Свирель

Материал из Викицитатника
Оренбургская область, 1914 г.

Свире́ль (от праславянского svirati — свистеть) — общее название одно- и двуствольных свистковых, и многоствольных (пан-флейта) деревянных флейт (реже язычковых духовых инструментов) у восточно- и южно-славянских народов. Высота игры свирелей зависит от их размера. Чем длиннее свирель, тем ниже её звук.

Чаще всего свирели изготавливаются из дерева, имеющего мягкую сердцевину: бузины, ивы, черемухи. Рыхлая сердцевина вывёртывается тоненькой палочкой или выжигается раскаленной проволокой. Один конец дудки срезается наискосок. Близ отверстия отщепляется тоненький язычок и затем по длине дудки прорезается от 4 до 8 отверстий. Недолговечные дудки «на один день» иногда вырезают за несколько минут из камыша, дягиля, тростника или другой пустотелой травы.

Свирель в афоризмах и кратких высказываниях[править]

  •  

Несчастлив Аполлон. Но сладостной свирелью
Старается еще открыть пути веселью...[1]

  Михаил Муравьев, «Изгнание Аполлона», 1786
  •  

Самая высокая нотка пронеслась протяжно в воздухе и задрожала, как голос плачущего человека… оборвалась, ― и свирель смолкла.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Чехов и Горький», 1906
  •  

И снова в апреле заплачут свирели...[3]

  Николай Гумилёв, «Анна Комнена», 1908
  •  

С какой светлой, действительно прозрачной наивностью звучит эта свирель у Римского-Корсакова![4]

  Фёдор Шаляпин, «Моим детям», 1932
  •  

Вот идёт по тротуару молодой, весь в лохмотьях, савояр, дудя гнусаво в допотопную деревянную свирель.[5]

  Александр Куприн, «Жанета», 1933

Свирель в публицистике, мемуарах и документальной прозе[править]

  •  

Это прелесть какого-то наивного детского характера: детски-шаловливая и детски-плачущая; главное богатство ее в коротких, нежно переливающихся трелях, в каком-то беспрестанном дрожании, поднимании и упадании голоса… Дудки поют как свирель, только полнее и резче, а меха гудят и ревут, давая общий фон переливам темы. Дудки тут солисты, меха ― хор под сурдинку. Вообще, игра оригинальная и чрезвычайно приятная. Чабан играл для меня, и когда я поблагодарил его, он сыграл мне еще веселую татарскую песенку. Она игрива и мила, как невинная шалость ребенка. Странно, что безмолвный и равнодушный татарин мог создать такие жизненные и нежные напевы…[6]

  Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1872
  •  

«Чувствовалась близость того несчастного, ничем не предотвратимого времени, когда поля становятся темны, земля грязна и холодна, когда плакучая ива кажется еще печальнее, и по стволу ее ползут слёзы, и лишь одни журавли уходят от общей беды, да и те, боясь оскорбить унылую природу выражением своего счастья, оглашают поднебесье грустной, тоскливой песней… Замирали звуки свирели. Самая высокая нотка пронеслась протяжно в воздухе и задрожала, как голос плачущего человека… оборвалась, ― и свирель смолкла». Эта пронзительно унылая свирель Луки Бедного ― не самого ли Антона Бедного, Антона Чехова? ― предчувствие всеобщего конца, всемирной погибели ― основной напев, Leitmotiv чеховской музыки. Иногда в мертвом затишье перед грозой одна только птица поет, словно стонет, уныло и жалобно: такова песня Чехова. Мы теперь уже вышли из этого предгрозового затишья ― из чеховской скуки; мы уже видим грозу, которую он предсказывал... <...>
Разрушение для разрушения, хаос для хаоса ― конец мира, который идет не извне, а изнутри, из души человеческой, из проснувшегося в ней, зашевелившегося хаоса, ― тот конец мира, та всеобщая погибель, о которых поет свирель Луки Бедного: «весь мир идет прахом… А коли погибать миру, так уж скорей бы! Нечего канителить и людей попусту мучить»…[2]

