Крокоди́ловы слёзы (англ.Crocodile tears) — космополитический фразеологизм, который присутствует во многих языках и в самом общем смысле означает фальшивое, неискреннее выражение эмоции, притворный плач. Выражение происходит от древней легенды, будто крокодилы якобы льют слёзы во время поедания добычи. В одном из сочинений Плутарха поведение крокодила сравнивается с поведением человека, который стремится кого-то убить, но затем оплакивают жертву. С точки зрения физиологии выражение объясняется расположением у крокодила потовых желез около глаз. Вероятно, возможна такая картина, когда крокодил поедает жертву и капли пота блестят недалеко от глаз.
Структурно выражение о крокодиловых слёзах представляет собой очень устойчивую речевую конструкцию, метафору формульного типа, употребление которой отличается высокой степенью стереотипности. Как правило, все различия употребления связаны только с контекстом и сопутствующим глаголом действия. Случаи вторжения в структуру фразы редки и представляют собой словесную или смысловую игру автора вокруг ключевого для метафоры понятия о «характере» крокодила.
Наконец, собрав силы свои, она нашла для себя некоторое облегчение в том, чтобы проклинать мужчин. «Они все изверги, злодеи, вероломные; <...> Слёзы их ― слёзы крокодиловы; поверь им ― и гибель неизбежна!»[1]
Тогда бригадир вдруг засовестился. Загорелось сердце его стыдом великим, и стоял он перед глуповцами и точил слёзы. («И все те его слезы были крокодиловы», — предваряет летописец события.)[3]
...зашёл на квартиру консерватора и застал там целое сборище. Шумели, пили водку, потирали руки, проектировали меры по части упразднения человеческого рода, писали вопросные пункты, проклинали совесть, правду, честь, проливали веселые крокодиловы слезы…[4]
Братие! Когда я однажды плакал в умилении крокодиловыми слезами над березками Нестерова, из которых сотни поколений вязали веники розог, — этот старец пришел и братски облобызал меня… слезы душат меня… я не могу говорить…[6]
...по мелочам и в пределах малой ответственности или безответственности полной намерзить весьма в состоянии. И мерзит. И после каждой мерзости — крокодиловы слёзы.[7]
Теперь, когда первая волна подъёма проходит, тёмные силы, спрятавшиеся было за ширмой крокодиловых слёз, начинают снова появляться. «Земщина» призывает к «мерам» против рабочей печати...[8]
Причина крокодиловых слез кроется в том, что у крокодила тесно связаны разные по назначению нервные волокна. Этот вывод, сделанный медиками, окончательно развеял старую легенду о лицемерии крокодила, проливающего слёзы над своей очередной жертвой.[11]
Как только у крокодила начинает усиленно функционировать слюнная железа, раздражение тут же передается на слезную, та отвечает обильной выработкой своего секрета, и из глаз крокодила катятся неудержимые слезы.[11]
От либерала мысленно зашел на квартиру консерватора и застал там целое сборище. Шумели, пили водку, потирали руки, проектировали меры по части упразднения человеческого рода, писали вопросные пункты, проклинали совесть, правду, честь, проливали веселые крокодиловы слезы… Должно быть, случилось что-нибудь ужасное — ишь ведь как гады закопошились! Быть может, осуществился какой-нибудь новый акт противочеловеческого изуверства, который дал гадам радостный повод для своекорыстных обобщений? Все это мелькнуло у меня в голове, мелькнуло и заплыло без ответа.[4]
Им нужно сбросить с себя узду, надетую на них Верховной Властью в интересах всего народа. Они, все эти доктора, адвокаты, инженеры, профессора, учителя и прочие, получающие гонорары и жалованье, о котором не смеет и мечтать средний крестьянин и рабочий, все еще чувствуют себя обделенными и употребляют все усилия, чтобы подчинить своему влиянию обездоленную массу и ее руками выгрести себе из огня еще большее вознаграждение, еще более прочное и почетное положение.
Отсюда все эти крокодиловы слезы в газетах и журналах, на митингах и в школах, слезы о бедности крестьянина и рабочего, о прогрессивном ухудшении их положения и уверения в своем искреннем желании добраться до государственного руля и общественного сундука, чтобы показать на всей свободе свое народолюбие. Только дайте им власть писать угодные им законы и назначать министрами, губернаторами, исправниками и урядниками людей из своей среды, а там уж они покажут всю свою необыкновенную любовь к бедному народу.
