У этого термина существуют и другие значения, см. Хлябь (значения).
Хлябь, часто во множественном числе хля́би (устар., библейское от старослав. хлѧбь) — простор, пространство, бездна, провал, пропасть, некая бесконечная или очень большая глубина, которую трудно охватить оком или разумом. По семантике слова хлябь чаще всего имеет отношение к воде, поэтому бездонные хляби, как правило, скрывает в себе океан или небеса, в которых содержатся неограниченные хляби небесных вод. Хляби земные, в свою очередь, становятся бездонными резервуарами для воды и всего, что в них проваливается.
В экстремальных случаях хляби разверзаются (или отверзаются), чтобы затопить, поглотить или скрыть в себе всё живое.
— Шхуна, после того, как я спрыгнул с неё, держалась на воде еще около часа; но, в три или четыре бешеные оборота, она унесла моего любезного брата далеко от меня и, наконец, ринулась стремглав с ним в самую глубину пенистой хляби.[7]
Ваша маленькая голова, потерянная в безбрежной, колыхающейся равнине, одна только чуть виднеется над бездонными хлябями; самый слабый всплеск волны закрывает ее от взора...[8]
— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», «Пещерные города Крыма», 1872
Чудится невольно, что славная река-Нева схоронила навсегда в своих глубоких хлябях много лихих дел, много кровавых преступлений…[9]
...серое, вечно слезящееся небо осени давило его. Казалось, что оно висит непосредственно над его головой и грозит утопить его в разверзнувшихся хлябях земли.[10]
Значение слова хлябь (хляби) интерпретируется по разному. Слово это теперь встречается только в составе указанного оборота и имеет, по-видимому, значение «бездна, пропасть, простор, глубина».[13]:281
...поверхности земной наподобие волн колебание бывает весьма бедственно, ибо отворенные хляби на зыблющиеся здания и на бледнеющих людей зияют и часто пожирают.[1]
...за истинную и общую причину земного трясения, со всеми почти нынешними и древними философами подземельный огонь признаваю. Итак, сей все естество оживляющий дух представляет себя прежде прочего рассмотрению, который из глубочайших земных хлябей по всему лицу земному и в самой атмосфере действия свои являет, притом сам будучи им часто спутник. <...>
Сей огонь по разным свойствам материи, к поверхности земной ближе лежащей, больше или меньше силы имеет и для обильнейшей пищи вон вырывается. Потом, истощив оную, умирает или, воспящен противным действием, угасает, пока от новой серы, из внутренних подземных хлябей жаром пригнанной, новые получает силы и пламень на воздух отрыгает.[1]
...пучины не что иное суть, какъ отъ приливу и отливу произшедшія морскія рѣки, но только вкругъ обращаются; и напрасно говорятъ, будто онѣ раждаются отъ глубокихъ пропастей и хлябей, которыя иногда воду въ себя поглощаютъ, а иногда опять изрыгаютъ. А какимъ образомъ онѣ произходятъ, о томъ объявлю ниже сего.[14]
— Вильгельм Крафт, «Руководство къ Математической и Физической Географіи» (пер. А. М. Разумова), 1764
Гнев Всемогущего, однако, наконец, смягчился, вступили опять в подземные свои хляби вырвавшиеся воды; прочая влажность испарением обсохла, и показался новый вид шара: углы и изломы раздробленного черепа суть нынешние высочайшие на поверхности земли горы...[15]
— Василий Зуев, «О начале и происхождении гор», 1785
Гнев божий, однако, и разрушение земли миновали с прошествием самые кометы; воды убрались опять в подземельные свои хляби, затворившиеся тинистою осадкою, в которой купно загрузли и остатки морских тел вместе с растениями и сухопутными животными.[15]
— Василий Зуев, «О начале и происхождении гор», 1785
Хляби. Разверзлись хляби небесные. Книжн. или разг., шутл. О проливном дожде.
Выражение восходит к библейскому мифу о всемирном потопе (Быт 7:11-12): «Разверзошося вси источницы бездны, и хляби небесные отверзошася. И бысть дождь на землю четыредесять дней и четыредесять ночей», т. е. «Разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей».
