У этого термина существуют и другие значения, см. Шило (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Мешок (значения).
Ши́ло в мешке́ (чаще всего в сочетании с глаголом утаить) — фразеологическое сочетание, восходящее к пословице «шила в мешке не утаишь». Смысл состоит в том, что нечто (шило, правду) невозможно скрыть, оно обязательно проколет мешок и высунется наружу (будет колоть глаза). Пословица говорит о том, что обманывать бесполезно, тайное станет явным, рано или поздно, высунется наружу. Синонимические пословицы:
Шило в мешке в научно-популярной литературе и публицистике[править]
Уже из самого расстояния, на которое дотянулись радиоактивные осадки, можно было сделать вывод, что мощность американского взрыва намного больше того, что могла дать Слойка. Фактически ― в сорок раз, или в тысячу раз больше хиросимской бомбы. Это, правда, лишь в полтора раза превышало мощность испытания «Майк» в ноябре 1952 года, но о той мощности не было достоверных данных. А в марте 1954-го шило в мешке не утаили. Мешок взяли слишком маленький. Или точнее ― американские теоретики сильно недооценили длину шила. Американские физики, создавшие атомную бомбу, говорили, что ее главный секрет состоял в том, что она возможна. Этот секрет открылся в Хиросиме.[1]
Поделки из селенита быстро приобрели популярность и молниеносно раскупались. В 1896 году их показывают на Всероссийской художественно-промысловой выставке, проходившей в Нижнем Новгороде, а ещё через 4 года, в 1900 году, после выставки в Париже, изделия иренских мастеров получают мировую известность. Крестьяне окрестных сёл быстро смекнули прибыльность этого бизнеса и пошли к мастерам на подённую работу. Мастера ставили условие: не разглашать секреты ремесла. Но шила в мешке не утаишь. Освоив навыки, крестьяне возвращались по своим деревням и сами заводили камнерезные производства. Вскоре камнерезные мастерские появились в десятке иренских деревень и сёл.[2]
— Алексей Иванов, «Message: Чусовая» (часть шестая), 2007
Шило в мешке в мемуарах и художественной прозе[править]
Таким образом, готовяся опять в дорогу, имели весьма нередкое свидание, и правду сказать, что господин Светон больше находился со мною, нежели был дома, что и сделалося наконец причиною моего несчастия. Супруга не умедлила подозревать своего сожителя, и, уведав от людей, хотя и накрепко им было заказано сказывать о моем пребывании, послала она за хозяином того дома, в котором я находилась, и без дальних околичностей разобрала тотчас мое достоинство и согласилась с хозяином выведать то совершенно для того, что и тот уже подозревал меня, по пословице: «шило в мешке не утаится» или «виден сокол и по полету».
— Михаил Чулков, «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины», 1770
Недаром говорю, золотая головка! С тобой, чай, и в аду не сгоришь, прости, Господи, мое прегрешение! Лишь бы поскорей окрутить сестрицу-то с Александром Андреевичем, а то и шило в мешке спрячем. Пойдёт ли на свою кровь?.. А заседатели и секретари наши батраки. И понятых за ведерку приведут… понимаешь… Кто на себя руки наложит? А коли надо, и мёртвый на себя покажет.[3]
— А кому есть надобность, то и без фрухтов и без цыплят узнает. По телеграфу всё известно… Как там ни кутай рыла, как ни прячься, а уж тут знают, что едешь. Ждут… Посудин еще у себя из дому не выходил, а тут уж — сделай одолжение, всё готово! Приедет он, чтоб их на месте накрыть, под суд отдать или сменить кого, а они над ним же и посмеются. Хоть ты, скажут, ваше сиятельство, и потихоньку приехал, а гляди: у нас всё чисто!.. Он повертится, повертится да с тем и уедет, с чем приехал… Да еще похвалит, руки пожмет им всем, извинения за беспокойство попросит… Вот как! А ты думал как? Хо-хо, ваше благородие! Народ тут ловкий, ловкач на ловкаче!.. Глядеть любо, что за черти! Да вот, хоть нынешний случай взять… Еду я сегодня утром порожнем, а навстречу со станции летит жид буфетчик. «Куда, спрашиваю, ваше жидовское благородие, едешь?» А он и говорит: «В город N вино и закуску везу. Там нынче Посудина ждут». Ловко? Посудин, может, еще только собирается ехать или кутает лицо, чтоб его не узнали. Может, уж едет и думает, что знать никто не знает, что он едет, а уж для него, скажи пожалуйста, готово и вино, и сёмга, и сыр, и закуска разная… А? Едет он и думает: «Крышка вам, ребята!», а ребятам и горя мало! Пущай едет! У них давно уж всё спрятано![4]
— Как видите, господин обер-лейтенант, — ничуть не растерявшись, сказал Швейк, — каждый сожранный паштет всегда лезет наружу, как шило из мешка. Я хотел взять вину на себя, а он, болван, сам себя выдал.
