ДПП (NN)

«ДПП (NN)» или «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда» — авторский сборник Виктора Пелевина 2003 года, включивший роман «Числа», повесть «Македонская критика французской мысли» и 5 рассказов «Акико», «Гость на празднике Бон», «Запись о поиске ветра», «Один вог», «Фокус-группа».

Цитаты

	За боем буй, За геем гой. Проснись и пой, и бог с тобой Задрыгает ногой. Товарищ, тырь. Товарищ, верь. За дурью дурь, За дверью дверь. Здесь и сейчас пройдёт за час, Потом опять теперь. <…> Лжедмитрий был Первомамай… — пародия на элегию А. И. Введенского
	— «Элегия 2»

Один вог — это количество тщеты, выделяющееся в женском туалете ресторана СКАНДИНАВИЯ, когда мануал-рилифер Диана и орал-массажист Лада, краем глаза оглядывая друг друга у зеркала, приходят к телепатическому консенсусу, что уровень их гламура примерно одинаков, так как сумка ARMANI в белых чешуйках, словно бы сшитая из кожи ящера-альбиноса, и часики от GUCCI переливающимся узором, <…> вполне компенсируют похожий на мятую школьную форму брючный костюмом от PRADA, порочно рифмующийся с короткой стрижкой под мальчика, но этот с трудом достигнутый баланс парадигм и извивов делается совсем не важен, когда в туалет входит натурал-терапевт Мюся с острыми стрелами склеенных гелем волос над воротом белого платья от BURBERRY, которое напоминает туго стянутый двубортный плащ с косо отрезанными рукавами, после чего Лада с Дианой приходят в себя и вспоминают, что дело не в GUCCI и PRADA, которые после недельных усилий может позволить себе любая небрезгливая школьница, и даже не в BURBERRY с двумя рядами перламутровых пуговиц, а в доведённом до космического совершенства фирмой BRABUS автомобиле MERCEDES GELANDEWAGEN с золотыми символами RV-700, на котором Мюся, как обычно, подъехала со своим другом и спонсором, а Мюся с пронзительной ясностью осознаёт, что секрет совершенного рилифа не столько в знании мужской психологии, анатомии или других гранях трудного женского опыта, сколько, наоборот, в полном отсутствии такового, в крахмальной свежести души и наивной ясности взгляда, связанных <…> с незнанием некоторых вещей, которые Мюся уже не сможет забыть никогда, что при рыночном укладе обстоятельств не гарантирует места в автомобиле BRABUS RV-700 на завтра, так как Лада с Дианой юны и готовы на всё…

— «Один вог»

О сборнике

Виктор Пелевин

	Я далёк от того, чтобы относиться к себе серьёзно. А в никуда нельзя ни завести, ни вывести оттуда. Это наш общий дом с самого начала, понимаем мы это или нет. Иван Сусанин был большим шарлатаном.
	— интервью «Коммерсантъ», 2 сентября 2003

Я пытался написать роман со свободным фокусом, в котором постоянно меняется угол зрения и смещается точка, из которой ведётся повествование. Где, если продолжить аналогию, зашедший пообедать вдруг становится официантом, а потом канарейкой. Я хотел написать роман, в котором героем является присутствие читателя, его внимание, вовлечённое в текст. Оказалось, сделать это гораздо сложнее, чем я думал, может быть, вообще невозможно. Хотя нетрудно написать эссе а-ля Борхес по поводу такого романа. Можно написать такой рассказ или даже короткую повесть. Главное, чтобы приём не выполнял функцию несущей конструкции — всё дело, как мне сейчас кажется, в масштабе.

… всё вместе складывается в нечто вроде метаромана. Не столько в смысле романа и истории его написания, как обычно понимают слово «метароман», сколько в прямом значении «мета» — «после» романа. Роман кончается, а несколько начавшихся в нём второстепенных линий превращаются в рассказы.

Я знал, на что иду, когда писал «ДПП». С самого начала было ясно, что затаившиеся в СМИ извращенцы не простят мне этой книги. Но я всё равно решил дать им неравный бой. И теперь все они сбросили маски, выдали себя, и мы знаем, кто есть кто в нашем литературном и журналистском комьюнити. Если серьёзно, что бы я ни напечатал после такого перерыва, сказали бы то же самое.

2003

	… усиление власти в России, и побег детей бесстрашных 90-х за границу — на некий «вообще-запад», который располагается во всех географических направлениях от России, — всё это для Пелевина приметы завершения пути. Перехода. Пусть даже и ниоткуда в никуда.
	— Александр Гаврилов, «Диалектика пустоты», 1 сентября

Новая книга молодёжного гуру вызывает острое чувство жалости. Гуру в ней не нуждается, но сердцу не прикажешь. Сквозь натужное заглавие, сквозь оформление с изувеченной картиной Серова и засильем латинских букв, к которому Пелевин явно приложил руку, сквозь каждую строку проступают капли авторского пота. Вдохновения нет, писать не о чем, сказать миру нечего, но ведь ещё год-другой — забудут, перестанут издавать, и заложник бренда «Пелевин» писатель Пелевин всё-таки смог. Из ничего, из ниоткуда, из никуда выпек целую книгу. Получился слоёный тортик, <…> вполне виртуальный. Съел, а всё равно голодно и слегка подташнивает. Может быть, поэтому Пелевин на всех фотографиях в тёмных очках — ему просто стыдно посмотреть людям в глаза? <…> От полного позора «ДПП» спасает лишь авторское остроумие. <…> Всех этих находок и наблюдений в самый раз на рассказ, на два рассказа, никак не на роман, никак не на толстую книжку. Пустота играет с писателем злую шутку.

