Одолень-трава
Одоле́нь-трава́, реже о́долень (от слова одолевать) иногда руса́лочий цветок — мифологическое языческое растение, имевшее ритуальное назначение, в христианские времена постепенно превратилось в сказку, легенду или расхожий оберег. «Одолень» в народных представлениях стало значить: «одолевающий всякую беду и хворь».
Чаще всего под «одолень-травой» имели в виду водное растение белую кувшинку (нимфею белую) или кубышку. Однако в разных местностях и традициях под этим же именем могли разуметься и совсем другие растения, в том числе, и не растущие в воду, к примеру молочай волосистый
Одолень-трава в коротких цитатах
[править]— Николай Костомаров, «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях», 1860 |
А вот и беленький о́долень нашёлся. <...> Чуешь, каков благоуханный цвет!.. Одолеет он всякую силу нечистую!..[2] | |
— Павел Мельников-Печерский, «В лесах» (книга вторая), 1874 |
Одолень ― Nymphea alba. Тем же именем «одолень» зовётся и другое растение, Euphorbia pilosa.[2] | |
— Павел Мельников-Печерский, «В лесах» (книга вторая), 1874 |
— Павел Мельников-Печерский, «На горах» (книга вторая), 1881 |
— Аполлон Коринфский, «Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа — Злые и добрые травы», 1901 |
— Константин Бальмонт, «Одолень-трава», 1906 |
Одолень-трава, | |
— Константин Бальмонт, «Одолень-трава», 1906 |
Одолень-траву сорвал я, ей на сердце быть, цвети, | |
— Константин Бальмонт, «Заговор на путь-дорогу» (из сборника «Жар-птица. Свирель славянина»), лето 1906 |
...одолень-траву, что домашний скот оберегает и девичью зазнобу любовную унимает...[6] | |
— Иван Наживин, «Степан Разин» (Казаки), 1928 |
— Георгий Голохвастов, «Зной», 1930-е |
Древние славяне, уходя из отцовских краев, срывали в реке одолень-траву и кусочек её корневища хранили во время странствия.[8] | |
— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957 |
Есть же в мире такие слова, ― | |
— Мария Вега, «Одолень-трава» (из книги «Одолень-трава»), 1966 |
Одолей, трава-Одолень, | |
— Мария Вега, «Одолень-трава» (из книги «Одолень-трава»), 1966 |
«Одолей мою дорогу, | |
— Татьяна Брыксина, «Одолень-трава», 1973 |
Одолень-трава одолеет боль | |
— Юрий Кашук, музыка Бориса Емельянова, «Заговорные слова» (впервые в исп. Ольги Зарубиной), 1986 |
Одолень прорастёт из меня, цвет лазорев грядущего дня. Намешают в отвар на гремучей воде, стану тыном, заградой горючей судьбе.[11] | |
— Владимир Личутин, «Любостай», 1987 |
— Владилен Машковцев, «Золотой цветок — одолень», 1990 |
Яд кувшинки, довольно сильный и стойкий, в соединении с ядовитыми же алкалоидами зверобоя даёт безвредное усыпляющее средство. Об этом знал, между прочим, Макропулос, включивший одолень-траву в своё знаменитое снадобье.[13] | |
— Еремей Парнов, «Александрийская гемма», 1990 |
— Татьяна Брыксина, «Звёздная дрёма» (из цикла «Трава под снегом»), 1995 |
— Андрей Немзер, «Взгляд на русскую прозу в 1997 году», 1998 |
Одолень-трава! Не я тебя поливала, не я тебя породила; породила тебя мать сыра земля, поливали тебя девки простоволосые, бабы-самокрутки. Одолень-трава! Одолей ты злых людей![16] | |
— Вероника Кунгурцева, «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел», 2007 |
— Евгений Водолазкин, «Лавр», 2012 |
— Алексей Кононенко, «Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии», 2012 |
С корнями одолень-травы пастухи обходят стадо, чтобы нечистая сила держалась подальше и не трогала скот.[18] | |
— Алексей Кононенко, «Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии», 2012 |
Одолень-трава в документальной литературе и публицистике
[править]В одном из травников XVII века подобное приворотное свойство приписывается нескольким травам, например траве кукоос: «В ней корень на двое, один мужичок, а другая женочка: мужичек беленек, а женочка смугла. Когда муж жены не любит, дай ему женской испить в вине, и с той травы станет любить». То же приписывалось траве одолен: «Кто тебя не любит, то дай пить, — не может от тебя до смерти отстать; а когда пастух хочет стадо пасти и чтоб у него скот не расходился — держать при себе, то не будет расходиться; похочешь зверей приучить — дай есть, то скоро приучишь».[1] | |
