тряпок и ехать рождаться в Лос-Анджелес, чтобы потом ходить с птичьим говном в голове… И радовать светлые умы, вгрызающиеся в наномир и друг в друга… Юмор в этом, конечно, есть, но довольно инфернальный.