Сугли́нок — распространённый в нечерноземье тип почв, близких к лёссам, в которых заметная доля примеси песка и глины; связная осадочная порода, состоящая преимущественно из песчаных и пылеватых частиц со значительным содержанием глинистых частиц, концентрация которых определяет свойства породы. Суглинки делятся на грубопесчаные, мелкопесчаные и пылеватые.
Старославянское слово «суглинок» означает «близкий к глине, рядом с глиной». Для сравнения можно привести в пример такие слова, как супесь (почва, близкая к песку, но не песок), сумрак (состояние, близкое к темноте (мраку), но ещё не полный мрак). Иногда авторы гуманитарных и художественных текстов, когда хотят сказать «глинистая земля», путают суглинок и глинозём, не имеющий к почвам прямого отношения.
Почва везде суглинок; ближе к Угуз-Миазу красный, железистый, как под Оренбургом, а далее желто-буроватый, и везде с галькой, только с лошади я не разглядел, из каких горных пород она состоит...[1]
...два человека, русских два писателя, — в воскресный день, в заполдни, — рылись в вещах, — и они нашли коробочку, где была русская земля, — не аллегория, не символ, — а просто русская наша земля, — сероватый наш русский суглинок, увезенный в коробочке за тысячи вёрст...
Лёсс, желтозем, по-китайски хуанту (желтая земля), ― это смесь мелких песчинок и частиц глины и извести, т. е. по составу это известковый суглинок...[2]
— Владимир Обручев, «Путешествие в Центральную Азию и Китай», 1940
Далеко не всегда растения могут получать из почвы достаточное количество магния: в песчаных и супесчаных почвах его в несколько раз меньше, чем в почвах суглинистых и глинистых.[4]
...цитварная полынь избегает песчаных и супесчаных почв, поскольку они менее влагоёмки, чем суглинки, что в условиях ничтожного количества выпадающих летом осадков приобретает особое значение. По этим же причинам цитварная полынь избегает высоких рельефов, где уровень грунтовых вод глубже и влажность, как следствие, значительно ниже.[9]:136
Прошёл ряд веков. Климат потеплел, льды отступили к северу. Принесённые ими камни, растёртые в песок и глину, покрыли мощным слоем поверхность земли. Так образовалась в этих местах суглинистая и супесчаная малоплодородная почва, покрытая камнями-одинцами.
Первичные речные долины были созданы здесь потоками вод тающих льдов.[10]
— Иван Феденко, «Волга — великая русская река», 1946
Иногда воды определенного химического состава, даже не сильно обогащенные радием, в течение многих лет проходят по трещинам, покрытым рыхлыми отложениями, или по глинам, суглинкам и некоторым другим породам. При этом происходит значительная адсорбция радия. Так создаются радиоактивные фокусы ― ограниченные участки пород, обогащенные радием.[11]
— Елена Щепотьева, «Радиоактивность природных вод», 1951
Вместе с фосфором магний содержится в тканях, из которых построены органы плодоношения. Кроме того, при участии магния в растении образуются витамины А и С. Далеко не всегда растения могут получать из почвы достаточное количество магния: в песчаных и супесчаных почвах его в несколько раз меньше, чем в почвах суглинистых и глинистых.[4]
Красный лес любит землю глинистую, иловатую, а сосна ― преимущественно песчаную; на чистом чернозёме встречается она в самом малом числе, разве где-нибудь по горам, где обнажился суглинок и каменный плитняк.[12]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Клязьма прорезывает Владимирскую губернию во всю длину ее с юго-запада на северо-восток и орошает самые разнообразные почвы. От самой границы Московской губернии, начиная с песчаного грунта Покровского уезда, течет она по средним землям Владимирского уезда, по мергелистому суглинку Ковровского, Вязниковского и Гороховецкого уездов и наконец почти на границе Нижегородской губернии захватывает наносную почву под самым Гороховцем.[13]
Обратимся к местности у подошв Киргизнын-Ала-тау, северной и южной. <...>
Почвы этой холмистой полосы представляют явственные следы своего происхождения из кристаллических пород, известняка и песчаника: это лёгкий песчанистый, отчасти известковый суглинок, с весьма разнообразным содержанием глины и песка.
