У этого термина существуют и другие значения, см. Груша (значения).
Авока́до или Персе́я америка́нская (лат.Persēa americāna), ранее в русском языке также использовали название аллигаторова груша и агакат — быстрорастущее вечнозелёное плодовое дерево из семейства Лавровые, достигающее в высоту 20 м. Ствол обычно прямой, сильно ветвится. Важная плодовая культура. Плоды растения также называются авокадо; их мякоть богата витаминами и важными минеральными веществами. Кроме плодов, используется древесина, которая идёт на изготовление мебели и используется как строительный материал.
Согласно археологическим данным, авокадо культивировалось уже в третьем тысячелетии до нашей эры. Ацтеки называли его ауакатль («лесное масло»). В европейской литературе авокадо впервые упоминается в 1553 году (в форме «агуакате») в книге «Хроника Перу» Педро Сьесы де Леона.
Кстати, об авокадо ― в нашем доме была булочная, её расширили и открыли магазин, где можно купить все буквально, включая авокадо, где оно и было куплено.[6]
Только подойдя вплотную к деревьям, я уразумел, что за плоды на них висели ― да это же авокадо, фрукт, который до приезда в Америку я не пробовал. Я до сих пор не привык к этой экзотике, но решил здесь взять на зубок. Взять-то взял, а потом долго не мог отплеваться ― вкус недозрелого авокадо даже горче, чем вкус недозрелого грецкого ореха.[7]
— Анатолий Шиманский, «Австралия глазами русского, или Почему верблюды там не плюются», 2002
На полях и огородах, обильно поливаемых водой, древние перуанцы выращивали авокадо и гуайяву....[8]
Очень вкусно, если вместо масла использовать мякоть авокадо: размять авокадо серебряной (чтобы не изменился цвет) ложкой; смешать с мелкими кусочками хорошо прожаренного, хрустящего бекона; добавить несколько капель лимонного сока, соль и перец.[9]
— Анатолий Найман, Галина Наринская, «Процесс еды и беседы. 100 кулинарных и интеллектуальных рецептов», 2003
До сих пор я считала, что самая крупная косточка у авокадо, ан нет. Каракома имела внутри здоровенный лаково-коричневый орех, мякоти у этого фрукта или овоща, казалось, не было вовсе.[12]
Журнал принадлежал какой-то параллельной жизни. Он давал советы, где можно купить лифчик всего за двести долларов, как правильно нарезать авокадо...[13]
— Ирина Павская, «Джоконда» Мценского уезда, 2006
Кухня эклектична ― европейская с примесью местной экзотики. Каждое блюдо называется по имени какой-нибудь знаменитости XX века: Марлен Дитрих воплощается в салате из авокадо с рокфором и марципаном, а Шаляпину досталась свинина с соусом из хрена и орехов.[10]
— Остап Кармоди, Антон Ширяев, Прага, 2007
Хопперсы ― нечто среднее между пастой и блинчиками ― подают так же, как на родине: в зелёных мисках, украшенных белыми лепестками, а молочный коктейль ― с мякотью авокадо и листьями.[14]
— Ксения Самарина, Берлин, 2013
Соя ― продукт дешёвый и универсальный: им при желании можно заменить хоть мясо, хоть рыбу, хоть авокадо какое-нибудь, стоит лишь добавить «ароматизатор, идентичный натуральному».[11]
— Василий Авченко, «Кристалл в прозрачной оправе». Рассказы о воде и камнях, 2015
Авокадо в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]
Стол ломился от еды. В центре стояла хрустальная ваза с красной икрой. Виктория аккуратно принялась намазывать икру на ломтик хлеба.
― Не керемендую, ― то ли в шутку, то ли всерьез сказал хозяин. ― Не керемендую, блин. Холестерол. Икру я, блин, только с авокадо ем. Убивает жиры. За кофе разговор стал увядать, а хозяева позевывать. Виктория чуть не плакала от напряжения. <...>
― Говорят, на кремах наварил!
― На кремах! ― свистнул оператор.
― Посмотрел бы я на эти кремы! Небось, наркотой…
И опять все замолчали. То ли икра с авокадо действовала, то ли просто тошно становилось…[5]
Инна слетала на 12 дней в Израиль, повидалась с Мишкой и его семьей и еще кучей родных и друзей, ничего не смотрела, только общалась с милыми сердцу. И вернулась усталая. Два дня полеживала, читала газеты, а сегодня поднялась, сделала сациви и яйца, фаршированные авокадо, ― завтра идем в театр, а потом со знакомыми приедем к нам, первый день Пасхи и давно не виделись. Кстати, об авокадо ― в нашем доме была булочная, ее расширили и открыли магазин, где можно купить все буквально, включая авокадо, где оно и было куплено. А на другом углу нашего же дома ― китайский ресторан, мы иногда там берем еду домой, но готовить любим сами.[6]
На перекрёстке я привязал верблюдов к дереву и отправился через дорогу в сад, откуда доносился шум движка трактора. Только подойдя вплотную к деревьям, я уразумел, что за плоды на них висели ― да это же авокадо, фрукт, который до приезда в Америку я не пробовал. Я до сих пор не привык к этой экзотике, но решил здесь взять на зубок. Взять-то взял, а потом долго не мог отплеваться ― вкус недозрелого авокадо даже горче, чем вкус недозрелого грецкого ореха. Проселочная дорога привела меня на хутор, где за ветхим забором стоял накренившийся двухэтажный дом. На лай собаки вышел ветхий старик и принялся рассматривать меня подслеповатыми глазами.[7]
— Анатолий Шиманский, «Австралия глазами русского, или Почему верблюды там не плюются», 2002
Авокадо в беллетристике и художественной литературе[править]
Они, понимаешь, тонкие. Между прочим, и у нас тонких навалом. Я лично, правда, не видел, но один мужик говорил, что есть. Правда, у нас их дистрофиками называют. Они, понимаешь, стройные. А покорми-ка их вместо всяких авокадо и бананов картошечкой три раза в день, да надень на эту филиппинку вьетнамскую одежку, «челноками» нашими из Турции привезенную прямо из Караганды с итальянскими наклейками, да впусти ее в наш автобус в час пик ― ей сразу места для инвалидов уступать начнут.[1]
Хэлоуэй подошел и сел во главе стола.