  Дмитрий Мережковский, «Чехов и Горький», 1906
  •  

Большой русский драматург А. Н. Островский, отрешившись от своих бытовых тяготений, вышел на опушку леса сыграть на самодельной свирели человеческий привет заходящему солнцу: написал «Снегурочку». С какой светлой, действительно прозрачной наивностью звучит эта свирель у Римского-Корсакова! А в симфониях?! Раздаются аккорды пасхальной увертюры, оркестр играет «Да воскреснет Бог», и благовестно, как в пасхальную заутреню, радостным умилением наполняет вам душу этот в жизни странно-сумрачный, редко смеющийся, малоразговорчивый и застенчивый Римский-Корсаков…[4]

  Фёдор Шаляпин, «Моим детям», 1932
  •  

11 сентября 1982 г. Сигнал тревоги, передаваемый органами гражданской обороны по телефону, звучит в этом месяце так: «Глухая свирель». Этот сигнал знаем только мы, дежурные механики. Мы расписывались за него и проходили инструктаж. По получению этого сигнала деж. механик должен поставить на уши руководство гаража и всех шофёров. В нашей будке висит специальная схема, как это сделать. Сегодня в полночь, услышав по телефону зловещую фразу, сказанную строгим голосом, я не испугался. Я только пожалел, что это случилось в мое дежурство. Мгновенно представил, как буду сейчас крутить диск телефона, звонить, объяснять, ругаться, поднимать с постелей сонных людей, выслушивать их ответную ругань и волноваться. ― Ваш номер телефона для проверки, ― сказал я ответную фразу.[7]

  Дмитрий Каралис, «Автопортрет», 1999

Свирель в художественной прозе[править]

  •  

Зато в минуты отлива болезни, в минуты сладкого расслабления, даруемые природой за долгие часы нестерпимых, невыразимых мук, порой слышу я, как возникают во мне тихие звуки, сперва отдельно, отдаленно, будто звёзды на туманном небе, и потом будто сливаются они в электрические кисти, в смелые аккорды… я с благоговением прислушиваюсь тогда к гармоническому биению сердца… Кажется, будто крыло серафима извлекает из тысячи струн его неземные песни: дыхание мое звучит, как обаятельная свирель, как ветерок, играющий тростником моря!.. Тысячи голосов поют в груди моей… Я внимаю, мне кажется тогда, плавному течению крови;, она то рокочет ключом, падающим со скалы, то рассыпается как гармония дождя, то как море, когда оно, засыпая между камнями, шепчет вечернюю молитву свою.[8]

  Александр Бестужев-Марлинский, «Вадимов», 1834
  •  

Сестры ждали ее. Они сидели в столовой за круглым столом, освещенным висячею лампою. На белой скатерти веселою казалась коричневая бутылка с копенгагенскою шери-бренди, и светло поблескивали облипшие складки края у ее горлышка. Ее окружали тарелки с яблоками, орехами и халвою. Дарья была под хмельком; красная, растрепанная, полуодетая, она громко пела. Людмила услышала уже предпоследний куплет знакомой песенки:
Где делось платье, где свирель!
Нагой нагу влечет на мель.
Страх гонит стыд, стыд гонит страх.
Пастушка вопиет в слезах: забудь, что видел ты!
Была и Лариса тут, ― нарядная, спокойно-веселая, она ела яблоко, отрезая ножичком по ломтику, и посмеивалась.

