Этна

Этна, извержение 2002 года

Э́тна — самый высокий действующий вулкан Европы, расположенный на восточном берегу Сицилии, недалеко от городов Мессины и Катании. Кроме того, Этна — самый большой активный вулкан Италии, превосходящий своего ближайшего «соперника» — Везувий — более чем в 2,5 раза.

По разным данным, у Этны имеется от 200 до 400 боковых вулканических кратеров, извержения которых происходят с частотой примерно раз в три месяца. Примерно раз в 150 лет извержение разрушает какой-либо посёлок. Но это не пугает сицилийцев, они густо населяют склоны Этны, поскольку вылканическая почва очень плодородна. На склонах Этны выращивают фрукты, оливы, разводят виноградники.

Этна в прозе

Таков наружный вид нашей победы; таково наше почетное одеяние; на такой колеснице мы совершаем триумф. Поэтому мы не без основания не нравимся побежденным; поэтому нас считают людьми отчаянными и погибшими. Но эта отчаянность и эта погибель возносит у вас знамя мужества до дела славного и почетного. Муций охотно оставил свою правую руку на жаровне: о крепость духа! Эмпедокл отдал всего себя огню Этны: о сила воли!

— Тертуллиан, «Апологетик», ок. 197 года н.э.

Этна <…> будто бы разрушается и мало-помалу становится ниже, как утверждают некоторые на том основании, что прежде, мол, она была видна мореходам из большей дали. Но это может быть и не потому, что высота горы стала меньше, а потому, что огонь притих и вздымается не так бурно и широко; по той же причине и дым она выбрасывает день ото дня все ленивее. Оба явления вероятны — и то, что ежедневно пожираемая гора уменьшается, и то, что она остается прежней высоты, потому что огонь ест не её, а, разгоревшись в некой подземной полости, в ней и питается, гора же даёт ему не пищу, но только путь наружу.

— Сенека, Нравственные письма к Луцилию (LXXIX, 2), 64 г. н.э.

А сей другой философ Эмпедокл не должен ли так же почитаться безумным, который бросился в пучину горы Этны, оставя свои туфли, для того чтоб люди были известны о сем отважном его поступке и имя бы его сделали бессмертным? Он был бы несчастною жертвою своего бешенства, когда бы ты, почтенный Маликульмульк, над ним не сжалился, не спас бы его от сгорения и не принял бы в свой дом, находящийся под Этною, где он живет спокойно, смотрит за твоим домом и между тем забавляется чтением книг в обширной твоей библиотеке и выписывает из них некоторые полезные замечания...

— Иван Крылов, «Почта Духов, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами», 1789

Таковое свидетельство прекратило дальнейшие поиски; и Эмпедокл был причислен к богам. Но некоторые с сим повествованием не согласуются, утверждая, что он не в сие время, а уже после пропал, а именно: весьма близко подошел к жерлам Этны, повергся добровольно в средину пламени и в оном сгорел, имея целью подтвердить своим сокрытием о нем разнесшуюся молву. Впрочем, он не достиг своего конца ― одна из его растопившихся медных туфлей выброшена, и была найдена после, что весьма явно обнаружило его безумие. О сём весьма хорошо говорит Лукиян в диалоге: Менипп и Аякс. М. Что тебя, Эмпедокл, понудило повергнуться в пламень Этны? Э. Меланхолия. М. Нет, не меланхолия, но тщеславие, ослепление и грубое невежество понудило тебя сожечься. Впрочем, это для тебя было без всякой пользы: ибо смерть тебя не совсем скрыла. Также и Тертуллиан весьма остро говорит об Эмпедокле: «Для него мало прославиться в потомстве Героем; он захотел быть причислен в число богов. Он был некогда, как сказывал сам о себе, терновым кустом и рыбою, ибо учил преселению душ; и потому, конечно боясь, чтобы не сгнить в могиле подобно рыбе, почел за лучшее броситься в Этну, дабы изжариться».