― Мы выбирали вина, ― сказал он. ― Сейчас это очень важно. Если неправильно выберешь вино, весь обед покатится под откос, и все вы через два часа будете выглядеть, как свиньи. Тут все засмеялись, и «тягостное молчание» улетучилось. Огромная фигура, добродушные толстые щеки и маленькие цепкие и умные глазки во главе стола внесли гармонию. Вина оказались выбранными правильно, обед заскользил по накатанным рельсам: авокадо с ломтиками ветчины, шримпы, черепаховый суп, почки по-провансальски, шатобрианы ― «Липп» под дирижёрскую палочку Октопуса не давал гостям передохнуть.[2]
«У меня не получились страусы и косточки у авокадо оказались слишком большими», ― печально признался Бог, очутившись по случаю на Земле. Вот так замечательно зацепился в памяти какой-то американский фильм, из которого ничего не помню, а вот на страусов теперь без нежности смотреть не могу. Неудачные вы Его! Лапочки… Такие не фламинго… С тех пор как я поняла, что мне и половины не сделать из того, что должна была и могла, проблема большой косточки авокадо стала мне застить свет. Боюсь неудачи. Я даже специально купила эту Божью поделку, добралась до твёрдой середины. Действительно, можно было и помене… Зато как хорошо лежит в кулаке, как шершавится! А если еще запустить в глаз… Нет, это не вишня и даже не слива… Хотя хорошо бы написать именно про вишню, про то, как она цветет, какой белый дым стоит. Такое счастье набухает внутри, что трещат ребра. Но за вишневый сад и схлопотать можно. Он у нас один ― цветущий, срубленный, в печи стопленный, на все голоса спетый, а потому неча про него… И сливовую косточку не тронь: ею уже сто лет все не может подавиться один невоспитанный, жадный до фруктов мальчик. Обтоптанные, захватанные, залюбленные поля и нивы, люди, львы, орлы и куропатки…
«― Мадам! Все продано. Есть перо от страуса и косточка от авокадо. ― Благодарю вас. Беру косточку». Ночью и пришёл этот авокадовый рассказ.[3]
Яблоко ― плод плодов, и ничего другого ― ни грушу, ни айву, ни хурму, ни какое-нибудь там экзотическое манго и авокадо ― не могла протянуть в раскрытых ладонях первая женщина, предлагая первому мужчине всю сладость мира.[15]
― Что будьете есть? ― Черненькая официантка говорила с очевидным акцентом, возможно испанским.
― Чипсы с соусом авокадо, салат из авокадо с тунцом, а горячее… ― Сергей вопросительно посмотрел на Лизавету, ответного взгляда не дождался и решил вопрос сам: ― «Свиные прелести», два раза.[16]
Экскурсия пошла дальше. Я осталась стоять у витрины, разглядывая экспозицию, посвященную каракоме. Она состояла из нескольких частей. Слева желтело нечто, издали напоминавшее спелый плод манго. Справа лежал он же, разрезанный пополам. До сих пор я считала, что самая крупная косточка у авокадо, ан нет. Каракома имела внутри здоровенный лаково-коричневый орех, мякоти у этого фрукта или овоща, казалось, не было вовсе. Просто кожа, а под ней этакий темный бильярдный шар.[12]
Журнал принадлежал какой-то параллельной жизни. Он давал советы, где можно купить лифчик всего за двести долларов, как правильно нарезать авокадо, на какой заграничный курорт модно ехать в этом сезоне и что из косметики лучше взять с собой. <...> При известной степени экономии кое-какие из них можно было иметь реально, а не только в принципе. А вот доходы в тысячу долларов и веселые проблемы вроде нарезки авокадо для основной массы женщин, особенно провинциалок, таких, как я, все еще существовали в принципе. Какое авокадо, какие курорты! Достаточно было разок пройтись вечером по нашей тёмной разбитой улице и сломя голову проскочить вонючий подъезд.[13]
Когда услышал слово «авокадо»
впервые, в детстве... нет, когда прочёл
его — наверно, у Хэмингуэя
(или Ремарка? или у Майн Рида? —
уже не помню), — в общем, с тех вот пор
я представлял тропическую синь,
и пальмы над ленивым океаном,
и девушку в шезлонге, и себя
у загорелых ног, печально и
неторопливо пьющего кальвáдос
(а может, кальвадóс). Я представлял
у кромки гор немыслимый рассвет
и черно-белого официанта,
несущего сочащийся продукт экватора — нарезанный на дольки,
нежнейший, бесподобный авокадо! <...> И вот вчера я увидал его — В Смоленском гастрономе. Он лежал, нетронутый, по десять тысяч штука. Но что же деньги? Деньги — только тлен, и я купил заветный авокадо, нежнейший фрукт — и с места не сходя, обтёр его и съел...
Какая гадость![4]