Правда до сих пор это народолюбие выражалось как-то странно: с одной стороны слёзы о постоянном обеднении народа, а с другой — постоянные просьбы об увеличении жалованья и всякого вознаграждения на счет этого все беднеющего народа. Но… но все это дела: черный народ приглашают следовать и судить о белоручках по их словам, а не делам…[14]
— Василий Катков, «Социализм как надувательство обездоленных классов», 1907
— Справедливые и неподкупные, как я, судьи, — говорит он. Велик грех этого старца. Что может быть ужаснее, как сговариваться с японцем о мире, когда наша победоносная армия завтракает у ворот Токио? И язык патриота не повернется на защиту этой измены. Но, братие! Иногда одна ложка дёгтя может испортить бочку мёда, одна гнусность может загадить многолетнее безгрешное житие. И я хочу привести одну ложку дёгтя в защиту бочки меда преступлений этого человека. Братие! Когда я однажды плакал в умилении крокодиловыми слезами над березками Нестерова, из которых сотни поколений вязали веники розог, — этот старец пришел и братски облобызал меня… слезы душат меня… я не могу говорить…
Он плачет. Плачет и другой Меньшиков.
Три миллиона пар глаз не знают, плакать ли им или бить.[6]
Группа умеренно-черносотенных помещиков, с Балашовыми и Крупенскими во главе, в сущности, ничего не имела против расстрелов, — она жалела только, что власть действовала слишком прозрачно, открыто. Поэтому, проливая крокодиловы слезы по поводу «убитых», она в то же время желала правительству «тактичности» в делах расстрелов. Она голосовала против запроса социал-демократической фракции, а ее орган «Новое Время» предлагал власти «не церемониться» с «убежденными забастовщиками», демонстрантов подвергать «не легкому штрафу или аресту, а очень строгому наказанию», арестованных же «агитаторов» не выпускать больше из тюрем...[8]
Теперь, когда первая волна подъёма проходит, тёмные силы, спрятавшиеся было за ширмой крокодиловых слёз, начинают снова появляться. «Земщина» призывает к «мерам» против рабочей печати, «Новое Время» приглашает не щадить «убеждённых» рабочих. А власти берутся за «дело», ещё и ещё арестовывая «неблагонадежных».[8]
В этом отношении меньшевики, стремящиеся свергнуть Советскую власть, — на их стороне, на стороне буржуазии, и тем самым они предают нас. Когда мы применяем расстрелы, они обращаются в толстовцев и льют крокодиловы слёзы, крича о нашей жестокости. Они забыли, как вместе с Керенским гнали рабочих на бойню, спрятав в кармане тайные договоры. Они забыли об этом и превратились в кротких христиан, пекущихся о милосердии.
Без оружия мы не сможем подавить своих врагов, это они отлично понимают, но все же стараются дискредитировать нас.[9]
— Владимир Ленин, Речь на митинге в Алексеевском манеже, 7 апреля 1918
Опоэтизированные слёзы собак, лошадей, загнанных зверей — это не следствие их чувств, а просто усиленное орошение роговицы глаза, предохраняющее ее от высыхания. Эту же работу «по совместительству» выполняют слезы и в нашем организме.
А как же быть с «крокодиловыми слезами»? Принято считать, что крокодилы плачут крупными слезами, пожирая свои жертвы. Поэтому выражение «крокодиловы слёзы» стало синонимом лицемерного поведения. А как обстоят дела на самом деле? Почему плачут крокодилы?
Причина крокодиловых слез кроется в том, что у крокодила тесно связаны разные по назначению нервные волокна. Этот вывод, сделанный медиками, окончательно развеял старую легенду о лицемерии крокодила, проливающего слёзы над своей очередной жертвой. Лондонский врач Голдинг-Вуд занялся изучением необычного заболевания: его пациенты жаловались на то, что каждый раз во время еды они плачут и ничего не могут с собой поделать. Все они перенесли незадолго до этого паралич лицевого нерва. Этот паралич, как выяснил Голдинг-Вуд, приводит к перерождению лицевого нерва. Стремясь компенсировать его бездействие, соседние с ним нервы слюнных желез начинают выпускать маленькие нервные окончания. Эти окончания соединяются со слезной железой, образуя новую рефлекторную дугу. Таким образом, каждый раз, когда больной садился поесть, у него одновременно начинали усиленно работать слюнные железы, и больной не мог сдерживать слез.