— Платон (Левшин), «Из глубины воззвах к тебе, Господи...», 1805

― Разве вы нуждаетесь в деньгах? ― спросил я. ― Я? Очень нуждаюсь! ― проговорил архитектор, ― и очень, очень давно нуждаюсь, ― прибавил он, ударяя на каждое слово. ― А много ли вам надобно? ― спросил я с чувством. ― Может, я и могу помочь вам. ― На первый случай мне нужно безделицу ― сущую безделицу, десять миллионов червонцев. ― На что же так много? ― спросил я с удивлением. ― Чтобы соединить сводом Этну с Везувием, для триумфальных ворот, которыми начинается парк проектированного мною замка, ― отвечал он, как будто ни в чем не бывало. Я едва мог удержаться от смеха.

— Владимир Одоевский, «Opere del cavaliere Giambattista Piranesi», 1831

Мы наняли лошаков и 20 мая пустились в путь по дороге в Николози. Этна уподобляется колоссальному шатру, раскинутому на всей почти поверхности острова, и окончивается высоким конусом, из которого восстают два острые рога, образующие две его вершины. Между этими рогами лежит пасть волкана, круглый глубокий бассейн, похожий на огромную яму, на дне которой находятся жерла, испускающие вечный дым и пламя. По несчастию, во время нашего посещения все жерла оставались в бездействии, и жители Катаны уже несколько недель сряду не примечали ни малейшего следа дыму, что у них почитается признаком скорого и сильного извержения. Мы очень сожалели, что не увидим, каким образом дым струится внутри пасти. Этна, как известно, принадлежит к числу высочайших гор в Европе, имея прямой высоты над поверхностью моря около трех верст или 1500 сажен. Она разделяется на четыре полосы: плодородную, лесистую, бесплодную и огненную, или конус, составленный из пепла и скорий.

— Осип Сенковский, «Сентиментальное путешествие на гору Этну», 1833

Чувствуя, что мое тело находится в странном, непонятном для меня положении, я стал рассуждать о том, что такое теперь делаю. Ощупью и соображением разных обстоятельств я скоро приобрел достоверность, что уже не лечу, а вишу горизонтально: полы моего сюртука задели за острый рог скалы, торчащей из стен жерла, и удержали дальнейшее мое падение. Судите ж сами о чувствах, растерзавших мою душу в ту минуту!.. Я заплакал. «Итак, мне суждено было висеть горизонтально!.. ― подумал я, схватясь с отчаянием за волосы. ― Я должен медленно душиться в этом жарком, мрачном, пресыщенном серою воздухе; задохнуться, прокоптиться в дымной трубе Этны, как окорок, высушиться, как треска, и при первом извержении быть сожженным и выдутым сквозь пасть вулкана на землю, как табачная зола из выкуренной трубки сквозь длинный турецкий чубук!.. И всем этим обязан я старому, испытанному другу! Эти шведы ревнивее самих турок!..» При воспоминании о шведах негодование вспыхнуло в моей груди так сильно, что, как я полагаю, столб его брызнул с треском и молниями гнева выше самого жерла Этны, и мои спутники, оставшиеся на ее вершине, без сомнения, бегом ушли с конуса, побоявшись взрыва лавы и землетрясения. Я всплеснул руками и закричал горизонтально: «Ах, если б я скорее был выброшен отсюда, и мои кости посыпались градом на голову этому беловолосому обольстителю итальянок!..»

— Осип Сенковский, «Сентиментальное путешествие на гору Этну», 1833

― Следственно, вы пожаловали к нам с наружной поверхности земного шара. Не были ли вы там знакомы с Пифагором или с Эмпедоклом? ― С Пифагором или с Эмпедоклом... ― повторил я с некоторым удивлением. ― Ведь они жили в глубокой древности? ― Правда, что они жили давно, ― сказал философ, ― но они тоже провалились в Этну... ― И тоже упали в погреб этого дома? ― прервал я. ― Нет; они, как древние философы, упали в наши древние классические погреба, где хранилось классическое вино, вкус и букет которого, ныне потерянные, составляют у нас предмет ученых споров, ― отвечал он.

