Гуайя́ва, также гуая́ва, гойя́ба или, упрощённо, гуава (лат.Psidium guajava) — небольшое вечнозелёное или полулистопадное дерево, обычно высотой до 3-4 м, изредка может достигать десяти или даже двадцати метров, важная сельскохозяйственная культура, самый известный и распространённый вид из рода Псидиум семейства Миртовые (лат.Myrtaceae).
Наибольшую ценность имеют плоды гуайявы, они круглой, овальной или грушевидной формы, чрезвычайно изменчивые по цвету, консистенции и аромату, с приятным (иногда чересчур сильным) мускусным запахом, с желтовато-белой, ярко-жёлтой, красноватой, зеленовато-белой или зелёной тонкой кожицей. Археологические раскопки, проведённые в Перу, показали, что местные жители выращивали гуайяву несколько тысяч лет тому назад.
На дорогу напирали гуавы, составляя сплошную зелень; дерево это, с ароматическим и вкусным плодом, принесло однако на Таити много зла. Разрастаясь в страшном количестве, оно грозит вытеснить всякую другую растительность острова...[1]
Еслибы на Таити были хорошие колонизаторы, они нашли бы средство прекратить это зло, а так как об этом никто не думает, то гуавы, как неприятельская армия, захватывают ущелья, взбираются на высоты и распространяются все больше и больше.[1]
Когда мы прибыли сюда, нас страшно мучил голод, а между тем нам не оставили ничего, кроме варенья из гуайявы — самого приторного и сахаристого. Не имея другой пищи, мы ели варенье, чтобы как-то обмануть голод.
— Евгений Евтушенко, «Мы — те островитяне...» (из цикла «Фуку»), 1985
Мы видели, что из себя представляют плантации папайи, бананов, гуаявы, манго: ухоженная земля, идеальные ряды подстриженных деревьев, на ветках которых каждый народившийся плод — уже в аккуратной защитной сеточке.[4]
— Ирина Соколова, «Декабрь. Бабочки летают» (заметки о Тайване), 1999
...Если бы те же люди прибавляли, что нет на свете ни приятных, ни неприятных запахов; что аромат розы и вонь ассы фетиды безразличны, потому что и то и другое — не что иное, как колебания частичек вещества; что нет ни хорошего, ни дурного вкуса, так как горечь хинина и сладость гуавы — опять-таки не что иное, как колебания частичек...[9]
Metro Centraal Station. Потрясающий бар с фруктовыми коктейлями и свежевыжатыми соками. По вашему заказу могут приготовить что-нибудь особенно полезное, с огромной порцией витаминов, женьшеня или гуараны. Сочетания вроде земляники с киви и йогуртом или банана с апельсином и гуавой никого не оставят равнодушными.[8]
В продолжение замечаний моих я несколько раз упоминал о богатстве и изобилии острова Луконии; теперь должно сказать, в чем состоит сие богатство. Остров производит в изобилии сарачинское пшено <рис>, пшеницу, маис, горох, бобы разного рода и почти всякую европейскую огородную зелень: арбузы, дыни, апельсины, лимоны, гуавы,[10]ананасы, манго, виноград, которого, однако ж, немного и для вина он не годится; пшеницы бывает здесь две жатвы в год.[11]
— Василий Головнин, «Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе...», 1822
Я чувствовал, что моё сердце остановилось, и я был уверен, что я умру у вас на глазах, Луиз, это хорошо — это счастливо — вы взглянули со слезою в ваших милых глазах, и приподняли оконную раму, и сказали о гуаве, которую вы принесли для моего больного горла.[12]
Что за чудо увидеть теперь пальму и банан не на картине, а в натуре, на их родной почве, есть прямо с дерева гуавы, мангу и ананасы, не из теплиц, тощие и сухие, а сочные, с римский огурец величиною?[13]
Фруктами здесь можно объесться; апельсины, бананы, танжерины, гуавы, — превосходны; но выше всех — «анон», зеленого цвета плод, род фиги или апельсина...[14]
На дорогу напирали гуавы, составляя сплошную зелень; дерево это, с ароматическим и вкусным плодом, принесло однако на Таити много зла. Разрастаясь в страшном количестве, оно грозит вытеснить всякую другую растительность острова; по количеству падающих с него плодов и семен, разносимых всюду птицами и свиньями, кажется, никакое другое растение не в силах вынести конкурренцию с ним. Как огонь поглащает оно траву и мелкие растения, забирая своими бесчисленными зародышами все обильные соки благословенной почвы острова. Еслибы на Таити были хорошие колонизаторы, они нашли бы средство прекратить это зло, а так как об этом никто не думает, то гуавы, как неприятельская армия, захватывают ущелья, взбираются на высоты и распространяются все больше и больше.[1]