К востоку от Мерке суглинок преимущественно желтоватый, — западнее переходит в сероватый мергелистый ил, не менее плодородный при орошении, но уже с худшими травами без орошения. Против иных горных долин есть полосы чернозёма, но только к востоку от Мерке.[14]
Лёсс, желтозем, по-китайски хуанту (желтая земля), ― это смесь мелких песчинок и частиц глины и извести, т. е. по составу это известковый суглинок; цвет его серо-желтый или буро-желтый; он очень мягкий, его легко можно резать ножом и давить между пальцами. Но, вместе с тем, он вязкий и хорошо держится в обрывах, даже в 5-10-20 м высоты. Лёсс пронизан мелкими порами и вертикальными пустотами в виде тоненьких трубочек, оставшихся после истлевших растительных корешков; поэтому лёсс хорошо фильтрует воду, а кусок лёсса, брошенный в воду, долго выделяет пузырьками воздух, содержавшийся в пустотах. Благодаря своему составу, содержанию извести и других солей и пористости лёсс очень плодороден. [2]
— Владимир Обручев, «Путешествие в Центральную Азию и Китай», 1940
Осматривая возвышенной берегъ упомянутой рѣчки, которой мы тѣмъ лучше разсмотрѣть могли, что весенняя вода своимъ потокомъ промывая глубокія борозды, обнажала оной мѣстами саженъ на 5 въ глубину. Окаменѣлости при сѣлѣ Киржачи. Верьхній слой толщиною не болѣе полуаршина, составляла огородная земля; подъ ней лежалъ слой, толщиною на саженъ, желтаго блестящаго песку (Arena mikans lutea. Ualler.); за блестящимъ пескомъ слѣдовалъ суглинокъ разными слоями, въ которомъ лежали кругляки отвердѣвшей глины въ камень, содержащіе въ себѣ окаменѣлые Аммоновы рога съ Аномитами и Теребратулами. Слой суглинка покрывали слои вязкой сѣрой глины, годной на дѣло кирпичей, и прочая.[15]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1768
Въ селѣ Драчевѣ имѣли мы случай саженъ на восемь видѣть въ глубину земное нѣдро, по причинѣ выкопаннаго новаго колодца. Верхній слой не болѣе какъ аршина на два простирался. Верьхнюю полосу онаго составлялъ черноземъ, а исподнюю крупный песокъ: по немъ слѣдовалъ другой слой бѣлесоватаго хрящу, толщиною сажени на полторы: подъ хрящемъ лежалъ бѣлый суглинокъ, перемѣшанный съ опокою и желтоватымъ пескомъ, толщиною около двухъ саженъ: остальное пространство занималъ известный обыкновенный камень, содержащій въ себѣ мѣлкія окаменѣлыя черепокожныя.[15]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1768
Глиняныя ямы подлѣ города <Арзамаса> научили насъ ясно воображать происхожденіе глинистыхъ камней. Въ нихъ дѣльная глина лежала подъ черноземомъ, какъ выше сказано, толщиною не болѣе четверти. За слоемъ дѣльной глины слѣдовалъ слой, по наружному виду мягкой и вязкой глины: однако она въ огнѣ уже не крѣпла, но разсыпалася. Чѣмъ далѣе разрывали ямы, тѣмъ крѣпче становилася глина, а глубиною аршина на два уже со всемъ пошелъ окрѣплый суглинокъ; и естьли бы довольно было лопатъ и работниковъ, то безъ сумнѣнія можно бы было дорыться до каменья.[15]
— Иван Лепёхин, «Дневные записки путешествія...», 1768
На пути переѣхали мы два Ерика въ глубокихъ долинахъ къ Сѣверному Донцу текущіе. Земля здѣсь была чернопещаная, подъ которою лежитъ толстый слой красноватаго песку съ суглинкомъ, а подъ онымъ мергель. Чѣмъ ближе къ городу подъѣзжали, тѣмъ становилось пещанѣе. Наконецъ пріѣхали въ Бѣлгородъ.[16]
— Василий Зуев, «Путешественныя записки отъ С. Петербурга до Херсона въ 1781 и 1782 году», 1787
Наш путь шел травяной степью; ехали мы больше без дороги, руководствуясь направлением хребта Кара-Тау, и выходило не прямо: то к северу-востоку, то к юго-востоку. Поверхность степи тут волнистая; не глубокие овраги, в которых текут речки, вьются в плоских лощинах с длинными отлогими скатами. В этих лощинах и сидят аулы у ручьев; у некоторых есть небольшие пашни и бахчи с арбузами, орошаемые канавами из ручья; и вообще в лощинах трава лучше, а на увалах между ними ― тощая и плохая, и уже 30-го апреля отчасти увядшая. Почва везде суглинок; ближе к Угуз-Миазу красный, железистый, как под Оренбургом, а далее желто-буроватый, и везде с галькой, только с лошади я не разглядел, из каких горных пород она состоит, а сходить было некогда; жаль, потому что эта галька могла бы хоть намекнуть на геогностическое построение Кара-Тау.[1]
― Это ещё не всё, братцы, ― продолжал фабричный, постепенно воодушевляясь, ― куды! он в отместку ему и землю-то у него ту отнял…
― Как, и землю отнял, землю? ― крикнули многие.
