У этого термина существуют и другие значения, см. Утюг (значения).
Утюг (от тюрк. *ütüɣ, тур. ütü «утюг») — старинный предмет бытовой техники для разглаживания складок и заминов на одежде. Процесс разглаживания называют глажкой или глаженьем.
Утюг был изобретён давно. В IV веке до нашей эры в Древней Греции были изобретены способы плиссировки одежды из полотна с помощью горячего металлического прута, напоминавшего скалку. Для разглаживания одежды в древности использовались слегка обработанные нагретые булыжники. В труде Махмуда Кашгари («Диван лугат ат-турк») написанном в Ⅺ веке, есть упоминание об этом предмете обихода: «үтүк — железо в форме лопатки, которое накаливают и используют для прогревания ворса одежды и её разглаживания». Уже к XVIII—XIX веку утюги представляли собой металлические сооружения формы, близкой к современной. Утюги нагревались на газу, углём или в печи.
Тот же старинный утюг на рукописи, раскрытый, точно пасть крокодила. Судя по застарелым окуркам, карандашам и ручкам, торчащим из него, смело можно было заключить, что он многоцелевой: и тебе пресс-папье, и пепельница, и письменный прибор, и, конечно же, если доведется, грозное оружие самообороны. И это при всем при том, что хотя и редко, но все же случалось его использовать по назначению. Словом, никакой нищеты и тем более убогости не чувствовал.[1]
В вечернее время, когда весь народ в автомобилях едет, слушает, должен транслироваться именно наш продукт, наших людей. Пугачёву мы слышим с каждого утюга. Я не говорю, что её там не должно быть, но 25 % вполне достаточно![2]
— Александр Лукашенко, на совещании по вопросам дальнейшего развития культурного форума "Славянский базар в Витебске", 3 ноября 2004
Одежду стирали на речке. Когда мыла не было, рвали мыльнянку, растение такое, и очень хорошо ею всё отстирывали.
Гладили тяжёлыми утюгами. В один нужно было угли насыпать. А другой просто ставили на печку, чтобы нагревался. Ещё был малюсенький утюжок, как игрушечный, но тоже железный. Им кружева утюжили. У нас даже рубель дома был, хотя им уже не пользовались. Рубель — не деньги, а длинная деревянная палка с зазубринами. Берёшь рубашку, оборачиваешь её вокруг гигантской скалки, а рубелем эту скалку с рубахой начинаешь катать по столу туда-сюда. Но мы с братьями его для других целей использовали. Если по зубцам рубеля провести деревяшкой, получается очень музыкальный звук. Вот и вооружались: рубелем, стиральной доской, ложками деревянными, бубенцами со сбруи нашего коня Ветерка и устраивали концерты.[3]
Утюг в беллетристике и художественной прозе[править]
Только случилось так, что она выздоровела, а умерла любимая горничная сестры Г. Арновского. И умерла, говорят, не своею смертию. Она гладила утюгом своей барыне платье в воскресенье, да немного опоздала: уже во все колокола прозвонили, а платье не было готово. Вот барыня рассердилась, выхватила у нее из рук утюг, да и хвать ее нечаянно по голове так, что та, бедная, тут же и ноги протянула. Правда ли, нет ли, наверное не знаю.[4]
А «Красный партизан» особенно занимал меня. Закованный в толстую броню, он сверху не имел никаких лишних надстроек. Башни, передний и задний мостики, две дымовые трубы, подъемные краны ― вот все, что возвышалось над верхней палубой. С внешней стороны он напоминал громадный утюг длиной в одну пятую часть километра. Башни и борта линкора грозно ощетинились дальнобойными и противоминными орудиями.[5]
Сестра ему не родная ― теткина дочка. Днем она на работе, а вечером гладит. Она свои платья гладит. Все возится во дворе с большим утюгом, который разогревается угольками. То она дует в утюг, то плюет на него, то наденет на него самоварную трубу. А волосы у нее накручены сардельками на железные штучки. Выгладив себе платье, она наряжается, распускает волосы и уходит в Дом культуры танцевать.[6]
После этого Клёпка повез путешественников на фабрику хозяйственных предметов, где изготовлялись различные пылесосы, стиральные автоматы, механические подметалки, вытиралки и соковыжималки, герметические горшки и пневматические кастрюли. Больше всего здесь понравился путешественникам автоматический саморегулирующийся электрический утюг. Особенностью этого утюга являлось то, что он мог автоматически, без всякой посторонней помощи, гладить бельё. Для этой цели в передней части утюга имелись два электрических глаза, представлявшие собой два небольших телевизорчика, при помощи которых утюг как бы видел, что нужно гладить. Немного пониже глаз у утюга имелся еще жестяной электрический нос. Если разглаживаемое белье начинало пригорать, утюг ощущал запах гари этим своим носом, в связи с чем автоматически выключался и давал звонок.
— Николай Носов, «Незнайка в Солнечном городе», 1958
Было бы, конечно нерезонным доходить до того, чтобы терпеть вещи дурного вкуса: прикреплять ко всему, что связано с сексом, наклейки, будто это подарок. Будем каждое утро тщательно разглаживать любовь утюгом… Чуть поношенная, она становится старой… Но разгладишь складки — и она опять как новая… И как только она становится новой — тут же начинает стареть… Разве кто нибудь обязан серьезно слушать подобные непристойности?