Надобно вообразить себе теплое утро, ранний туман, висящий на близь-растущих пальмах и кустах, свежесть чистой как кристал воды, и наконец показавшееся солнце; оно осветило едва видный в прозрачной дали остров Эймео, с его причудливыми пиками, и буруны, ломавшиеся о коралловые рифы и Флеровую одежду железных деревьев; вместе с солнцем, поднимался аромат от апельсиновых рощ и гуавов.[1]
Под ногами струилась река в своих красивых берегах; за рекой поднимался кряж постепенно возвышавшихся гор; с другой стороны возвышение тоже росло, образовывая с первым живописное ущелье. Лес, начавшись вечными гуавами, загустел огромными ви, акациями, апельсинами и сотнями других дерев...[1]
Кстати, можно было и полакомиться фруктами, так как на этой же площади, под навесом из зеленой листвы, были горы всевозможных фруктов, и торговцы-португальцы тут же дремали у своих лавчонок, освещенных фонариками. И моряки с жадностью набросились на невиданные ими доселе ноны, гуавы, манго. Но эти южные плоды показались им слишком пахучими, приторными. Один-другой плод необыкновенно нежной и ароматной белой гуавы, заключенной в зеленую игловатую оболочку, или манго... и чувствуется пресыщение.[2]
Я купила кубинский сок гуава — жуткая гадость. Дима выпил две крохотных рюмочки и его стало тошнить. Еще, конечно, из-за того, что он без зубов и уже несколько дней ест, заглатывая.[15]
— Юлия Нельская-Сидур, Дневник, воскресенье, 25 мая 1969
Выращивание фруктов — очень трудоемкий процесс. Мы видели, что из себя представляют плантации папайи, бананов, гуаявы, манго: ухоженная земля, идеальные ряды подстриженных деревьев, на ветках которых каждый народившийся плод — уже в аккуратной защитной сеточке. Все это приводит к большой себестоимости фруктов и к тому, что тайваньские фрукты не являются конкурентоспособными на международном рынке, хотя качество и вкус у них уникальны и превосходны.[4]
— Ирина Соколова, «Декабрь. Бабочки летают» (заметки о Тайване), 1999
Мы направляемся к «Ла Арболеда», месту паломничества любителей пломбира, жаждущих хоть на мгновение ощутить внутри себя спасительную прохладу. Мое любимое мороженое из гуайявы стоит 30 сентаво. Но мороженица уже не первый день закрыта: дефицит молока.[6]
— Алёна Браво, «Комендантский час для ласточек», 2012
Репарто советико — поселок работающих на Кубе контрактников; тут, как говаривал наш национальный герой Кощей Бессмертный, русским духом пахнет. Вот уж точно — русским, хотя вокруг пальмы и деревья гуайява, а обитателей здешних пятиэтажек не растрогаешь воспоминаниями о берёзке, разве что о валютной...[6]
— Алёна Браво, «Комендантский час для ласточек», 2012
...кубинское ТВ крутит российские мультики — «со снегом». Нарезанный тоненькими ломтиками сыр, джем из гуайявы и чёрный чай (на Кубе можно купить только зелёный) — настоящий банкет! <...> Динора на днях вернулась из поездки домой.
— Жуть! — рассказывает она, по местному обычаю намазывая ломтик сыра джемом из гуайявы. — В Ташкенте видела разгон демонстрации, в Фергане — сожженные дома турков. Так это и есть свобода?[6]
— Алёна Браво, «Комендантский час для ласточек», 2012
— Тогда, Риди, вот что сделаем: соберем образчики растений, которых вы не знаете, отнесем их папе; он хороший ботаник.
— Отличная мысль, сэр, — сказал Риди.
Уильям сорвал ветку незнакомого ему растения и унес с собой.
Риди очень долго и внимательно смотрел на новую группу деревьев.
— Кажется, я знаю, что это такое, — наконец, сказал он, — это гуава.
— Как? Из плодов этого дерева делают такое вкусное желе.
— Да, мастер Уильям.
— Томми так и запрыгает, узнав об этом. Капитан Осборн угощал нас желе из гуавы, и Томми просил, чтобы ему дали этого лакомства.
— Дети в возрасте Томми всегда любят лакомиться, но, поверьте, из него выйдет славный мальчик.