Значение слова хлябь (хляби) интерпретируется по разному. Слово это теперь встречается только в составе указанного оборота и имеет, по-видимому, значение «бездна, пропасть, простор, глубина». Само выражение дословно означает «открылись небесные просторы».[13]:281
Что значит слово хлябь? качестве самостоятельной лексической единицы слово хлябь практически в нашей речи отсутствует. Оно живёт лишь как часть целой словесной семьи, и только в ней. Вспомним шутливое выражение разверзлись хляби небесные («пошел сильный, проливной дождь»). Мы видим, что в названном фразеологическом сращении архаично не только существительное хлябь, но и глагол разверзлись. Хорошо знакомо лишь прилагательное небесный. С чем же небесным и что же сделалось? Начнём с последнего. О глаголе разверзлись нельзя не упомянуть, если говорится об этимологии существительного отверстие. Разверзлись может значить «раскрылись, развязались, расшатались, ослабли».
Чтобы понять, какое значение было первоначально у оборота разверзлись хляби небесные, нам осталось узнать, что значит слово хлябь. Это существительное имеет значение «простор, пустота, глубь; бездна, пропасть». Таким образом, буквальный перевод выражения разверзлись хляби небесные дает нам «открылись небесные просторы» (или «бездны» и т. д.).[16]:112
Острые верхи гор обнажилися и покрылися льдяною корою на веки. Кремнистые гор сердца вострещали под тяжкою его пятою, разверзлись и необъятные в недрах сотворили хляби. И се стихии, ощутив пустоту и пространство, внезапу стремятся на равновесие. <...>
Уже каждая капля воды, уже малейшая искра возрастают тмократно, расширяются и тесны окружить неизмеримые недра земноводного, упирают в них, жмут, возносят, разметают и, не находя ни укротительныя прохладности, ни места на растяжение, колеблют всю внутренность, свергают горы, изглажают долины, отверзают хляби и пропасти и в бешенстве своем грозят природе, являя ей разрушение.[2]
Между тем, в Петербурге ежегодно всплывает таких неведомых тел, средним счетом, до семидесяти… Это — очень внушительная цифра! Конечно, в цифру эту входят вольные и невольные утопленники, но все ли эти семьдесят жертв, поглощаемых коварной Невою, точно сказочным Змеем Горыничем, поплатились жизнью по своей воле (напр., самоубийцы), по неосторожности, по несчастной случайности?.. Чудится невольно, что славная река-Нева схоронила навсегда в своих глубоких хлябях много лихих дел, много кровавых преступлений…[9]
К такой же древности, может быть, относятся и глифы Маянских письмен. Вот один из них, так называемый «Небесный Щит». <...>
Слева — куль черный, справа – белый: первое погибшее человечество — в том; в этом — второе. А надо всем — продолговатый, четырехугольный «щит», разделенный надвое: справа — молниеносные стрелы, слева — небесная, над морскою пучиною, хлябь, в виде огромных капель дождя, падающих на такие же огромные волны...