― Да, отнял, и вырезал ему что ни на есть плошную во всей вотчине: суглинок… Хлеба у Антона с первого же года и не стало… а жил он, нужно сказать, прежде не хуже других…[17]
Смотришь, смотришь, ах ты, право! Ну, здесь, точно, земля лучше: суглинок, хороший суглинок, говорят крестьяне; да с меня хлебушка-то всюду вдоволь народится.[18]
В России — в великий пост — в сумерки, когда перезванивают великопостно колокола и хрустнут, после дневной ростепели, ручьи под ногами, — как в марте днем в суходолах, в разбухшем суглинке, как в июне в росные рассветы, в березовой горечи, — как в белые ночи, — сердце берет кто-то в руку, сжимает (зеленеет в глазах свет и кажется, что смотришь на солнце сквозь закрытые веки)...
— А где-то в другом месте, за тысячи верст и отсюда и от России, — от русской земли, — два человека, русских два писателя, — в воскресный день, в заполдни, — рылись в вещах, — и они нашли коробочку, где была русская земля, — не аллегория, не символ, — а просто русская наша земля, — сероватый наш русский суглинок, увезенный в коробочке за тысячи верст: — и ах как тоскливо стало обоим, какая тоска по земле. Тогда перезванивали колокола на кирке, и они не слышали их: они были два русских изгоя. Хряпнул октябрь не только октябрьскими слезками Эстии, Литвы и Латвии: если себе Россия оставила только советы и смуту, метель и распопщину, то те, кто не хочет русской мути метели и смуты, кто ушел от России — тот вне России фактически. Имя им — изгои. В те годы было много Кобленцев. — И: просто русский сероватый наш суглинок.
Но над Россией — весна, великий пост, — когда ветренно, ручейно, солнечно, облачно и когда бухнет полднями сердце, как суглинок, — когда хрустнет хрусталь печали, как льдинка под ногой, — и поют — когда мужики русские песни, тоскливые, как русские века...
Ходили на болото и даже зашли однажды к дальним Синим озерам, куда еще никогда не рисковали забираться вдвоем. Когда дома их спрашивали, где они пропадают и что они ищут, они с гордостью отвечали: ― Мы глину ищем.
Теперь они уже знали, что глина глине рознь. Есть глины тощие, есть жирные, такие, которые в сыром виде можно резать ножом, как ломти густого масла. По нижнему течению Тихой речки много суглинка, то есть глины рыхлой, смешанной с песком.[19]
… ни один человек не в состоянии жить без корней — корней в крохотном оазисе среди пустыни, в красной глиняной земле, на горном скате, на каменистом берегу, на городской улице. В чёрный суглинок, в болото, в песок, в камень, в асфальт или в ковер каждый человек глубоко пускает корни для того, чтобы называть это место своим домом.
