Обвине́ние — предъявление кому-либо определённой вины в проступке. Обвинение может быть психологическим (личным) или юридическим. В праве обвинение в нарушении закона формализовано, его выдвигают и поддерживают уполномоченные органы и лица. Обычно за выдвижением обвинения следует либо его поддержка следствием, выражающаяся в доказывании виновности лица, привлекаемого к уголовной или иной ответственности, либо снятие обвинения.
В суде международное или государственное обвинение обычно поддерживает прокуратура, общественное — общественный обвинитель, частное — приглашённые в частном порядке адвокаты, а в некоторых юрисдикциях, вообще говоря, любые частные лица.
Лучше переносить незаслуженные оскорбления от обвин`нного за свой справедливый приговор, нежели чувствовать справедливые укоры совести за своё пристрастное решение.
...всё-таки мне, мужчине почти сорока лет отроду, хорошо бы остаться в стороне от всех этих передряг и судебных разбирательств, следовало также и судей оставить в покое. Бежав от обвинения тиранов и восхваления героев, я хотел бы пойти в Академию или в Ликей, прогуливаться и разговаривать в тиши вот с этим любезным Диалогом, не нуждаясь ни в похвалах, ни в рукоплесканиях.
Ныне так возобладала страсть фарисейского сребролюбия и лихоимства над судьями и властителями, что они даже слугам своим дозволяют придумывать всякие неправедные обвинения против людей состоятельных, и для этого они подкидывают иногда по ночам в их дома разные предметы (улики), а иногда — о великое нечестие! — притаскивают труп мёртвого человека и покидают его среди улицы, чтобы таким образом, под предлогом яко бы праведного мщения за убитого, иметь повод привлечь к суду по делу об убийстве не одну только улицу, но и всю эту часть города, и чрез то получить в виде мерзких и богопротивных корыстей множество серебра; побеждаясь сребролюбием и лихоимством омрачилось неразумное их сердце, мучат подручных себе всякими денежными взысканиями (штрафами), и принудительными работами по возведению роскошных строений, служащих лишь к излишнему самоугождению и к удовлетворению желаний их развратных душ.
Не стану защищать мою книгу. Как отвечать на которое-нибудь из ваших обвинений, когда все они мимо? Я сам на неё напал и нападаю. Она была издана в торопливой поспешности, несвойственной моему характеру, рассудительному и осмотрительному. Но движенье было честное.
— Николай Гоголь, Черновик второго письма Гоголя Белинскому, июль — август 1847 г.
Самая безоглядная революционная решительность и самая великодушная человечность — только в них истинное дыхание социализма. Мир должен быть перевернут, но каждая пролитая слеза, которую можно осушить, — это обвинение, а каждый человек, который, спеша по важному делу, просто по грубой невнимательности давит бедного червя, совершает преступление.
На все обвинения в гражданской войне мы говорим: да, мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло. Первое правительство в мире, которое может о гражданской войне говорить открыто.[3]
Нас всегда обвиняли в терроризме. Это ходячее обвинение, которое не сходит со страниц печати. Это обвинение в том, что мы ввели терроризм в принцип. Мы отвечаем на это: «Вы сами не верите в такую клевету».[4]
Мистика постоянно подозревалась и обвинялась в ересях. Обвинения эти обыкновенно попадали мимо цели, потому что обвиняющие и обвиняемые находились в разных плоскостях и говорили на разных языках.
В детстве было такое выражение «неквинтикультяпистый». Вот из обвинения получается, что я похитил нефть именно этим способом. <...>
По моему убеждению, все предъявленные мне обвинения несправедливы — преступлений я не совершал. Доказать то, чего не было, — невозможно. Кроме того, невозможно доказать хоть что-то, если не было независимого суда. В то же время, я недоработал в ходе первого процесса, поскольку не хватило опыта, поэтому впечатление от него осталось смазанным.
Вот эта Поклонская, смазливая эта девица, она ведь депутат, бывший прокурор, генеральского звания. И вот она пишет о фильме, которого, между прочим, не видела. Но видеть его и необязательно, потому что такого фильма, который бы соответствовал всем её обвинениям, вообще создать физически невозможно. <…> Причём эти обвинения — <…> ну это просто, как говорится, бред сивой кобылы.[6]
Глупые обвинения мне легко отстранить, но я хорошо знаю наших москвичей — честь Н-ва в их глазах погибла без возврата, без восстания, и теперь, кто ни сплети им про него нелепицу, что он, например, что-нибудь украл или сделал другую гадость — они всему поверят.