— Осип Сенковский, «Сентиментальное путешествие на гору Этну», 1833

Ночь. Раздаётся возглас юнги: «Проснитесь! Проснитесь! Стромболи горит! Идите смотреть!» Закутанные в плащи, стоим мы у борта и смотрим через море, вспыхивающее фосфорическим блеском. Там на горизонте взлетают ракеты — красные, зелёные, голубые… Вот вздымается целый столб пламени… Это Стромболи, горящий остров, внезапно поднявшийся со дна моря. Он сын Этны, вынырнувший со своими братьями из морской глубины, подальше от родного материка.

— Ганс Христиан Андерсен, «В Лександе», 1842

	И в самом деле, папенька уже купил ей азбуку с картинками. ― Вот видишь ли, душенька, ― говорит ей папенька, указывая на картинки, ― вот буква А… видишь ли арбуз? Вот Е ― елка; а Э, другое, навыворот, Этна, огнедышащая гора… Видишь, вот огонек из нее выходит?.. Хорошие картинки? а? Барышня выхватывает книжку из рук папеньки и бежит показать картинки няне.
	— Иван Панаев, «Барышня», 1844

Совершенно иной облик и вместе с тем высшее развитие стеблевой формы представляют нам стволы наших хвойных и лиственных дерев. Они в течение всей, своей жизни утолщаются и ветвятся и таким образом могут достигать колоссальных размеров. Так, например, в снятой кольцом коре калифорнийской велингтонии можно было устроить помещение для танцев; в дупле громадного каштана на Этне приютилась небольшая часовенка, а под зеленым навесом баобабов укрываются, по словам путешественников, целые караваны.

— Климент Тимирязев, «Жизнь растения», 1878

Последний вулканический провал античного Рима сохранился в летописях благодаря чудесной истории Марка Курция, самопожертвование которого, как неоднократно выяснялось историками, мифологами и исследователями религиозных культов, представляло собою не что иное, как ритуальное самоубийство в честь хтонических божеств. Поднимались вы когда-нибудь на Этну или Везувий? Нет? Я очень жизнерадостный человек и жесточайший враг самоубийства. Но, когда я стою у кратера, хотя бы даже незначительного, вроде Стромболи или поццуоланской Зольфатары, это у меня постоянное чувство: тянет туда. Жутко и весело, энтузиастически отважно тянет. Начинаешь понимать Эмпедокла, радостно прыгнувшего в Этну, а миру назад, вверх презрительно выбросившего подметки своих сандалий. В Трофониев грот, говорят, было жутко вползать только до половины тела, а потом ― как вихрем подхватывало и волокло вниз. Все тот же экстаз нарождался!

— Александр Амфитеатров, «Жар-цвет», 1895

Вон там, прямо напротив, возвышается Стромболи, а позади меня — гигантская Этна, которая словно смотрит издали на своих детей и внуков. <...> Грязный пароходик, который доставил нас сюда, увозит меня и обратно. Сперва я вижу Стромболи. Это круглая высокая гора, вершина которой дымится, а подножие погружено в море. Это просто огромный конус, подымающийся из воды. На склонах горы видишь несколько домов, прилепившихся к ней, как морские раковины к скале. Затем глаза мои обращаются к Сицилии, куда я возвращаюсь, и уже не могут оторваться от Этны, грузно усевшейся на острове, подавляя его своей страшной, чудовищной тяжестью и возвышаясь снежною вершиною над всеми другими сицилийскими горами. Все эти высокие горы выглядят карлицами перед Этной, но и сама она кажется невысокой, настолько она широка и тяжела. Чтобы постигнуть размеры этого грузного великана, надо глядеть на него с открытого моря. <...> Вы отплываете в полночь из Мессины на грязном пароходе, где даже пассажиры первого класса не могут найти скамейки, чтобы присесть на палубе. Ни малейшего ветерка; движение судна одно нарушает тишину воздуха, словно дремлющего над водой. Берега Сицилии и берега Калабрии благоухают таким сильным ароматом цветущих апельсиновых деревьев, что весь пролив надушен, как женская спальня. Вскоре город уходит вдаль, мы плывем между Сциллой и Харибдой, горы позади нас опускаются, и над нами появляется приплюснутая снеговая вершина Этны; при свете полной луны гора кажется увенчанной серебром. Потом вы ненадолго засыпаете — монотонный шум винта убаюкивает — и открываете глаза уже при свете зарождающегося дня. Вон там, прямо против вас, Липарские острова. Первый слева и последний справа выбрасывают в небо клубы густого белого дыма. Это Вулькано и Стромболи. Между этими двумя огнедышащими горами вы видите Липари, Филикури, Аликури и несколько островков, невысоко подымающихся над водой.

