Ро́за кита́йская, или чайная (лат.Rósa chinénsis) — один из самых известных и популярных в цветоводстве видов кустарников из рода Шиповник (лат.Rosa) семейства Розовые. Другие названия: индийская, или бенгальская роза. В диком виде не встречается. Очевидно, очень долгое время находилась в культуре. Ввезена из Китая и несколько позднее из Бенгалии. Является первой повторноцветущей розой, попавшей в Европу.
Кусты розы прямостоячие, 1-2 метра высотой. Ветви фиолетово-коричневые, в сечении круглые, почти лишённые шипов. Редкие шипы изогнутые, толстые, плоские. Роза китайская имеет несколько разновидностей и массу садовых сортов разного размера и внешнего вида. Цветы чаще всего белые, красные или розовые.
Под таким же бытовым названием в культуре известно ещё одно садовое и комнатное растение: гибискус, которое совсем не похоже на розу и не является родственным. Тем не менее, во многих художественных или мемуарных текстах, не изобилующих подробностями, бывает трудно установить, какую именно китайскую розу имеет в виду автор.
Но когда я вошел на гору, я не верил своим глазам, когда увидел её всю покрытую кустарниками китайских белых и бледно-розовых роз <...>. Кусты величиною выше моего роста, листья узко-продолговатые по три на стебле, а самые цветы — на пяти и по шести бутонов на стебле.[3]
В окнах, за кисейными занавесками, увидите вы горшки с геранием, кактусом и китайскою розою, <...> ― словом, куда ни обернись, на что ни взгляни ― всё напоминает царство жизни мирной, тихой, скромной, семейственной и патриархальной.[4]
— Ирина Одоевцева, «Средь меланхолических ветвей...» (из книги «Десять лет»), 1967
Сегодня утром огорчение: на балконе держу китайскую розу, которая начала хорошо расти и дала шесть бутонов. И вот самый большой из них, уже полураспустившийся, опал.[11]
На рассвете мама принесла горшок с китайской розой с базара: чем «ночней», тем дешевле там цены. Розу поставили в угол, где она, как девушка, вздрагивала...[13]
Все центральные автострады в столице Поднебесной вдоль разделительных полос и тротуаров в один ряд засажены розами. Чайная роза, я полагаю, это роза китайская.[14]
В центре города пахнет. Цветут китайские розы. Розовой пеной. Вот здесь, под китайскими розами, я и встретился с моей подружкой. Зелёное платье с букетами розовых цветов.[15]
Роза китайская (Rosa сhinensis) — вечнозеленый кустарник (высотой 15–30 см) с прямостоячими или поникающими побегами, перистыми листьями, состоящими из пяти ланцетных листочков, и одиночными махровыми или простыми цветками белого или розового цвета. Красные молодые стебли и листья этого вида по мере «взросления» становятся зелёными.
Наилучшим для размещения розового куста будет светлое, солнечное, хорошо проветриваемое, но без сквозняков, место. Весной розу выносят в сад, где пересаживают в открытый грунт, или на балкон. Осенью и зимой растения содержат в прохладном помещении с температурой +5° ... +8°C, начиная с февраля температуру поднимают до +18°C. Зимой желательно искусственное досвечивание.[16]:155
— Екатерина Волкова, Ольга Петина, «Лучшие комнатные растения», 2014
Китайская роза в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
Но когда я вошел на гору, я не верил своим глазам, когда увидел её всю покрытую кустарниками китайских белых и бледно-розовых роз величиною с нашу большую центажалию. Кусты величиною выше моего роста, листья узко-продолговатые по три на стебле, а самые цветы — на пяти и по шести бутонов на стебле. В середине — желтая звёздочка, как в Кавалерской звезде, и запах тонко-слабованильный. Это такая прелесть, что описание c’est blaspheme. Я нарвал всех возможных цветов и особенно этих красавиц целую охапку, выбросив прежние цветы, потому что каждый день моя кокетливая каюта украшается вся сверху донизу разными цветами, которые с каждым переходом меняют свой характер.[3]
Сегодня утром огорчение: на балконе держу китайскую розу, которая начала хорошо расти и дала шесть бутонов. И вот самый большой из них, уже полураспустившийся, опал. <...>
У китайской розы опал еще один бутон. Забрал ее в комнату. <...>
Сегодня ночью наконец распустился один ярко-красный пышный цветок китайской розы.[11]
И видит: висят занавески ― и так в комнате красиво, так дымно и мягко. На рассвете мама принесла горшок с китайской розой с базара: чем «ночней», тем дешевле там цены. Розу поставили в угол, где она, как девушка, вздрагивала от вечного постукивания работающей рядом электростанции.[13]
Все центральные автострады в столице Поднебесной вдоль разделительных полос и тротуаров в один ряд засажены розами. Чайная роза, я полагаю, это роза китайская. Мне кажется, что цветовое московское изобилие с весны ― это не из какой-либо поездки Лужкова в Пекин? Засадим все незабудками, равняясь на столицу Китая.[14]
Она стояла у окна, и нетерпение ее возрастало с каждой минутой. Она ощипывала китайскую розу и с досадой бросала листья на пол, а сердце так и замирало: это был момент муки. Она мысленно играла в вопрос и ответ: придет или не придет?[1]