Всадники миновали довольно густой лесок гуайявы, который почти примыкал к городской стене, очень ветхой, как уже было сказано, и с большими брешами там и здесь.
Нигде не было видно ни души. Мёртвое безмолвие установилось там, где обычно царило оживление.
— Знаете, чем мы питались десять дней! Нас все время кормили… вареньем.
— Мне знакома такая пытка. Мексиканцы, перуанцы, чилийцы и другие народы испанского происхождения очень часто к ней прибегают. Нет ничего ужаснее пищи, состоящей из сахаристых веществ при полном отсутствии воды.
— О да, ничего ужаснее этой пытки нельзя придумать. Когда мы прибыли сюда, нас страшно мучил голод, а между тем нам не оставили ничего, кроме варенья из гуайявы — самого приторного и сахаристого. Не имея другой пищи, мы ели варенье, чтобы как-то обмануть голод. Можете представить наш ужас, когда мы заметили, что палачи не оставили нам ни капли воды.
— Объяснитесь вы по-человечески, ради Христа. Как это вам пропадать приходилось, и при чём тут Анфиса… ну, хоть Гордеевна, что ли?
— При всём… Она меня на улице подобрала, когда меня дядя выгнал.
— Вас… такого скромного? За что?
— За Барбосские острова и за фрукт гуайяву.
Мы все так и вскочили.
— Да объяснитесь вы, наконец, толком, чёрт вас возьми!
Общее любопытство было возбуждено до последней степени. При чём тут Барбосские острова, фрукт гуайява и вместе с ними ваша Анфиса… хотя бы и Гордеевна?[16]
— Урок… Ну-ка повтори. Каким ты это Барбосом мне в уши тычешь?
— Никакого, — говорю, — Барбоса нет, а есть остров Барбадос.
Он как развернётся, так я под стол и покатился.
— Повтори, каналья!
Я сквозь слёзы опять:
— Остров Барбадос.
Он опять развернулся да с другой стороны.
— Ты надо мной смеяться?.. Я тебе дам… Розог!
— Помилуйте, вот в учебнике… Остров Барбадос и произрастают там гуайявы.
— Что, что?! — свету дядя не взвидел. — Какое ты, подлец, слово сказал?
— Гу-ай-я-вы… — а сам плачу.
— Ах, ты вот как… Ну, постой! — взял он меня. — Я, — говорит, — тебя к директору, пущай он при всей гимназии тебя накажет, да смертным боем, — и через весь город меня за ухо…
А было утро, ученики уже собирались в классы. Привёл он меня — рассказывает.
— Отпорите, — говорит, — ваше превосходительство, мне эту шельму при всех.
— За что?
— За остров Барбос. И за фрукт этот самый… Я даже при вас и сказать не могу, как он, негодяй, его назвал. Такая подлость!
Директор любил меня за прилежание и жалел, — видел тоже, каково моё житьё у дяденьки. Спрашивает, что случилось; я ему доложил, как было, — ну, он на дяденьку.[16]
Колумб, ты не затем ли
явился в наши земли,
в которых и себе могилу рыл?
Ты по какому праву
ел нашу гуайяву
и по какому праву нас открыл?[3]
— Евгений Евтушенко, «Мы — те островитяне...» (из цикла «Фуку»), 1985
Раз воспеваешь, воспой и растение гуава,
Что подпирает ветвями пустынное небо;
Как я смогу на вершину гуавы взобраться,
Если вокруг беспардонно хихичат мучачи?[17]
— Борис Гребенщиков, «Муза, воспой мексиканский простор горделивый…», 2018
↑Гуава, гуайява — деревья и крупные кустарники семейства миртовых, возделываются в тропических странах. Плоды гуавы, ароматные, сочные, кисло-сладкие, имеют большую пищевую ценность. — Б. С.
↑В.М.Головнин. «Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе в 1817, 1818 и 1819 годах флота капитаном Головниным». — М.: «Мысль», 1965 г.
↑Эдгар Алан По. Письма. Серия Библиотека мировой литературы. — СПб.: ООО «Издательство „Кристалл“», 1999 г.
↑А. Вышеславцев. С мыса Доброй Надежды. — СПб.: «Русский вестник», № 11, 1858 г.
↑Нельская-Сидур Ю. Л. «Время, когда не пишут дневников и писем...» Хроника одного подвала. Дневники 1968–1973. Составление, подготовка текста, вступительная статья и комментарии Владимира Воловникова. — М.: АИРО-XXI, СПб.: Алетейя, 2015
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