В этом же заключается и причина «крокодиловых слёз». Как только у крокодила начинает усиленно функционировать слюнная железа, раздражение тут же передается на слезную, та отвечает обильной выработкой своего секрета, и из глаз крокодила катятся неудержимые слезы. Организм регулирует работу «слезного механизма» и редко запускает его на всю мощность.[11]
Да что Кремль! Буйский сыр приезжали покупать из Ярославской и Вологодской губерний, где своего сыра столько, что можно еще две луны, усыпанных кратерами, из него сделать. Старожилы утверждают, что буйский сыр при разрезании плакал просто крокодиловыми слезами. Теперь от Буйского сыра одни слезы и остались.[13]
— Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015
Три единственные поцелуя на пароходной пристани при прощанье — мало: не из чего было оставаться в отечестве, сколько раз изменили и теперь изменяете опять, знаю, Вашему постоянному рыцарю. А другая-то, лукаво скажете Вы, которая плакала? А заметили ли Вы, какие у ней злые глаза? Эта змея, которая плакала крокодиловыми слезами, как говорит Карл Моор, и плакала, моля чуть не о моей погибели. Это очень смешная любовь, как, впрочем, и все мои любви. Если из любви не выходило никакой проказы, не было юмора и смеха, так я всегда и прочь; так просто одной любви самой по себе мне было мало, я скучал, оттого и не женат.
Поручик Бабаев — тоже из ряда святых душ, тоскующих по каждой им совершенной мерзости впредь до возможности — по добровольному любопытству или властному предписанию — совершить новую, злейшую паче прежних. <...> Сердит, да не силен, а охота на силу большая. В демоны и сверхчеловеки, как его ни растаращивай, Бабаеву не выйти, — ну а по мелочам и в пределах малой ответственности или безответственности полной намерзить весьма в состоянии. И мерзит. И после каждой мерзости — крокодиловы слёзы. Да такие, что даже выпоротые Бабаевым мужики жалеют:
— Барин! Голубь наш сизый! Убивается как… Ничего! Слышь ты, — ничего! Мы стерпим…[7]
Должен сказать, что это был единственный «товарищ-провокатор», к которому я почувствовал некоторое уважение. Правда, она ничем не рисковала, кроме «общественного порицания», но зато не проливала и крокодиловых слёз. Я забыл её фамилию, как постарался забыть все остальные. Годом позже подобная откровенность обошлась бы ей дорого, разве что она, по любви или по убеждению, вернулась к своей профессии, лишь переменив Гнездниковский переулок на Лубянку.[15]
Юлия затрепетала и, следуя обыкновению новых Дидон, упала в обморок. Через несколько минут опомнилась для того, чтобы опять забыться. Наконец, собрав силы свои, она нашла для себя некоторое облегчение в том, чтобы проклинать мужчин. «Они все изверги, злодеи, вероломные; тигрица воспитала их молоком своим; под языком носят они змеиный яд, а в сердце их шипит ехидна. Слёзы их ― слёзы крокодиловы; поверь им ― и гибель неизбежна!» Такими нежными красками писала портрет наша отчаянная Юлия.[1]
Он сделался так суров, так мрачен и нечувствителен, что никогда улыбка радости не изображалась на устах его; видя бедного, он пожимал только плечами; слёзы жалости никогда не показывались на глазах его, а ежели необходимость заставляла плакать, то он выжимал их и его плач был плач крокодила, его смех был смех сирены.[16]
...она проносится мимо, срывает с меня чепчик и раздирает его зубами, а потом кидается на новобрачную, рвёт на ней всё платье на ленточки, хватает ее за уши и стукает затылком об ковёр, а та вопит истошным голосом: «Режут!» — а полиция уже бежит по улице, а у Уозенхемши окна распахнуты настежь (вообразите, что я почувствовала, когда узнала об этом!), и мисс Уозенхем кричит с балкона, проливая крокодиловы слёзы:
— Это всё миссис Лиррипер — видать, обобрала жильца до нитки… до того довела, что с ума спятил… её зарежут… так я и знала… Полиция!.. Спасите!..
Но лукавый бригадир только вертел хвостом и говорил, что ему с Богом спорить не приходится.
— Мы не про то говорим, чтоб тебе с Богом спорить, — настаивали глуповцы, — куда тебе, гунявому, на Бога лезти! а ты вот что скажи: за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?