Удалив от человека мысли, отняв у него логику, сведя весь дивный и сложный аппарат человеческой речи к эмоциональным восклицаниям, привязав человека к грибам и телятам, и суркам, и страусам, и собакам, и яблокам, и рыбам, и медведям, — Зайцев сделал одно: он методически и последовательно отнял у человека его индивидуальность, — и не потому ли ему так люб человеческий сон, что именно сном больше всего сливается человек с «безликим человечеством», именно благодаря ему погружается вместе со всеми в одну «безвестную хлябь»?[17]
Сей вопросъ по справедливости всегда затруднительнымъ почитался, и немалая часть ученыхъ для рѣшенія онаго довольно находило подпоры въ священномъ писаніи. Оное научаетъ насъ, что раздраженный людскими беззаконіями Богъ потопилъ вселенную, и надъ самыми высочайшими горами вода 40 локтей стояла. Въ сіе то время изо всѣхъ хлябій стремящаяся вода чрезмѣрною своею быстриною и усильствомъ несла все, что съ нею ни встрѣчалося...[18]
— Иван Лепёхин, «Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія...», 1770
...да принесется во всѣхъ церквахъ торжественное молебствiе и колѣнопреклоненiе Всемогущему Творцу; да пролiются отъ всего народа горячiя слезы благодарности за неизреченное Его къ намъ милосердiе; Онъ высокою мышцею своею изъялъ насъ изъ хлябей бездны и поставилъ на высоту славы.[19]
Все больше пропадает берег, все дальше втягивает вас в море, все глубже становится водная бездна, над которою висите вы, напрягая свои слабосильные мускулы. И кажется, что вы теперь совсем во власти моря, что оно не даст вам вернуться назад, а будет нести вас все дальше и дальше... Ваша маленькая голова, потерянная в безбрежной, колыхающейся равнине, одна только чуть виднеется над бездонными хлябями; самый слабый всплеск волны закрывает ее от взора... И над этой-то крошечной головкой, которая как Ноев ковчег одна несет в себе смысл и жизнь среди разрушительной стихии, над всем воцарившейся, над этой головою вдруг тихо начинает вспухать и подниматься легкою горою все необъятное пространство моря...[8]
— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», «Пещерные города Крыма», 1872
Стоявшие ирои почувствовали в горнице ужасный смрад и зловоние, к снесению которого едва терпимости в них доставало; появился потом чёрный и густой дым, сокрывший от них находящийся в горнице свет, кабалиста и тени; наконец, слышан был стон многоразличных свирепых и дико ревущих животных, отчаянные, тяжёлые, в трясение стены приводящие вздохи, подобные отверстым земным хлябям, изрыгающим из себя великое изобилие огнепалимой материи...[20]
— Михаил Чулков, «Пересмешник, или Славенские сказки», 1768
— Я вздрогнул всем телом; я понял, что хочет сказать он этим словом. Ветер гнал нас прямо к водовороту; не было спасения!
— Вы знаете, мы и в тихую погоду боялись подойти к нему; теперь же неслись в самую средину хляби, да и с каким еще ураганом! Авось, подумал я, минуем беды. Но в тот же миг проклял глупую надежду. Я знал очень хорошо, что, будь мы на корабле в десять раз больше стопушечного — и тогда не миновать бы нам верной гибели.[7]
— Меня поразил теперь не прежний страх, но неожиданная, новая надежда. Она явилась и от воспоминания, и оттого, что теперь замечал я. Мне пришло на ум множество предметов, плавающих у берегов Лофодена, которые были поглощены и потом выброшены Моское-стрёмом. Большая часть их была страшно исковеркана, но некоторые — я хорошо помнил это — остались целы и невредимы. Эту разницу я мог объяснить только тем, что обезображенные осколки принадлежали вещам, совершенно поглощенным хлябью: другие же предметы попали в нее к концу прилива, спустились тише в глубь и не успели коснуться русла, потому что их вынесло отливом.[7]
— Шхуна, после того, как я спрыгнул с нее, держалась на воде еще около часа; но, в три или четыре бешеные оборота, она унесла моего любезного брата далеко от меня и, наконец, ринулась стремглав с ним в самую глубину пенистой хляби. Бочка, к которой привязал я себя, опустилась не больше, как на половину пространства, отделявшего меня от дна воронки, когда последовала резкая перемена в наружном виде водоворота. С каждой минутою крутой откос боков его становился отложе и обороты медленнее, пена с радугою исчезли, и дно пропасти стало как будто подниматься. Когда очутился я на поверхности океана, в виду берегов Лофодена и выше того места, где находится самая хлябь Моское-стрёма, — небо было ясно, ветер затих, и полный месяц блестел на западе. Это была пора мертвой воды водоворота, несмотря на то, что море вздымалось горами от сильных порывов далеко уже улетевшего урагана.[7]
Трудно сказать, какое впечатление производила на Степана Владимирыча картина трудовой деревенской осени, и даже сознавал ли он в ней страду, продолжающуюся среди месива грязи, под непрерывным ливнем дождя; но достоверно, что серое, вечно слезящееся небо осени давило его. Казалось, что оно висит непосредственно над его головой и грозит утопить его в разверзнувшихся хлябях земли. У него не было другого дела, как смотреть в окно и следить за грузными массами облаков.[10]
А потом мозги мутнеют, и тяжкий сон погружает всех в одну безвестную хлябь. Спят собаки, лошади в теплых конюшнях жуют овес, и в глубине их тел идет свое невидное, смутное бытие. Что-то медвежье раскинуло свои лапы и пыхтит, храпит, клокочет в разбросанных людях. Кажется, что в этой ночной хмурой жизни в спящих тварях вновь сгущается тьма, злоба, тяжесть.[11]
Смятение и страх, оковы, глад и раны,
Что наложили им в работе их тираны,
Препятствовали им подземну хлябь крепить,
Чтоб тягота над ней могла недвижна быть.