  Фёдор Сологуб, «Мелкий бес», 1902
  •  

Он думал, что мистическая жизнь человеческих единений должна быть завершена в блистательных и увлекающих формах цезаропапизма. Он думая, что любил свободу, ― Христову, ― но бурные движения пробуждающегося были ему ненавистны. Обольстил его царящий, огненный Змей, свирепый и мстительный Адонаи, ― обольстил его соблазнами торжествующей гармонии, золотою свирелью Аполлона.[9]

  Фёдор Сологуб, «Капли крови» (Навьи чары), 1905
  •  

Это была самая обыкновенная маленькая девушка с белокурыми волосами, с голубовато-серыми глазками, худенькая, невидная, молчаливая, некрасивая, неумная и по виду ничем не отличающаяся от простых людей. Но зато она обладала золотою свирелью. Эта золотая свирель была главным сокровищем и высшим благополучием лесного королевства. По виду простая золотая палочка, свирель имела драгоценное свойство зачаровывать, завораживать и пленять слух людей. Эта золотая свирель была орудием мести Доба, его дочерей и всех его подданных людям ― их вечным, непримиримым врагам. За то, что так бесцеремонно врывались в лесное королевство люди с их топорами и пилами и так безжалостно губили мощные дубы, широкие осины, стройные берёзки и тополя и другие деревья, король жестоко отплачивал им при помощи Незабудки и ее золотой свирели. Поздней ли ночью, ясным ли полднем, свежим ли утром, летним ли, зимним ли временем, безразлично, в глубине леса слышались сладкие призывные звуки золотой свирели. Это королевна Незабудка, сидя на суку дерева, играла на своем роковом инструменте песенку за песенкой, одну прекраснее и слаще другой. И случайный одинокий путник, забредший в эту дикую глушь один, без товарищей, останавливался, пораженный этими дивными звуками.[10]

  Лидия Чарская, «Золотая свирель», 1912
  •  

Вот идёт по тротуару молодой, весь в лохмотьях, савояр, дудя гнусаво в допотопную деревянную свирель. Рядом с ним, на мостовой, тесно сплотившись, движется густое, лохматое стадо коз. Савояр только и знает, что наигрывает тысячелетнюю печальную мелодию, а за порядком стада ревностно, строго и неутомимо следит умный, черный, большой пёс, не устающий бегать вокруг бредущей отары, загоняя каждую отстающую, проказливую или упрямо-игривую козу в общее тесное, блеющее стадо.[5]

  Александр Куприн, «Жанета», 1933

Свирель в стихах[править]

  •  

Пастушки, я позабываю
Часы, как я грустил, стеня,
Опять в свирель свою взыграю,
Опять в своих кругах увидите меня.
Как солнечны лучи полдневны
Поспустятся за древеса,
И прохладятся жарки небеса,
Воспойте песни здесь, но песни не плачевны;
Уже моя свирель забыла томный глас.
Уже нельзя гласить, пастушки, мне иного,
А радости играть свирель моя готова.[11]

  Александр Сумароков, «Свидетели тоски и стона моего...», 1755
  •  

Адмету, доброму Фессалии царю,
Сей кроткий юноша услуги представляет
И скоро царскими стадами управляет.
Находит в пастырях худые нравы, прю,
Сердец ожесточенье,
О стаде нераченье, ―
Какое общество поборнику искусств!
Несчастлив Аполлон. Но сладостной свирелью
Старается еще открыть пути веселью,
Поёт ― и се уже владыка грубых чувств,
Влагает в пастырей незнаемую душу,
Учтивость, дружество, приятный разговор,
Желанье нравиться. К нему дриады с гор
И нимфы ручейков сбегаются на сушу.[1]

  Михаил Муравьев, «Изгнание Аполлона», 1786
  •  

Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Как звон отдаленной свирели,
Как моря играющий вал.[12]

  Алексей Толстой, «Средь шумного бала, случайно...», 1851
  •  

За тьмою ― жизнь, за холодом ― апрель,
И снова тёмный холод ожиданья.
Я разобью певучую свирель,
Иду на Запад, умерли мечтанья.[13]

  Константин Бальмонт, «Великое Ничто», 1900
  •  

В час, когда поёт свирель,
И зовёт, ―
В час, когда как будто ласковый апрель
Дышит в зеркале дремотствующих вод.[13]