Тогда бригадир вдруг засовестился. Загорелось сердце его стыдом великим, и стоял он перед глуповцами и точил слёзы. («И все те его слезы были крокодиловы», — предваряет летописец события.)
— Мало ты нас в прошлом году истязал? Мало нас от твоей глупости да от твоих шелепов смерть приняло? — продолжали глуповцы, видя, что бригадир винится. — Одумайся, старче! Оставь свою дурость!
Тогда бригадир встал перед миром на колени и начал каяться. («И было то покаяние его аспидово», — опять предваряет события летописец.)[3]
— О нет, Тимофей Семеныч, помилуйте. Напротив, Иван Матвеич жаждет вашего совета, руководства вашего жаждет. Даже, так сказать, со слезами-с.
— «Так сказать со слезами-с». Гм. Ну, это слезы крокодиловы, и им не совсем можно верить. Ну, зачем, скажите, потянуло его за границу? Да и на какие деньги? Ведь он и средств не имеет?
— На скопленное, Тимофей Семеныч, из последних наградных, — отвечал я жалобно. — Всего на три месяца хотел съездить, — в Швейцарию… на родину Вильгельма Телля.[17]
— Ах, дедушка! Сколько он убил людей!
— Кто убил, дитя? — спросил старик, видимо занятый своими мыслями.
— Да фараон, дедушка, что вот читал жрец.
— Много, дитя, всего 12 535 человек 6.
— А я сегодня ночью, дедушка, слышала плач крокодила. О чём он плачет? — продолжала болтать невинная девочка, не подозревая в себе «божественности». Кого ему жаль?
— Он не плачет, дитя, он обманывает.
— Кого, дедушка?
— Доверчивых людей и животных, он заманивает их к реке: крокодиловы слёзы опасны.[18]
— Даниил Мордовцев, «Замурованная царица», роман из жизни Древнего Египта, 1884
— Вот вы и ошиблись, — возразил Аларин, — у этой пары на уме вовсе не смех, а самое пылкое желание вцепиться друг другу в глаза. Дама в розовом платье, видите ли, жена нашего исправника, а ее кавалер — здешний прокурор. А прокурор и исправник поклялись взаимно в такой непримиримой вражде, что если даже опустеет весь мир, то они все-таки не перестанут истреблять друг друга до тех пор, пока от обоих не останутся только кончики хвостов. И выходит, что этот заразительный смех — те же крокодиловы слезы![5]
Адмирал нередко собирал к себе в каюту молодых мичманов пить чай и дружеским тоном старшего товарища говорил на эту тему, но чувствовал, что его слушают с почтительным вниманием подчиненных, но не убеждаются его доводами и про себя, вероятно, посмеиваются над рацеями старого адмирала… Для него не было секретом, что многие юнцы презрительно называли своего адмирала «филантропом» и «либералом» за то, что он особенно заботился о матросах. В одной газете даже появилась анонимная корреспонденция, в которой автор проливал крокодиловы слезы о том, что на некоторых судах в заграничном плавании падают и дисциплина, и престиж власти капитанов, благодаря «филантропическим» взглядам «некоторых» начальников.
В этой разнице взглядов пятидесятипятилетнего адмирала и многих молодых, еще начинающих жизнь, моряков было что-то удручающее.[19]
именно картина этих страданий помогала иногда дону Раванй восторжествовать над своей недостойной плотью. Он постоянно осыпал пономаря милостями. И что же он требует взамен от этого пономаря? Только эту, одну единственную жертву, ради его здоровья, не столько ради тела, сколько для духа. И все же каждый раз, при виде той пытки, которой его жертва подвергается так безропотно, дон Равана чувствовал себя вконец измученным. Угрызения совести, гнев, сознание своей подлости, — все это распирало мозг. Он готов был выброситься из окна.
— Что еще выдумали? Плачете теперь?.. — сказал ему Козимино. — Полно, полно, крокодиловы ваши слезы!
— Нет, — простонал дон Равана с искренним горем.
В пьяном виде он бывал очень чувствителен; тогда он собирал солдат вокруг себя и, засучив руки в карманы, икал и, нелепо двигая бровями, пояснял им, что он их «отец» и прочее. Но горе тому, кто во время этих крокодиловых слёз не умел изобразить в лице достаточного внимания к словам немца: слащаво-нахальное лицо Миллера мгновенно принимало жесткий и угрюмый вид, глазки суживались, и «отец» уже совершенно другим тоном, с угрозами и ругательствами набрасывался на тех, кто, по его мнению, недостаточно близко принимал к сердцу его слова.