Обрушилась гора: лежат в ней погребенны
Бесчастные! или поистине блаженны,
Что вдруг избегли все бесчеловечных рук,
Работы тяжкия, ругательства и мук![21]
— М. В. Ломоносов. «Письмо о пользе стекла к высокопревосходительному господину генералу-поручику», 1752
Солнце — себя я узрел меж скалами Харибды и Скиллы.
В это мгновение влагу солёную хлябь поглощала;
Я, ухватясь за смоковницу, росшую там, прицепился
К ветвям её, как летучая мышь, и повис, и нельзя мне
Было ногой ни во что упереться — висел на руках я.[22]
И ревут меж снастей смерчи из Африки
И веревки им рвут; брусья надрублены;
Швы — и те не могли бы
Дно упрочить пред гибельной Хлябью. Немощен ты, в драных полотнищах;
Нет богов, чтоб воззвать с жаром молитвенным.
О вы! счастливые народы,
Где случай вольность даровал!
Блюдите дар благой природы,
В сердцах что вечный начертал.
Се хлябь разверстая, цветами
Усыпанная, под ногами
У вас готова вас сглотить.
Не забывай ни на минуту,
Что крепость сил в немощность люту,
Что свет во тьму льзя претворить.[2]
Уже без ве́трил, без кормила
По безднам буря нас носила;
Гребец от страха цепенел;
Уже зияла хлябь под нами
Своими пенными устами;
Надежды луч в душах бледнел;
Уже я с жизнию прощался,
С ее прекрасною зарёй;
В тоске слезами обливался
И ждал погибели своей...[3]
Екатерина и Петр, вечности чада! и росс.
Мрачные тени созади, впреди их солнце;
Блеск лучезарный его твердой скалой отражен.
Там многотысячнолетны растаяли льды заблужденья,
Но зри, стоит еще там льдяный хребет, теремясь;
Так и они — се воля господня — исчезнут, растая,
Да человечество в хлябь льдяну, трясясь, не падет.[2]
Гром на гром в вышине, гул на гул в глубине
Как катясь, как вратясь даль и близь оглушали,
Бездны бездн, хляби хлябь колебав в тишине
Без устройств естество, ужас, мрак представляли.[4]
Приди и обозри, о смертный!
Непостижимы чудеса:
На чем стоят столпы несметны,
Держащи землю, небеса;
Зри, обращал как Бог понт в сушу,
Как хлябь разверз, простер в ней путь
И там провел живую душу,
И ветр не мог никак где дуть![4]
Едва в неистовстве упрек, Хулу на промысл я изрек,
Гора под мною потряслася,
Гром грянул, молний луч сверкнул,
Завыла буря, пыль взвилася,
Внутри холмов раздался гул.
Подвинулись корнями рощи,
Разверзлась хлябь передо мной.
И се из недр земли сырой
Поднялся призрак бледный, тощий...[6]
— Василий Капнист, «Видение плачущего над Москвою россиянина», 1812
Сухой океан подо мной; колесница
Зелёную хлябь рассекает, как челн,
Кораллы бурьяна обходит и мчится
По бездне цветов, средь растительных волн.