— Николай Костомаров, «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях», 1860 |
«Одолень-трава» считалась отгоняющей от путника всякое зло. Выезжая-выходя в путь-дорогу, отчитывались суеверные люди особым заговором, зашивая эту траву в ладанку и вешая ее на крест-тельник. «Еду я из поля в поле, в зеленые луга, в дальние места, по утренним и вечерним зорям; умываюсь медвяной росою, утираюсь солнцем, облекаюсь облаками, опоясываюсь чистыми звездами!» — начинается это заговорное слово. — «Еду я во чистом поле, а в чистом поле растет одолень-трава…» — продолжает оно свой вещий причет: «Одолень-трава! Не я тебя поливал, не я тебя породил, породила тебя Мать-Сыра-Земля, поливали тебя девки простоволосыя, бабы-самокрутки. Одолень-трава! Одолей ты злых людей: лихо бы на нас не думали, сквернаго не мыслили. Отгони ты чародея, ябедника. Одолень-трава! Одолей мне горы высокия, долы низкие, озеры синия, берега крутые, леса темные, пеньки и колоды. Иду я с тобою, одолень-трава, к окиян-морю, к реке Иордану, а в окиян-море, в реке Иордане, лежит бел-горюч камень алатырь. Как он крепко лежит предо мною, — так бы у злых людей язык не поворотился, руки не подымались, а лежать бы им крепко, как лежит бел-горюч камень алатырь! Спрячу я тебя, одолень-трава, у ретивого сердца, во всем пути и во всей дороженьке!»[4] | |
— Аполлон Коринфский, «Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа — Злые и добрые травы», 1901 |
Древние славяне, уходя из отцовских краев, срывали в реке одолень-траву и кусочек её корневища хранили во время странствия. Думается мне, что не столько они наделяли её суеверными свойствами, сколько была она для них кусочком родной земли, олицетворением родины и неистребимой любви к ней. А что поможет лучше и надежнее в любом трудном деле, чем эта любовь?![8] | |
— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957 |
...если не просто трава, а любовь к Родине, то не сказать ли и нам вслед за древним пращуром, поставившим себя перед трудностью незнакомых дорог: «Одолень-трава, одолень-трава! Одолей ты злых людей: лихо бы на нас не думали, скверного не мыслили, отгони ты чародея, ябедника. Одолень-трава, одолень-трава! Одолей мне горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса темные, пеньки и колоды… Спрячу я тебя, одолень-трава, у ретивого сердца во всем пути и во всей дороженьке…»[8] | |
— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957 |
Набор мотивов известен: инцест, лжепророк, братоубийство, заколдованное место, богоискатель в очках, святая блудница, ГУЛАГ, скопец, молочные реки с кисельными берегами, погром, отшельник, развалины храма (вокзала, бани, обкома), эротоман, морг, одолень-трава, чудо, богоборец в пенсне, вечное возвращение, свальный грех, много КГБ и еще больше водки.[15] | |
— Андрей Немзер, «Взгляд на русскую прозу в 1997 году», 1998 |
Одолень-трава, одолян — валериана — многолетнее растение семейства валериановых, высотой иногда до двух метров, которое в народном представлении преодолевает все напасти и болезни. Из корня еще в древние времена готовили успокаивающие настойки для сердца и нервной системы и называли валериану «царицей покоя». В семье валериановых известны валериана волжская (блестящая), валериана бузинолистая, валериана узколистая (курганная, побегоносная), валериана Гроссгейма, валериана лечебная (высокая), валериана российская.[18] | |
— Алексей Кононенко, «Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии», 2012 |
Широко применяется в народной медицине. Лечебная сила травы – в корнях и корневищах. Они имеют своеобразный душистый запах, который привлекает кошачье племя. <...> | |
— Алексей Кононенко, «Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии», 2012 |
Одолень-трава в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
[править]Солнце уже завалилось за лес, и купание в незнакомом месте с илистого берега меня не слишком манило. Но вместе со всеми и я прочавкала по липкой, холодной обережи и кинулась в воду. Тётя Лия сплавала на тот берег и надёргала жёлтых кувшинок. | |
— Татьяна Брыксина, «Звёздная дрёма» (из цикла «Трава под снегом»), 1995 |