— Простите, — вежливо ответил слонёнок, — но отец меня бил, мать меня била, не говоря уж о дяде страусе и тете жирафе, которая дерется так же больно, как дядя гиппопотам и дядя павиан. Бил меня даже здесь на берегу двухцветный питон, а он своим тяжелым-претяжелым хвостом колотит больнее их всех. Если вам все равно, то, пожалуйста, хоть вы меня не бейте.
— Иди сюда, малютка, — повторило чудовище. — Я — крокодил.
И в доказательство он залился крокодиловыми слезами.
У слоненка от радости даже дух захватило. Он стал на колени и сказал:
— Вы тот, кого я ищу уже много дней. Будьте добры, скажите мне, что у вас бывает на обед?
— Иди сюда, малютка, — ответил крокодил, — я тебе скажу на ушко.
На похороны Джо пришло много детей, которых он любил. Почему-то есть такое выражение: «крокодиловы слезы». Но крокодиловых слез гораздо больше у людей, чем у крокодилов. Мы все знаем, что убивать нехорошо, а убийства продолжаются. Когда убивают одного человека, за это сажают в тюрьму. А почему, когда убивают целые народы, люди, виновные в этом, на свободе?[10]
Лиза возмутилась:
— А про что же пишут мальчишки?
— Мальчишки? Мальчишки пишут про крокодилов, — заявил Гришка со всей серьезностью, на которую был способен.
— Очень умно! — Лиза не могла избавиться от ощущения, что над ней смеются. — И что же такого замечательного можно написать про крокодилов? Поэму о крокодиловых слезах?
— Можно-можно, — авторитетно настаивал Гришка: Игрушки, конфеты мне не дарите. Все это, все это вы заберите. Мне крокодила, такого большого, такого живого лучше купите![12]
Ах! — обе факел возжигают,
И обе слезы испускают;
Но перва ангельски льёт слезы,
Другая Стиксовы крутит
Иль крокодиловы слез токи.
В слезах печали благородной
Играют божески лучи
И милосердья райски слезы
О жребии несчастном ближних;
В слезах последней огнь крутится...[2]
— Семён Бобров, «Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в Херсонисе Таврическом», 1804
И вспомнил фон Плеве карьеру свою,
Свои министерские розы,
И жал он сочувственно руку мою,
И лил крокодиловы слезы.[20]
Друзья! Вы зрели ль крокодила,
Когда, блистая чешуей,
На берег мрачный и крутой
Выходит он из глуби Нила?!
Кинжалы — зубы! Пасть — гроза!!
Он весь — как цезарь в колеснице.
И крокодилова слеза
Свисает на его реснице.
Виноват или нет я — неважно, Мы с тобой сироты, которым провели в интернат интернет.
Я знаю — это крокодиловы слёзы,
Я знаю — всё необратимо, но всё же.
Я знаю — нет альтернативы, и всё же
Скажи — зачем у крокодила есть слёзы?
Я знаю — это крокодиловы слёзы,
Я знаю — всё необратимо, но всё же.
Я знаю — нет альтернативы, и всё же
Скажи — зачем у крокодила есть слёзы?
— Oxxxymiron, «Крокодиловы слёзы» (из альбома «Вечный жид»), 2011
↑ 12М. Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 7. — Москва, Художественная литература, 1966 г.
↑ 12А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 т. — Том 1. — М.: «Художественная литература», 1972 г.
↑ 12В. В. Воровский. Фельетоны. — Москва: Издательство Академии наук СССР, 1960 г.
↑ 12А. В. Амфитеатров. Собрание сочинений в 10 томах. Том 10. Книга 2. Мемуары. Горестные заметы: Воспоминания. Портреты. Записная книжка. Пародии. Эпиграммы. — М.: НПК «Интелвак», 2003 г.
↑ 1234Сталин И. В. Сочинения. — М.: Политиздат, 1954 г. — Том 2. 1907–1913 гг. — С. 244-245.
↑ 12В. И. Ленин. Полное собрание сочинений. — 5-е изд. — М.: Политиздат, 1974. — Том 36. Март 1917 — июль 1918. — С. 214
_big_male_eating_an_African_Spoonbill_(Platalea_alba)_(53260300594).jpg)