Взоры блуждают по цели,
По лесу ветер завыл в отдаленье,
Волны, кипя, зашумели.
Мечутся волны толпой разъяренной,
Плещут, клокочут и стонут,
Пасть разверзается хляби бездонной,
Дева и юноша тонут.
И облаки ходили проливные,
И пламень хищный влага прогоняла,
И вновь цвели пожарища лесные. Природа непрестанно изменяла Неверный лик, колеблемый и смутный, И сила силу скупо вытесняла.
И в оной хляби, мреющей и мутной,
Я гибель многую прозрел, встревожен,
Неживших душ и жизни бесприютной.[23]
Как ученик волшебника, призвавший Стихийных демонов,
Не мог замкнуть разверстых ими хлябей
И был затоплен с домом и селеньем —
Так человек не в силах удержать
Неистовства машины: рычаги
Сгибают локти, вертятся колеса,
Скользят ремни, пылают недра фабрик...[24]
↑ 12С. Г. Саларев. Стихотворения. В удовольствие и пользу. Труды воспитанников Университетского Благородного Пансиона, кн. 1, 1810 г. Труды ОЛРС. — М., 1812 г., ч. 1, ч. 3.
↑ 12В. В. Капнист. Избранные произведения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1973 г.
↑ 1234Эдгар Поэ, «Спуск в Мельстрём». Библиотека для чтения. Журнал словесности, наук, художеств, новостей и мод. Санкт-Петербург. В типографии штаба отдельного корпуса внутренней стражи. 1856, т. CXXXIX, отд.7, № 10, С.133-145
↑ 12Евгений Марков. Очерки Крыма. Картины крымской жизни, истории и природы. Евгения Маркова. Издание 3-е. — Товарищество М. О. Вольф. С.-Петербург и Москва, 1902 г.
↑ 12Вл.Михневич. Исторические этюды русской жизни. Том 3. «Язвы Петербурга». — С-Петербург: Типография Ф.С.Сущинского, 1866 г.
↑ 12В. М. Мокиенко. Правильно ли мы говорим по-русски: поговорки: что мы о них знаем, откуда они пришли, как их правильно понимать и употреблять. — Москва: Центрполиграф, cop. 2016 г. — 316 с.
↑Вильгельм Крафт. Руководство къ Математической и Физической Географіи, со употребленіемъ земнаго глобуса и ландкартъ, вновь переведенное съ примѣчаніями фр. Теодор Ульр. Теод. Эпимуса (пер. А. М. Разумова). Изданіе второе. Въ Санктпетербургѣ при Императорской Академіи Наукъ 1764 года Санктпетербург: При Имп. Акад. наук, 1764 г.
↑ 12В. Ф. Зуев. «Педагогические труды». — М.: Изд-во АПН, 1956 г.
↑Н. М. Шанский. Лингвистические детективы. Увлекательные рассказы из жизни слов. — Москва: Эксмо, 2020 г. — 288 с.
↑Зайцев Б. К. Собрание сочинений. Том 10 (дополнительный). Письма 1901—1922 гг. Статьи. Рецензии. — М.: Русская книга, 2001 г.
↑И. И. Лепёхин. Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія академика и медицины доктора Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства въ 1770 году. Въ Санктпетербургѣ при Императорской Академіи Наукъ 1802 года
↑Записки, мнѣнiя и переписка адмирала А. С. Шишкова. Томъ 1. Записки (1780―1814.) Издание подготовлено Н. Киселевым и Ю. Самариным. Типографiя I. С. Скрейшовского, въ Прагѣ, 1870
↑Михаил Чулков в сборнике: Волшебно-богатырские повести XVIII века. — М.: Советская Россия, 1992 г.
↑М. В. Ломоносов. Избранные произведения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1986 г.
↑Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем. М.: Языки славянской культуры, 2000
↑В. Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987 г.
↑М. Волошин. Собрание сочинений. том 2. — М.: Эллис Лак, 2004 гг.
↑М.И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах. — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.