— Ги де Мопассан, «Сицилия» (Из цикла «Бродячая жизнь»), перевод Г.Рачинского, 1890

Между максималистической утопией и ее воплощением в первом шаге лежит такая бездна, которая, например, отделяет Эмпедоклову философию стихий от мифа об Эмпедокле, когда философ стихий пожелал соединиться со стихиями, т.-е. бросился в Этну; в этом первый позыв к конкретному максималистическому шагу: ― соединиться со стихиями, т.е. сжечь себя в Этне. Фауст был абстрактным максималистом, но когда он стосковался по конкретному, он понял, что ему остается только умереть, ибо он абстрактен. От чаши с ядом его отделил пасхальный возглас ― Christ ist erstanden!

— Андрей Белый, «Доклад на Открытом заседании Вольной Философской Ассоциации», 28 августа 1921

Важно то, что в туристском автобусе мы объехали треугольник Сицилии, окружённый со всех сторон ализариновой синевой Средиземного моря, останавливаясь по дороге возле древнегреческих храмов, но не из белого мрамора, как в Греции, а из местного жёлтого камня, возле мраморных развалин римских городов, поверженных в прах войсками карфагенянами, ― ужасный след Ганнибала, шагнувших под трубный рёв боевых слонов через Сицилию на Апеннинский полуостров по дороге к золотым воротам Рима, ― а может быть, разрушенных землетрясениями в те дни, когда вдруг просыпалась Этна, извергая из своих семи кратеров огонь и дым и швыряя в небо раскалённые каменные бомбы, заставляя трескаться землю, обжигая лавой виноградники и обволакивая остров клубами сернистых газов, озарёнными снизу отсветами преисподней… Кто знает, какая нечеловеческая сила разрушила циклопические постройки древней Сицилии? И почему иные из них остались почти нетронутыми, не поверженными во прах?

— Валентин Катаев, «Алмазный мой венец», 1977

Считается также, что Эмпедоклу принадлежит гениальная догадка о закономерности эволюции живых существ, которая у Дарвина приобрела форму непреложного закона естественного отбора. Этот великий философ античности, чтобы познать природу вулкана, последние годы жизни провел близ огнедышащей Этны, там же в Сицилии. Предполагают, что Этна его и погубила в 430 году до нашей эры. Ныне кратер, который образовался именно в то извержение, называется «Башней философа».

— Владимир Мезенцев, «Чудеса: Популярная энциклопедия», 1991

	Гефест в Этне поставил свою наковальню на затылке Тифона.
	— Михаил Гаспаров, «Записи и выписки», 2001

Этна была похожа на Луну ― по крайней мере, я именно так себе представляю Луну. Там дул стремительный ветер, из почвы поднимался дым; в некоторых местах почва была ― если приложить ладонь ― горячей; пахло газом. Сначала мы поднимались на фуникулёре, потом ехали на внедорожнике. Некоторые туристы шли пешком. На обратном пути, в маленьком магазинчике, я приобрел себе голову Христа в терновом венце: она была сделана из застывшей лавы. Так мне сказали. Христос был очень красивый.