Вот тут и опешишь, а Батя, словно и не домекнулся в чём дело, начнёт рассказывать, какие цветы за морем, начнёт высчитывать их по пальцам: Первое дело роза, а сортов её, кто говорит сто, а кто и полтораста... Я сам сортов с двадцать в Гишпании видел... Роза — это рoзaн по нашему , только наш-то вон в сыроежку червивую , а там ее на обе ладони клади. Вот и считай теперь: роза простая, роза штамбовая, роза махровая, роза месячная, роза алая, роза розовая, роза белая, роза лиловая, роза алая полосатая, роза лиловая полосатая, роза крапчатая, роза китайская жёлтая, роза... Та вот запомни, да и перескажи своему подсыльщику: пусть твердит по зорям...[17]:230
В окнах, за кисейными занавесками, увидите вы горшки с геранием, кактусом и китайскою розою, какую-нибудь канарейку или чижа в клетке, ― словом, куда ни обернись, на что ни взгляни ― все напоминает царство жизни мирной, тихой, скромной, семейственной и патриархальной. <...>
Там, где прежде на окнах стояли герани и кактусы с китайскою розою, ныне помещаются пустые полуштофы, косушки и пивные бутылки; белых кисейных занавесок и следа нет; пол захаркан, засыпан табачною золою и давным-давно уже не мыт...[4]
Она медленно поднималась по ярко освѣщенной лѣстницѣ съ скромно опущенными глазами. Вся въ черномъ, съ парой китайскихъ блѣдныхъ розъ въ волосахъ и на груди, съ роскошными бѣлокурыми локонами, падавшими на шею, съ очень темными, почти черными бровями, съ легкимъ румянцемъ на щекахъ, она была очень эфектна.[5]
Муар под лампой горел китайской розой, он быле уж так розов, так розов, что, казалось, ещё минута, и по комнате разольётся вялый и сладкий запах. Дальше розы чехла смягчались золотистым газом, словно закатный шафран тронул алую щёку. Ниже, к краю платья, розовое неистовство слабело, меркло и словно стекало неровно бисерными кружевами, розово-золотыми, где, казалось, медлило и застыло коралловое мерцанье, как последний взгляд зимней зари гаснет на звёздах инея.[6]
И Таня думала, но ничего не могла придумать ― у нее не было больше цветов. Тогда толстощекая Женя сказала (она всегда говорила полезные вещи):
― У нас дома, в горшках, распустились царские кудри.
― И у нас, ― разом сказали девочки, ― зацвели на окнах китайские розы и фуксии.[8]
— Рувим Фраерман, «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви», 1940
С Таней случилось то, что хоть раз случается в жизни с каждой девочкой, ― она проливает чернила.
― Вот несчастье! ― воскликнула Таня. Она отскочила, подняв левую руку, в которой все время держала цветы. Все же несколько черных капель блестело на нежных лепестках китайских роз. Однако это еще ничего, можно лепестки оборвать.[8]
— Рувим Фраерман, «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви», 1940
На окнах белые занавески, шитые прорезью, ― к этому вышиванью приложили руки все женщины семьи Чернышевых, даже недоброй памяти Клавдия, порхнувшая по дому недолговечной бабочкой… Белые занавески и китайские розы. Розы растила Катя. Уезжая на фронт, она долго наставляла Евдокию, как ходить за цветами. Евдокия до цветоводства не охотница, но ради Кати берется за ножницы и лейку и холит, и охорашивает оконный девичий сад.[18]
...в ту самую хату, где материнские теплые, в жилочках руки вымыли до блеска каждую половицу, и полили китайскую розу на подоконнике, и набросили на стол пахнущую свежестью сурового полотна цветастую скатёрку, ― может войти, войдет фашист-немец![19]
...я сам это видел слышал и чувствовал запах того воздуха необыкновенного месяца мая каштаны цвели белые грозди белые пирамиды белые треугольники покрывающие лучистую зелень шершавых листьев и акации белые яблони и морели цвели китайские розы и пахло липовым цветом в самом центре нашего города с двойным дном как шляпа волшебника где очень много всякого рода ведьм или ведьмочек цвели китайские розы возле консерватории там где сейчас вода ровным слоем течет по мавзолейным плитам интересного сооружения для отдыха души в центре города...[15]
Всколыхнул всю эту массу света и запаха, перемешал. Воздух сверкает и свет пахнет. В центре города пахнет. Цветут китайские розы. Розовой пеной. Вот здесь, под китайскими розами, я и встретился с моей подружкой. Зелёное платье с букетами розовых цветов. Какая она? Соперница розового дерева. На её щеки могли бы садиться пчелы. Тело её благоухает, а розовые полоски на сгибах колен пронизывают тёмным током. <...>
― Рассказывай, ну, рассказывай…
Мы присели на лавочку, закурили под китайскими розами, две пожилые женщины посмотрели враждебно на нас, отравляющих дымом микроклимат сквера; розовые букеты на тёмно-зелёном платье пахли всеми лепестками, ветер срывал цветы роз, и все перемешалось, и в розовом дожде я рассказывал о том о сем, одним словом, в Твери опять напьюся и пьяным в Петербург на пьянство прискачу…[15]
Жуёт коpова клок лужайки.
И ― как поэзия над пpозой ―
в cтоловой ― дочь моей xозяйки,
китайcкой паxнущая pозой…[20]
— Анна Присманова, «Апpель. Деpевня. Cолнце. Почки...» (из цикла «Чай»), июль 1947
И пошёл он, шагая по белому свету,
проводить на земле революцию эту: Чтобы всюду ― на месте помоек и свалок ― разнеслось бы дыхание пармских фиалок;
Где жестянки и щебень, тряпье и отбросы,
распылались бы влажно индийские розы...[9]
Вдохновенно, в совершенстве диком
Трелями исходит соловей
Над шафранною китайской розой.
Восхищаясь собственною позой, Тень играет дискобольным бликом...[10]
— Ирина Одоевцева, «Средь меланхолических ветвей...» (из книги «Десять лет»), 1967