  Константин Бальмонт, «Толедо», 1901
  •  

Дохну́ ль в зазывную свирель,
Где полонен мой чарый хмель,
Как ты, моя змея,
Затворница моих ночей,
Во мгле затеплив двух очей,
Двух зрящих острия,
Виясь, ползешь ко мне на грудь
Из уст в уста передохнуть
Свой яд бесовств и порчь:
Четою скользких медяниц
Сплелись мы в купине зарниц,
Склубились в кольцах корч.[14]

  Вячеслав Ива́нов, «Змея», 1906
  •  

Там брызнул Константин певучих саламандр,
Там снежный хмель взрастил и розлил Александр,
Там лидиин «Осёл» мечтою осиян
И лаврами увит, там нежные Хариты
Сплетают верески свирельной Маргариты…

  Максимилиан Волошин, «Вячеславу Ива́нову», 1907
  •  

И снова в апреле заплачут свирели,
Среди облаков закричат журавли,
И в сад кипарисов от западных мысов
За сладким позором придут корабли.[3]

  Николай Гумилёв, «Анна Комнена», 1908
  •  

Ирис шепчет о ней, и воркуют свирели,
И бряцают о ней жемчуга ожерелий,
И зеленый нефрит
Говорит:
«Я люблю Ян Гуэй-фей».[15]

  Юстина Крузенштерн-Петерец, «Ян Гуэй-Фей», 1949
  •  

Бразилия звонкая,
свирель первозданная,
жалейка ты тонкая,
возня барабанная.[16]

  Валерий Перелешин, «Бразилия», 1972
  •  

Он не хотел быть жертвою прогресса
И стать рабом восставшего раба.
И потому ему свирели леса
Милее, чем гражданская труба.
Он этим редок, Афанасий Фет.[17]

  Давид Самойлов, «Афанасий Фет», 1979

Источники[править]

  1. 1 2 М. Н. Муравьев. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — М.-Л.: Советский писатель, 1967 г.
  2. 1 2 «Максим Горький: pro et contra. Личность и творчество Максима Горького в оценке русских мыслителей и исследователей 1890 ― 1910-х гг.», серия «Русский путь». — СПб.: РХГИ, 2004 г.
  3. 1 2 Н.С. Гумилёв. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. — Ленинград, Советский писатель, 1988 г.
  4. 1 2 Ф.И. Шаляпин. «Маска и Душа». — Москва, Вагриус, 1997 г.
  5. 1 2 А. И. Куприн. Париж интимный: М.: «Эксмо», 2006 г.
  6. Евгений Марков. Очерки Крыма. Картины крымской жизни, истории и природы. Евгения Маркова. Изд. 3-е. Товарищество М. О. Вольф. С.-Петербург и Москва, 1902 г.
  7. Дмитрий Каралис, «Автопортрет». — СПб.: Геликон Плюс, 1999 г.
  8. А.А. Бестужев-Марлинский. «Кавказские повести». — СПб., «Наука», 1995 г.
  9. Ф. Сологуб. Избранная проза. — М.: Центурион, Интерпакс, 1992 г.
  10. Лидия Чарская, Полное собрание сочинений. Том 34. Вечерние рассказы. — Приход храма сошествия Святаго Духа, «Русская миссия», 2007 г.
  11. Сумароков А. П., Избранные произведения. — Ленинград: Советский писатель (Библиотека поэта), 1957 г. — Второе издание.
  12. Толстой А.К. Полное собрание стихотворений и поэм. Новая библиотека поэта. Большая серия. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2006 г.
  13. 1 2 К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том первый. Издание четвёртое — М.: Изд. Скорпион, 1914 г.
  14. В. Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987 г.
  15. Русская поэзия Китая. — М.: Время, 2001 г.
  16. Валерий Перелешин. Заповедник: 7-я кн. стихотворений. — Франкфурт-на-Майне: Посев, 1972 г.
  17. Давид Самойлов. Стихотворения. Новая библиотека поэта. Большая серия. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2006 г.

См. также[править]