Однако четверть часа спустя она собрала кое-какой завтрак ― миску картошки, кусок сала, хлеб, кувшин молока, ― завязала платок и пошла на пригорок. Петрок копал вручную, лопатой, ковырял, долбил, рубил проклятый суглинок, сквозь прошлогодний бурьян начавший зарастать молодым пыреем, и уже взрыхлил ладный клин с конца нивы.[6]
А ещё один раз бригадир послал Королёва с Вадей ночью в поле, пригнать грузовик, брошенный внезапно запившим водилой. Сначала все шло хорошо, но вдруг они скатились в низинку, там колёса замылились в масляном глинозёме <суглинке(!)>, и, буксуя, машина стала зарываться в грязь по оси.[20]
… земля неудобная, горки скупые,
Где и суглинок залёг, и камни на поле кустистом, —
Те для Палладиных рощ хороши, для живучей маслины.
Признак тому, что растёт маслина и дикая там же
И покрывает своей опадающей ягодой землю.
Я назад не хочу. Ни туда, где я нынче живу,
Ни в Париж, ни в Милан, ни в Женеву, ни даже в Москву.
Хоть и хватит блуждать, хоть пора― не о том ли и речь? ―
Вновь друзей повидать и в суглинке навеки залечь.
Чтоб, горька, незабвенна, в любом состоянье жива,
Надо мной постепенно в себя приходила Москва. <...>
Что мне весь этот рынок и споры, что рынку под стать?
Выбираю суглинок ― постель, чтоб свой век переспать.[5]
— Наум Моисеевич Коржавин, «II. Прощание с Яддо» (из цикла «В американском доме творчества»), 1978
Душа надсадно красотой задета,
В суглинке жизни вязнет коготок.
И мне, как пред экзаменом студенту
Еще б денек, а мне еще б годок.[21]
— Константин Левин, «Я подтверждаю письменно и устно...», 14 августа 1984
Как семейношуршанье дождя! как хорошо заштопаны
им прорехи в пейзаже изношенном, будь то выпас
или междудеревье, околица, лужа ― чтоб они зренью не дали выпасть
из пространства. Дождь! двигатель близорукости,
летописец вне кельи, жадный до пищи постной,
испещряющий суглинок, точно перо без рукописи,
клинописью и оспой.[7]
Под чёрным лабрадором лежат мой дед и бабка,
средь охтенских суглинков, у будки сторожей.
Цветник их отбортован и утрамбован гладко,
поскольку я здесь не был сто лет ― и он ничей.[8]
— Евгений Рейн, «Преображенское кладбище в Ленинграде», 1990
Старое Репино, можно я лягу
В эти суглинки, их не перечесть.
Репино-Ойлила и Териоки,
Вы моя родина, вам меня знать.[8]
↑Крейер Г. К. К экологии цитварной полыни. Ботанический журнал СССР, №4 за 1944 год, стр. 136-142. — Л.: Изд-во «Наука», Ленинградское отделение, 1944 г.
↑И. И. Феденко. Волга — великая русская река. Серия: Наша Родина. — М.: Детгиз, 1946 г.
↑Е. С. Щепотьева, Радиоактивность природных вод. ― М.: «Наука и жизнь», № 9, 1951 г.
↑Аксаков С.Т. «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». Москва, «Правда», 1987 г.
↑Василий Слепцов. Трудное время. Рассказы. Повесть. — М.: «Современник», 1987 г.
↑Н. А. Северцов. Путешествия по Туркестанскому краю. — М., ОГИЗ, Государственное издательство географической литературы, 1947 г.
↑ 123И. И. Лепёхин. Дневныя записки путешествія доктора и Академіи Наукъ адъюнкта Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства, 1768 и 1769 году, в книге: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. — Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936 г.
↑В. Ф. Зуев. Путешественныя записки Василья Зуева отъ С. Петербурга до Херсона въ 1781 и 1782 году. — Въ Санктпетербургѣ, при Императорской Академіи Наукъ 1787 года
↑Д.В. Григорович. Повести и очерки. — М.: «Советская Россия», 1983 г.
↑И.С. Тургенев. «Муму», «Записки охотника»: рассказы. — М.: Детская литература, 2000 г.
↑А. Гайдар. Собрание сочинений в трёх томах. Том 2. — М.: изд. «Правда», 1986 г.