— Майя Кучерская, «Х Р не С»

	Журналисты <…> на сей раз будут разочарованы. Их пригласили в новый отель, а поселили в старом. Лишь слегка подкрашенном. <…> На этот раз мрачные предчувствия Пелевина метафизичны, но ничего пророческого в них нет. Роман ни с чем не совпадёт, ничего не накликает. Эпоха переменилась. А путь из ниоткуда в никуда остался. Очень скучная история.
	— Александр Архангельский, «В краю непуганных покемонов»

Новый Пелевин ещё смешнее, ещё презрительнее, ещё отчаяннее. Он по-прежнему попадает в главные болевые точки так, что становится не больно, а смешно. <…> … я её только что дочитал и жалею об этом. Как всякое новое пелевинское сочинение, она всё время манила меня разгадкой. Всего. Обещала её буквально на следующей странице — в конце я, понятно, ничего нового не узнал, но путешествие по тексту сделало меня веселее, смиреннее и терпеливее. <…> Книга Пелевина — хорошая. Ленин, конечно, скомпрометировал комплимент «своевременная», но она своевременная. Очень точная. После неё я понял, почему Пелевин так прячется. Несдобровать бы ему от прототипов, будь он на виду. <…> Наверняка найдутся и сегодня желающие сказать, что Пелевин деградировал окончательно, что книга его пошлая, что перед нами в чистом виде социальная сатира с философскими отступлениями, которые суть тяжеловесные софизмы; многие не могут простить этому автору его бесспорного чемпионства, многие истово верили, что он сказал всё и закономерно умолк.

— Дмитрий Быков, «Обнаружен Пелевин»

Если поверить версии, что Пелевин три последних года совершал паломничество в Тибет, то ему повезло больше, чем Гоголю после кратковременного паломничества в Иерусалим. Гоголь после этого разучился писать что-либо, кроме писем. Пелевин не разучился. Но и не научился. Перед нами все тот же автор всё с теми же приёмами. <…> Как раз диалектики я и не заметил. Потому что её там нет. Это настойчивое топтание на том же месте без особых прорывов и озарений. За пять лет виртуального отсутствия Пелевина жизнь в России да и во всём мире трагически изменилась.

— Константин Кедров, «Влюблённые числа»

Пять лет — трудная пауза. За это время могут перегореть и поклонники, и таланты. Чего мучительно ждёшь, от того много требуешь. В итоге разочарование неминуемо. «ДПП (пп)» как раз и есть Книга Больших Разочарований (КБР). Кажется, будто читатели взрослеют, а их кумир наглухо застрял в постпионерском отрочестве — со своим блестяще-вундеркиндным стилем и набором примочек;.. <…> Пелевин стал узнаваем и предсказуем. Это пугает. Предыдущему роману — Generation «П», «Диалектика…» приходится родной сестрой, прыщавой и угловатой на фоне старшей — красавицы. <…> Перемены незначительны и связаны не с озарениями Пелевина, но с объективной и довольно-таки скучной ситуацией в современной России. <…> «Порыв ветра, долетевший со стороны Кремля», заставил Пелевина поработать флюгером, не более того. Раньше он (не ветер — Пелевин) легко проносился над землёй, и нас щекотала под ложечкой его обманчивая простота. Теперь он стал всего лишь поверхностным и оскорбляет преданные читательские души своей фальшивой сложностью.

— Елена Ямпольская, «Пионерская правда»

Если бы я был не я, а истовый потребитель голубого сала, надлежало бы написать, что нас одарили грандиозным проектом, предполагающим две интерпретации. То ли Владимир Сорокин, уверившись, что автор «Чапаева и Пустоты» стал таким же классиком, как Толстой, Достоевский и Ахматова (а значит так же, как они, требует глумливой «деконструкции»), соорудил пелевинского клона и отнёс его сальный опус в «Эксмо». То ли, напротив, Пелевин, взяв на вооружение сорокинские наработки, занялся пародийным автоклонированием. Оно вроде бы и резонно: унылое и самоупоённое тиражирование «фирменных» тем, сюжетов и интонаций, наскоро припудренных «актуальными» реалиями, <…> давно и прочно стало уделом многих некогда заслуженно славных писателей <…>. Хороша модель, но, увы и ах, не работает. <…> Прежние работы писателей, ныне задавленных инерцией и суетным желанием не отстать от комсомола, зачастую не потускнели и уж во всяком случае сохранили историко-литературное значение. Писателям этим есть что клонировать и — соответственно — куда падать. Пелевину — некуда. — Алла Латынина писала: «Появление критического разноса Андрея Немзера можно было предсказать с той же вероятностью, как наступление осени после лета: каждый текст писателя вызывает у критика острую аллергию. Но в предыдущих статьях Немзер снисходил до аргументов, на сей же раз критик просто сравнил Пелевина с графом Хвостовым…» и назвала критика зоилом.