Вечер, все дома, мама гладит, раздувает утюг, широко раскачивает его, утюг тяжёлый. Помните, были такие большие высокие утюги, в них тлел уголь, в зубчатых прорезях мелькали красненькие огоньки? Мама слюнявит палец, дотрагивается до утюга, горяч ли, набирает в рот воды, брызжет на бельё, и оно, чуть влажное, прижатое горячим утюгом, отдаёт паром и уютным, свежим домашним запахом… Между прочим, будучи детьми, мы тоже любили набирать в рот воду и брызгать на бельё; если мама не слишком торопилась и была в хорошем настроении, она нам это разрешала, оказывала такую…[7]
Когда Шалапин узнал, что мы изменили курс и идем на помощь бедствующим испанцам, то попросил провести его по судну. Опять слова о корабле, как о микромодели общества, о специальном интересе к поведению микрогрупп в экстремальных обстоятельствах. Плюс, вероятно, распирала его гордость от того, что не укачался. Что ж, ему есть чем гордиться. Не укачаться в первый в жизни шторм это хорошо. Начали со старшего механика. Сидит в каюте и склеивает модель старинного парусника из соломки, ругается, что электрический утюг слабо нагревается.[8]
Размещался здравпункт в одном помещении со столовой: одна половина ― столовая, другая ― здравпункт. Ведал лечебным заведением молодой белобрысый парень с такими челюстями, что лицо его напоминало чугунный утюг, заканчивающийся остреньким и так далеко вынесенным подбородком, что он полностью оттеснил все предметы лица вверх, расширив почти до ушей скобу рта, вдавив в плоскую губу висюльку недоразвитого носа. Зав. медпунктом все время щурил косенькие глазки и важно сдвигал брови, отчего кисельно морщилась дряблая кожа лба. ― Температура?[9]
Между тем утюг нашего теплохода стало сильно закачивать. И мы, предводительствуемые разогретым капитаном, отправились в рулевую рубку. Там нас не ждали, но приняли радушно. Рулевой вспотел от напряжения, оказывается, штормило уже к четырем баллам. Через четверть часа шторм достиг всех пяти. Светлогрушевые волны, как в стакане газировки, время от времени омывали стены рулевой рубки. Поверхность Азовского моря кособоко появлялась в различных ракурсах на стекле. Однажды оно появилось под 90 градусов, ей-богу, правда… То есть наш утюг сдвинулся, и море сдвинулось, и получилось, что мы как бы вертикально идем ко дну. Но не пошли, ужас длился мгновение. Это был первый шторм в моей жизни.[10]
Названием работа обязана методу, которым пользуется Кика, — это как бы стрельба с двух рук, не целясь, о чём он говорит в коротком предисловии сам. Достигается это оригинальным способом: Кика имперсонирует невежду, никогда в жизни не читавшего этих философов, а только слышавшего несколько цитат и терминов из их работ. По его мысли, даже обрывков услышанного достаточно, чтобы показать полную никчемность великих французов, и нет нужды обращаться к оригиналам их текстов, тем более что в них, как выражается Кика, «тупой ум утонет, как утюг в океане г-на, а острый утонет, как дамасский клинок».
...подбирать бездомных кошек, собак, попугаев, слонов, брать напрокат велосипеды и не кататься на них, валяться в гамаке, перечитывать бабушкины комиксы 30-х годов, перебирать платья Сюзи, пить в тенечке «Маргариту», жульничать, научиться гладить утюгом, выбросить утюг в окно, петь под дождем, сбегать от туристов, напиться, выложить тебе все начистоту, а потом вспомнить, что этого делать нельзя, слушать тебя, держать тебя за руку, подобрать утюг, слушать песни, ставить будильник, забывать чемоданы, остановиться на бегу, выбрасывать мусор, спрашивать, любишь ли ты меня по-прежнему, ссориться с соседкой, рассказывать тебе о моем детстве в Бахрейне, описывать перстни моей няньки, запах хны и шариков амбры, делать наклейки для банок с вареньем…
Пальмы стеною и кто-то иной,
Кто-то как сила, и жажда, и мука,
Кто-то как хохот и холод сквозной ―
По лбу и в волосы всей пятерней, ―
И утюгом по лужайке ― гадюка.
Синие линии пиния.[12]
— Борис Пастернак, «Будущее! Облака встрепанный бок...», 1931
Он ― грузный, трехуглый, трехгранный утюг,
И дно его площе речного парома.
Он тычется в север, он тычется в юг,
В экватор, и в полюс, и в пояс разлома. Он женскую руку как знамя несет, Роскошную руку над пышным раструбом, Блюдя подытоженный прачечный счет В маневренном рейсе по чулам и юбам.
Но видя, что подлый ползет холодок,
Послюненным пальцем коснутся снаружи
И, скорчив гримасу, поставят, как в док,
В печную отдушину корпус утюжий.[13]
Чулки, белье ― все спит вокруг, И, позабытый на столе, Спит электрический утюг. Но вот мелеет ночь… рассвет…
А ты все спишь. Все сон да сон…
И куклы спят… все не резон.
Вон одеяло, как назло,
С постели на пол уползло, Часы проснулись, и утюг
Готов для прачешных услуг.[14]
Торопыжка был голодный,
Проглотил утюг холодный,
А потом сказал: «Ну, вот!
У меня болит живот. Вы скажите, где больница, Я туда пойду лечиться». А в больнице говорят: «С утюгом иди назад —
Мы таких больных не лечим.
Мы вас только изувечим!
Если даже ты голодный,
Не глотай утюг холодный».