Выходки умирающей Софьи Степановны делались невыносимыми, а я бегал под ливнем ночью в аптеку, колол ночью же для нее лёд на леднике, сносил миллионы несправедливых обвинений и унижений, и все это ― в память Наташи. Вася, кроме того, выставил меня лжецом в глазах тети, которая, как всегда, мне не поверила, а поверила ему.[7]
Людям, не жившим в этой стране, может показаться недостойным, что грязный клочок бумаги с бездоказательными обвинениями — не обвинениями вообще — может повергнуть человека в такой мистический страх. Но каждой анонимке обязаны были дать ход. Обрастая снежным комом вопросов, оправданий, стечением нелепейших обстоятельств, демагогией начальства, норовившего увернуться от обвинений в «потере бдительности», она становилась делом.[8]
– Меня часто обвиняют в односторонности. Это забавно, после всего. В самом деле, может ли основное свойствосознания служить в качестве обвинения?[2]:640
Пилат опять встретился взглядом с Приведённым. Он тих и молчалив, точно не ради Его всё это бурливое собрание. Невыразимое отвращение к толпе, желание не дать ей в руки её жертву закипело в римлянине. То не был порыв человеколюбия, то было желание властителя показать свою силу, не утвердить приговора. Изо всех обвинений, которые он расслышал в этом гаме голосов, существеннее всего был крик: «царём называл себя!» — это уже колебания римской власти…[9]
— Я была у немцев в кирке: скучища страшная! — уверяла ена всех. — А в костеле мне нравится… Орган играет, прекрасное пение… Если бы я не была православной, непременно сделась бы католичкой. Все католики так вкусно молятся…
— Любочка, какая у тебя странная манера говорить не то, что ты думаешь, — заметила Катя. — И слова глупые: вкусно молиться нельзя.
Любочка вся вспыхнула, как огонь. Она несколько мгновений сидела с раскрытым ртом, а потом обрушилась на Катю целым потоком обвинений.
— Значит, по-твоему, я вру? да?..
— Нет, я этого не сказала.
— По-твоему, я глупа, как чучело гороховое? да?..
— И этого я не говорила…
— Знаю, знаю, я всё знаю… Вы все меня считаете дурочкой.[10]
Однажды, идя в класс, Клевинджер споткнулся, и на следующий день ему были официально предъявлены следующие обвинения: «Самовольный выход из строя, нападение с преступными целями, безобразное поведение, отсутствие бодрости и боевого духа, измена родине, провокация, жульничество, увлечение классической музыкой и т. д.» Короче говоря, они хотели применить к нему весь свод военных законов целиком и полностью.
Я предлагаю полное и совершенное опровержение. Должен сказать, что обвинение было совершенно необоснованным и было выдвинуто исключительно в состоянии озлобления. Я глубоко сожалею, что мои слова могли вызвать обиду у вас или у членов вашей семьи. Настоящим заверяю, что не повторю в будущем ни единого подобного слова.
И твой мне милый лик запечатлен виной.
Неотразимое готово обвиненье.
Да ― ты виновна предо мной
В невольном, страшном похищеньи.
Одним сокровищем я в мире обладал,
Гордился им, над ним рыдал.
Его таил от взоров света
В непроницаемой глуши,
Таил ― под рубищем поэта
На дне измученной души.
Ты унесла его лукаво,
Как ночь уносит злато дня:
Ты отняла навеки у меня
Мое великое, единственное право:
То право ― никогда, кончая жизни путь,
С усмешкой горькою на прошлое взглянуть...[11]
И жаль мне отдавать
На суд людской восторги вдохновений
И от толпы, как платы ожидать
Пустых похвал иль горьких обвинений.[12]
— Иван Никитин, «Когда один, в минуты размышленья...», 1851
Они, как змей, как иcкуcитель,
cкользили c моего cтола.
Иcтец и вмеcте обвинитель,
я назову иx коpнем зла. <...> Они виновны в pаcпыленьи во мне вcего, вcего, вcего. Я обвиняю иx в pаcтленьи cущеcтвованья моего.
Даю c пpиcягой показанье:
cлова ― убийцы дней моиx.
Пуcть к выcшей меpе наказанья
доcтойный cуд пpиcудит иx.[13]
↑Войнович В. Н. За Родину! Неопубликованное. — М.: ПЛАНЕТА, 2019. — 248 с.
↑Надсон С.Я. Дневники (1875-1883). — Москва, «Захаров», 2003 г.
↑Морозова Н. А. Мое пристрастие к Диккенсу: Семейная хроника. ХХ век. — М. : Моск. рабочий, 1990. — 256 с.
↑Гнедич П. П. Семнадцать рассказов. — СПб.: Типография Н. А. Лебедева, 1888 г. — С. 57
↑Д. Н. Мамин-Сибиряк. Собрание сочинений в 12 томах. Том 7. Охонины брови. Весенние грозы. — Свердловск: Свердловское Областное Государственное Издательство, 1949 г.
↑В. Г. Бенедиктов. Стихотворения. — Л.: Советский писатель, 1939 г. (Библиотека поэта. Большая серия)
↑И. С. Никитин. Полное собрание стихотворений. — М.—Л.: Советский писатель, 1965 г. — (Библиотека поэта. Большая серия)