— Захар Прилепин, «Христос с Этны», 2012

Этна в стихах

	Дикая здесь и Харибда, и здесь же глухие раскаты Огненной Этны грозят разразиться накопленным гневом, Чтоб, изрыгая опять из жерла могучее пламя, Снова она к небесам взнесла огненосные молньи. — из главы «Критика Эмпедокла», стихи 705-829
	— Тит Лукреций Кар, «О природе вещей», I в. до н.э., (перевод с латинского Ф.Петровского)

Мало беды! Города с крепостями великие гибнут Вместе с народами их, обращают в пепел пожары Целые страны. Леса огнем полыхают и горы: Тавр Киликийский в огне, и Тмол с Афоном, и Эта; Ныне сухая, дотоль ключами обильная Ида, Дев приют – Геликон и Гем, еще не Эагров. Вот двойным уж огнем пылает огромная Этна; И двухголовый Парнас, и Кинт, и Эрикс, и Офрис; Снега навек лишены – Родопа, Мимант и Микала, Диндима и Киферон, для действ священных рожденный. Скифии стужа ее не впрок; Кавказ полыхает.

— Овидий, «Метаморфозы», 8 год н.э.

	Я духом зрю минувше время, Там грозный злится исполин Рассыпать земнородных племя И разрушить натуры чин! Он ревом бездну возмущает, Лесисты с мест бугры хватает И в твердь сквозь облака разит. Как Этна в ярости дымится, Так мгла из челюстей курится И помрачает солнца вид.
	— М. В. Ломоносов. «Ода на день восшествия на Всероссийский престол Её Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны 1746 года», 1746

	Не баснотворного здесь ради Геркулеса Две ночи сложены в едину от Зевеса; Но Этна правде сей свидетель вечный нам, Которая дала путь чудным сим родам. Из ней разжженная река текла в пучину, И свет, отчаясь, мнил, что зрит свою судьбину!
	— М. В. Ломоносов. «Письмо о пользе стекла к высокопревосходительному господину генералу-поручику», 1752

	Стесненна грудь моя трепещет, Вселенная дрожит теперь; Гигант на небо горы мещет, ― К Юпитеру отверзти дверь; Кавказ на Этну становится, В сей час со громом гром сразится, От ада помрачится свет: Крылатый конь перед богами Своими бурными ногами В сей час ударит в вечный лёд.
	— Александр Сумароков, «Ода вздорная III», 1759

	Преславный Эмпедокл над Этною сидел Не год один, но многи годы На действие огня глядел, Стараясь таинство познать природы; Но наконец Наскучил тем мудрец, В огонь скочил, не сделавши духовной, Вины не показав нимало благословной; ― Как время не было гробницу созидать, Которою б себя в потомстве славил, В подошве у горы он туфли лишь оставил.
	— Дмитрий Хвостов, «Эмпедокл и Туфли» (басня), 1802

	Чрез сутки возопил голодный Филалет: «Юпитер дал мне ум с рассудком Не для того, чтоб я ходил с пустым желудком; Я мудрости такой покорнейший слуга; Прощайте ж навсегда Кротонски берега!» Сказал и к Этне путь направил; За делом! чтоб на ней узнать, зачем и как Изношенный башмак Философ Эмпедокл пред смертью там оставил?
	— Константин Батюшков, «Странствователь и домосед», 1815

	Вперед, вперед!.. Уже вдали заметна Гряда туманная причудливых вершин, Лиловый конус ― царственная Этна, И моря южного густой аквамарин..
	— Валентин Катаев, «На Юте», 1914

	Под дремлющей Этной Древний проснулся Тартар. Миллионами молний ответный К солнцу стремится пурпур.
	— Михаил Зенкевич, «Порфибагр», 1918

	Сочетавшись с тобой, как Этна С Эмпедоклом... Усни, сновидец! А домашним скажи, что тщетно: Грудь своих мертвецов не выдаст.
	— Марина Цветаева, «Расщелина», 1923

	Еще и видится в бинокль Сицилия с несытой Этною, В чей кратер прыгнул Эмпедокл, И дарит нам расчет утонченный Проектов всяческих и смет Бессмертный, будто не приконченный Над чертежами, Архимед.
	— Леонид Мартынов, «На лайнере благоразумия», 1977

См. также

• Везувий
• Кракатау
• Вулкан
• Сольфатара
• Стромболи
• Ключевская Сопка
• Шивелуч