Фле́йта Па́на или многоствольная флейта — древний флейтовый музыкальный инструмент, состоящий из нескольких соединённых или отдельных трубок разной длины, как правило, без пальцевых отверстий. Нижние концы трубок могут быть открытыми или закрытыми. Каждая трубка издаёт один основной тон, высота которого зависит от длины, диаметра трубки и от того, закрыта трубка снизу или нет. Изменением угла подачи струи воздуха на срез трубки возможно понижение основного тона на полутон. Настройка инструмента осуществляется передвиганием пробок или регулированием количества пчелиного воска в трубках.
Здесь, в уголку, приютились и мы с Иваном Платонычем и Стебельковым, поглощая какое-то местное кушанье, состоящее из красного перца с мясом. Ободранная комната, уставленная столиками, полна народа. Звон посуды, хлопанье пробок, трезвые и пьяные голоса все покрывается оркестром, приютившимся в чем-то вроде ниши, украшенной кумачными занавесками. Музыкантов пятеро: две скрипки пилят с остервенением, виолончель вторит однообразными густыми нотами, контрабас ревет, но все эти инструменты составляют только фон для пятого. Черномазый кудрявый венгерец, почти мальчик, сидит впереди всех, за широкий воротник бархатной куртки у него всунут странный инструмент, древняя цевница, точно такая, с какою рисуют Пана и фавнов. Это ряд неравных деревянных трубочек, сложенных вместе, так что открытые концы их приходятся против губ артиста. Венгерец, вертя головой то в ту, то в другую сторону, дует в эти трубки и извлекает сильные мелодические звуки, не похожие ни на флейту, ни на кларнет. Самые хитрые и трудные пассажи проделывает он, тряся и вертя головой; черные жирные волосы прыгают на его голове и падают на лоб; лицо потно и красно, на шее надулись жилы. Видно было, что ему нелегко… На нестройном фоне струнных инструментов звуки цевницы вырисовывались резко, отчетливо и дико-красиво.
Волы величаво поднимались в гору. Позади, на высоком берегу, была крепость Гергеры, голая, как гора. Впереди ― мост, похожий на флейту Пана, быстрая речка играла. Грибоед между двумя мешками приближался к мосту.[2]
Гости, уже рассевшись за столом и выпив первые две рюмки, обсуждают предложения Антона ― джаз, блюз, русский романс, этническая музыка. В конце концов решение принято ― американская пластинка с горловым тувинским пением.
― А это на чем они играют?
― На варгане. Он же комуз. Хотите попробовать? Антон лезет в какой-то ящичек и достает маленький варган, издали напоминающий маникюрные ножницы. Гости пытаются извлечь из него звук, но лучше всех, конечно, получается у самого Антона.
― Зато на флейте Пана я играть совсем ещё не научился. Она у меня недавно появилась.[3]
Мне было важно убедиться, что у меня все в порядке с головой, но Толик поглядел на меня еще более ошарашенно, чем брат.
― Какая музыка?
― Это ветер задувает в ствол твоего ружья, ― вдруг изрек Петр, своей догадкой мигом рассеяв ужас, который сопутствует мыслям о том, что ты потихонечку сходишь с ума или слышишь трубы ангелов, призывающие тебя предстать пред ликом Всевышнего. И действительно: ружье Алика висело у меня за спиной, и ветер, задувая в полый ствол, играл, как на флейте Панаююю Этот случай чуть-чуть развеселил нас.[4]
— Василий Голованов, «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий», 2002
Андрей почувствовал, как Хан дергает его за рукав, и посмотрел туда, куда тот указывал. На соседней крыше стояла довольно странная компания ― четверо человек, одетых, словно музыканты, в какие-то преувеличенно латиноамериканские наряды. В следующую секунду Андрей увидел в их руках инструменты и понял, что это действительно музыканты. Из-за грохота колёс музыки совсем не было слышно, но ясно было, что маленький оркестр выкладывается изо всех сил, ― тот, что играл на флейте Пана, от напряжения даже чуть приседал на месте, а у гитаристов были такие исступлённые лица, словно в руках у них были не гитары, а винтовки и они шли на штурм бронекупе самого Пабло Эскобара.[5]
Мне пришлось сказать: он совсем один, потому что и он тоже был единственным игроком на этой утренней террасе, этаким настоящим человеком-оркестром на всех инструментах.
Чтобы он чувствовал себя за столиком удобно, я спросил его, не желает ли он освободиться хотя бы от своей виолы да гамба и флейты Пана. В конце концов, не так уж удобно: пить с флейтой во рту. – Мне так показалось...
Тихо улыбнувшись каким-то своим потаённым мыслям, он сразу согласился, и добавил:
– Спасибо вам, мсье, вы чрезвычайно любезны..., совсем не как русская графиня! <...>
– Ну разумеется! Раз уж так было нужно! Но представляете, как это непросто..., быть галантным по отношению к даме..., когда у тебя китайская шляпа на голове, огромный ящик за спиной, виола на боку, флейта Пана у рта, ну... и так далее!.. О, мой Бог – никогда ещё мне не приходилось играть столь виртуозные пассажи – одновременно![6]:406
Весь-то день ― уборка и плита, Да еще аптекарские склянки. Вся-то ночь ― небесная мечта, Бред Кассандры ― или самозванки?
Долго, долго не ложится тень, Утро настает незванно рано.
Но и днем сквозь усталь, пыль и лень
Слышны ей ― лесные флейты Пана.[8]