― Я вам с Лариской худа не хочу. Девка при мне выросла, ниже стола на кухню бегала: тётя Поля, то, тётя Поля, сё? А ты на службу свою фр-фр, хвостом махнула ― и нет тебя. А Поля здесь, куда она денется. Ребёнок всё-таки, не кошка. Я и кошек жалею. А ты со мной будто уши у меня как у свиньи.
― Поля, милая, не обижайтесь. Я от вас ничего не таю, честное слово. Я сама ничего не знаю.
― Шила в мешке не утаишь ― проколет наружу. Ходил парень и не ходит. И девка сама не своя.[5]
Стойте, стойте, никакой лжи! Если старик виноват действительно, распускает язык ― ну что ж? Ничего не попишешь. Шило, как говорится, в мешке не утаишь. Так нам и напишите ― грешен! Всё равно найдётся такой советский человек, который известит органы об этом, сейчас всякий покажет всё что знает.[6]
— Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», часть третья, 1978
Я чуть ли не физически ощущаю прикосновение ее волос к своему лицу, презрительную нежность холеных рук, когда она с профессиональным бесстыдством ощупывает мое тело в поисках «автографов» следствия… Слухи о том, что в следственных тюрьмах бьют, в конце концов перестали быть секретом НКВД. Шила в мешке не утаишь! Количество арестов поражало, рождало слухи, наводило на размышления, настораживало… Ленинградцы перестали спать по ночам, в страхе прислушиваясь к шагам на лестнице, к шуму ночного лифта. «Великий вождь всех времен и народов» вынужден был в конце концов выступить с осуждением «некоторых перегибов и беззаконий», допущенных в процессе разоблачения врагов народа. Собственную вину за кровавые преступления и зверский произвол, чинимый над миллионами ничего не понимающих, ошарашенных людей, «отец родной» в очередной раз ловко переложил на плечи своих соратников из органов НКВД, не в меру послушно и ретиво уничтожавших цвет нации…[7]
Бедный Макар! где ты был? что делал? Он жадно
Слушал вести, носимые шумной молвою;
Скрыть бы хотели, но шило в мешке не таится. Рейн перешли, во Франции русские. Сильно Сердце забилось у Горева; птицей из клетки
Рвется в стан земляков: «Не стыд ли, не грех ли
Здесь злодею служить? Палит он из пушек
В наших, а я за него ружьё заряжаю!
Надо бежать; лишь ноги становятся хилы,
Бок от раны болит и ломит к ненастью.
Ну! да с богом: авось дойду». И сберётся.[8]
Не пора ли бросить жмурки
И в открытую играть?
А не то в кармане Шурки
Образуется тетрадь.
Что судьба мне предрешила,
Очень трудно уловить.
Но любви моей, как шила,
Мне в мешке не утаить.[9].
— Михаил Кузмин, «Не пора ли бросить жмурки...», 1911
(А, знамо, ― шила
В мешке не утаишь,
Будь ты хоть тип,
Хоть ты ори на мышь
«Цып-цып»…[10]
— Георгий Оболдуев, «Удел твой, человек...» (из цикла «Я видел»), 1950
И словно шило, что ли,
пронзило левый бок.
И выпали от боли
и дудка, и мешок.
Это имя еще не остыло.
Будет выродку что запятнать.
Еще будет рогожа, чтоб шила
наконец-то в мешке не узнать.
Странно, что? оно разум пронзает,
это имя в позоре своем?
Видишь? ― все туда землю кидают.
Кинь свою и не думай о нем.
От отца мне остался приёмник ― я слушал эфир.
А от брата остались часы, я сменил ремешок
и носил, и пришла мне догадка, что я некрофил,
и припомнилось шило и вспоротый шилом мешок.
— Дмитрий Новиков, «От отца мне остался приёмник — я слушал эфир...», 1995
↑Геннадий Горелик. «Андрей Сахаров. Наука и свобода». — М.: Вагриус, 2004 г.
↑Иванов А. «Message: Чусовая». — СПб.: Азбука-классика, 2007 г.
↑Иван Лажечников, Собрание сочинений. В 6 томах. Том 6. — М.: Можайск ― Тера, 1994 г.
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 4. (Рассказы. Юморески), 1885—1886. — стр.256-257
↑И. Грекова. «На испытаниях». — М.: Советский писатель, 1990 г.
↑Домбровский Ю.О. Собрание сочинений: В шести томах. Том пятый. — М.: «Терра», 1992 г.