— Андрей Немзер, «Ещё раз про лажу»

… этим новым романом Пелевин, наконец, занял своё законное место в паноптикуме русской литературы: место капитана Лебядкина. В «ДПП» проявился во всю свою мощь неистребимый дух Пелевина-графомана. Он сочинил нечто такое, что может по своей графоманской сути сравниться с бессмертными виршами героя «Бесов» Игната Лебядкина. <…> И всё-таки <…> следует отметить, что до капитана Лебядкина ему надо ещё расти. Любопытно, что в виршах Игната как в зародыше заложены сюжетные ходы пелевинских книг. «Любви пылающей граната разорвалась в груди Игната» — разве ж не напоминает резиновый фаллос, разорвавшийся в руках Сракандеева? А «Жил на свете таракан, таракан от детства, и потом попал в стакан, полный мухоедства» — разве же это не буддийский сюжетный ход для всех почитай пелевинских героев? А почему реальному Пелевину надо расти до придуманного Достоевским Лебядкина? — спросите вы. Да потому, что Лебядкин писал коротко. Раз — и всё. Удивишься, возмутишься, плюнешь и забудешь. А Пелевина объёмом в 350 страниц тиражируют в 150 тыс. экземпляров. — вторит Немзеру; комментарий Аллы Латыниной в «Потом опять теперь» (2004): «Хотя Игорь Зотов преследовал цель поразмашистее уязвить автора и явно не задумывался о тех коннотациях, которые придал фигуре героя Достоевского литературный XX век, он нечаянно задел довольно занятную тему…» (см., например, «Стихи капитана Лебядкина и поэзия XX века» И. Сермана, 1981)

— Игорь Зотов, «Пелевин как капитан Лебядкин»

Человек Виктор Пелевин очень диалектичный / дуалистичный. (Наверняка и шизофреник тоже.) Раньше его «инь» и «ян», чёрное и белое, земное и небесное довольно гармонично уживались в одном тексте. Теперь человека поляризовало: тяжёлые котлеты отдельно, парящие мухи отдельно. Первые представлены в книге <…> романом «Числа», повестью «Македонская критика французской мысли» и парой сопутствующих рассказов, и это типа памфлет. Злостная сатира. Вторые представлены тандемом рассказов «Жизнь замечательных людей» и отдельным сумеречным сочинением «Фокус-группа» — и это чистая философская поэзия. Ад, рай, чистилище. Полагаю, что размежевание произошло в результате опять же диалектического процесса: по мере того как реальная жизнь усугубляется, потребность оторваться всё острее.

— Артемий Троицкий, «Из ухряба в киркук», 2 октября

… одной из важнейших причин популярности нашего автора в 90-е годы была оригинальность сюжетообразующих идей. Непременный парадокс (причём всякий раз новый!), взрывающий стандартное течение сюжета, был фирменным знаком писателя. <…> Чего нет в новой книге — так это ни одной эффектной выдумки, которая не была бы задействована раньше. Прежний Виктор Олегович скорее совершил бы харакири, нежели бы допустил такой глобальный самоповтор. «Новый» — строит целый роман на самоповторах. <…> И уж, конечно, ранний Пелевин, человек с чутким отношением к фонетике, автор блистательного эссе «ГКЧП как тетраграмматон», никогда бы не вынес в заглавие тупую аббревиатуру, навевающую лишь одни негативные ассоциации, от ДТП (дорожно-транспортное происшествие) до ЗППП (заболевания, передающиеся половым путём). Пелевин исписался? Увы, тут случай посерьёзнее. Вполне возможно, что уже пять лет как реального Виктора Пелевина нет в живых. <…> В отличие от «Вагриуса», прежнего издателя Пелевина, нынешнее «Эксмо» славится любовью к виртуальным технологиям. Не исключено, что новая книга суть продукт хитроумной компьютерной деятельности: держа в электронной памяти корпус текстов Пелевина, добавляя в базу — посредством сканера — распечатки передач «Эха Москвы» и статеек из глянцевых журналов, а ещё задействовав простейший датчик случайных чисел, издатели теперь могут генерировать якобы-пелевинские тексты и регулярно поставлять их на рынок. Раньше, чем читатель сообразит, что вновь и вновь читает одну и ту же книгу, издательство соберёт с фанатов миллионные барыши. Вероятно, этим и объясняется недавний «наезд» российской Генпрокуратуры на «Эксмо». Правоохранители надеялись принудить издателей поделиться виртуальным писателем. Но издатели свой главный компьютер с «пелевинской» начинкой в центральном офисе, разумеется, не держат. Не на дураков напали.

— Роман Арбитман, «Пелевин как жертва ДПП», ноябрь