Одолень-трава в беллетристике и художественной прозе
[править]А это чертогон-трава, гонит бесов, порчу, колдунами напущенную, сурочивает, всякие болезни целит и девичью зазнобу унимает…[19] Бери… А вот и беленький о́долень нашёлся,[20] ― сказала знахарка, ступая в болотце, по которому пестрели ярко-жёлтые купавки и полевые о́долени. | |
— Павел Мельников-Печерский, «В лесах» (книга вторая), 1874 |
С матерью Манефой да с тетенькой Дарьей Сергевной идет Дуня по полю возле Каменного Вражка. Пробираются они в перелесок на прохладе в тени посидеть… Вот яркая зеленая луговина вся усеяна цветами ― тут и голубые незабудки, и белоснежные кувшинчики, и ярко-желтые купавки, и пёстро-алые одолени. Вскрикнула от радости маленькая Дуня и в детском восторге вихрем помчалась к красивым цветочкам…[3] | |
— Павел Мельников-Печерский, «На горах» (книга вторая), 1881 |
И рассказывал он ей о перелёт-траве, что человека невидимым делает и переносит его, как звезда какая, с места на место по ночам, и про архилин-траву, против которой бессилен не только злой человек, но и всякий дух злой, и про силу-траву, корень которой растет накрест, а сама она с локоть вышиной, и про траву, что Адамовой головой называется и полезна против порчи и вообще нечисти всякой, и про плакун-траву, что растёт на обидящем месте, то есть там, где кровь невинная пролита была, и которую зовут всем травам матерью, и про одолень-траву, что домашний скот оберегает и девичью зазнобу любовную унимает, и про сон-траву, что помогает будущее своё узнать человеку...[6] | |
— Иван Наживин, «Степан Разин» (Казаки), 1928 |
Видя, что Сеня сам стремится обладать пригожею ведьмой и как будто даже не замечает ее самой, девочка решила наказать их обоих. Воспользовавшись тем, что Аниска отлучилась на ледник, Марыськина дочь всыпала быстро в графин украденный ею порошок и несколько раз взболтнула сосуд, чтобы снадобье распустилось. Аниска, вернувшись, в свою очередь подмешала туда мёду, отвара одолень-травы и ещё какого-то возбуждающего средства.[21] | |
— Александр Кондратьев, «На берегах Ярыни. Демонологический роман», 1930 |
Машинально укрылся от поносухи в стоячий воротник и впал в памороку, в полусон, какие-то бессвязные слова струят в лад с током крови, косноязычный бред нищего духом: <...> «А земля за окном размыкается, мерклый дым из утробы свивается. Там во мраке затоплена печь, в жарком лоне придется истечь. Одолень прорастёт из меня, цвет лазорев грядущего дня. Намешают в отвар на гремучей воде, стану тыном, заградой горючей судьбе».[11] | |
— Владимир Личутин, «Любостай», 1987 |
К Меркульеву подошла, волоча по земле тяжёлую пищаль, Олеська. Тонконогая, зеленоглазая, просветлённая битвой, она вся подрагивала от виденного и пережитого. Стыдно стало отцу. Боем руководил он, атаманствовал, о погибших бабах и девках сокрушался. А о родной кровинке, дочке Олеське, ни разу не вспомнил! Вот как звереют в сражениях люди! | |
— Владилен Машковцев, «Золотой цветок — одолень», 1990 |
— Владилен Машковцев, «Золотой цветок — одолень», 1990 |
Ярость ведьмы испугала многих девчонок, они затихли, попятились. Кланька повела их собирать травы. У болотца остались Люба Мучага, Нийна Левичева, Верка Собакина да Лада Скоблова. | |
— Владилен Машковцев, «Золотой цветок — одолень», 1990 |
Борис выводил гусиным пером буковки, рисовал человека с крыльями, Меркульев в конце концов не выдержал, спросил: | |
— Владилен Машковцев, «Золотой цветок — одолень», 1990 |
― Вам понятно, о чем идёт речь? ― спросила она, тактично дав ему возможность освоиться. ― Это содержащийся во всех «зельниках» и «лечебниках» непременный перечень: плакун, папоротников цвет, разрыв-трава, тирлич, одолень, адамова голова, орхилин, прикрыш <борец> и нечуй ветер.[13] | |
— Еремей Парнов, «Александрийская гемма», 1990 |
― Бред какой-то! Я был уверен, что все эти «разрывы» да «одолени» существуют только в сказках. Что же касается папоротника, то тут я совершенно уверен: не цветёт папоротник. | |
— Еремей Парнов, «Александрийская гемма», 1990 |
Долго они еще ползали по Разнозельной Делянке, искали и находили преудивительные травы, объясняли друг другу их свойства и достоинства, и Жихарь всё-таки признал, что Принц тоже кое-что смыслит. | |
— Михаил Успенский, «Там, где нас нет», 1995 |
― Но ты не бойся, ― заторопилась, ― того, что было, ― не будет. Есть у меня оборона от этой окаянной трясовицы, я, когда за тирлич-травой-то ходила, да не нашла, зато другую травку сыскала ― очень она сейчас пригодится, одолень-трава-то. Одолеет она её, сенную лихорадку эту, не даст к тебе подступиться. Зашила я траву в ладанку, ― Василиса Гордеевна надела висящий на долгом шнуре хлопчатый мешочек с мягким содержимым Ване на шею. ― Только смотри ― не потеряй, а то плохо придётся… Одолень-трава, она много чего одолеть вам поможет, не только девок-трясовиц…[16] | |
— Вероника Кунгурцева, «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел», 2007 |
Когда три путника вышли за ворота, долго ещё слышали они, как из раскрытого окошка вслед им несётся: | |
— Вероника Кунгурцева, «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел», 2007 |
Вдруг из-под самых его ног взлетела, захлопав крыльями, чёрная птица. | |
— Вероника Кунгурцева, «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел», 2007 |
— И нож, гляди-ко, совсем затупился… Мужики называется… Давай-ка, Большак, бери нож и к точилу. | |
— Вероника Кунгурцева, «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел», 2007 |
— Евгений Водолазкин, «Лавр», 2012 |
Одолень-трава в стихах
[править]Кто найдёт Одолень-траву, тот | |
— Константин Бальмонт, «Одолень-трава», 1906 |
О, светла тоска, как слёзы, звездным трепетом жива, | |
— Константин Бальмонт, «Заговор на путь-дорогу» (из сборника «Жар-птица. Свирель славянина»), лето 1906 |
— Георгий Голохвастов, «Зной», 1930-е |
— Мария Вега, «Одолень-трава» (из книги «Одолень-трава»), 1966 |
А лесник шуршит кисетом, | |
— Татьяна Брыксина, «Одолень-трава», 1973 |
Одолень-трава в песнях и кинематографе
[править]К сердечной ране подорожник не приложишь, | |
— Юрий Кашук, музыка Бориса Емельянова, «Заговорные слова» (впервые в исп. Ольги Зарубиной), 1986 |
Источники
[править]- ↑ 1 2 Собрание сочинений Н. И. Костомарова в 8 книгах, 21 т. Исторические монографии и исследования. СПб., Типография М.М.Стасюлевича, 1904. Кн. 8, Том 19.
- ↑ 1 2 3 П. И. Мельников-Печерский. Собрание сочинений. — М.: «Правда», 1976 г.
- ↑ 1 2 П. И. Мельников-Печерский. Собрание сочинений. — М.: «Правда», 1976 г.
- ↑ 1 2 Аполлон Коринфский. «Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. — М., 1901 г., стр. 629
- ↑ 1 2 К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том шестой. Издание второе — Москва: Изд. Скорпион, 1911 г.
- ↑ 1 2 И. Ф. Наживин. Степан Разин (Казаки). — М.: ИТРК, 2004 г.
- ↑ 1 2 Г. В. Голохвастов. Лебединая песня. Несобранное и неизданное. — М.: Водолей, 2007 г.
- ↑ 1 2 3 Владимир Солоухин. Смех за левым плечом: Книга прозы. — М., 1989 г.
- ↑ 1 2 3 М. Вега. Ночной корабль. — М.: Водолей, 2009 г.
- ↑ 1 2 Т. И. Брыксина. Стихотворения (вступ. ст. С. Васильева). (Серия: Библиотека волгоградской поэзии). — Волгоград: Станица, 1995 г. — 190 с.
- ↑ 1 2 В.В.Личутин. «Любостай». — М.: «Современник», 1990 г.
- ↑ 1 2 3 4 5 Машковцев В. И.. Золотой цветок — одолень (исторический роман). — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1990 г. — 412 с.
- ↑ 1 2 3 Е.И. Парнов, «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.
- ↑ 1 2 Т. И. Брыксина. Трава под снегом: воспоминания на сон грядущий. — Волгоград: Комитет по печати, 1996 г. — 320 с.
- ↑ 1 2 Андрей Немзер, Взгляд на русскую прозу в 1997 году. — М.: «Дружба народов», №1, 1998 г.
- ↑ 1 2 3 4 5 В. Ю. Кунгурцева, Ведогони, или Новые похождения Вани Житного. — М.: Оги, 2009 г.
- ↑ 1 2 Евгений Водолазкин. Лавр. — М.: Астрель, 2012 г.
- ↑ 1 2 3 4 Кононенко А. А. Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии. — М.: изд. Фолио, 2013 г. — 2600 стр.
- ↑ Чертогон ― Scabiosa Succissa. (прим. автора)
- ↑ Одолень ― Nymphea alba. Тем же именем «одолень» зовется и другое растение, Euphorbia pilosa. (прим. автора)
- ↑ А. Кондратьев. Голова Медузы. Избранные рассказы. Том 1. — М.: Алконост, 2016 г.
- ↑ Успенский М., «Там, где нас нет». — СПб,: Азбука, 2002 г.