Анна Александровна Баркова

Анна Баркова

Статья в Википедии

А́нна Алекса́ндровна Барко́ва (1901-1976) — русская поэтесса, прозаик и драматург, публицист. В Москву приехала в 1922 году по приглашению Луначарского, секретарём которого затем недолгое время работала. В 1922 году опубликована единственная прижизненная книга стихов Анны Барковой «Женщина» (с восторженным предисловием Луначарского), в следующем году отдельным изданием публикуется пьеса «Настасья Костер». Секретариат Луначарского Баркова вскоре покинула в результате конфликта.

Начало 1920-х гг. — вершина официального признания Барковой; её стихи становятся широко известны, о ней начинают говорить как о «пролетарской Ахматовой», выразительнице «женского лица» русской революции. К концу 1920-х годов, под влиянием сталинизации, окончательно разочаровывается в Советской власти. Пережила три ареста (1934, 1947, 1957).

Цитаты из стихотворений разных лет

	Я, изгнанница из пустыни, Допиваю последний портвейн. Властвуют в мире отныне Ленин и Эйнштейн. Последние пьяные стихи я Разливаю в рюмочки всем Ты смирилась, моя стихия, И скоро поумнеешь совсем.
	— «Этот год сумрачно прян...», 1923

	Пропитаны кровью и желчью Наша жизнь и наши дела. Ненасытное сердце волчье Нам судьба роковая дала. Разрываем зубами, когтями, Убиваем мать и отца, Не швыряем в ближнего камень ― Пробиваем пулей сердца. А! Об этом думать не надо? Не надо ― ну так изволь: Подай мне всеобщую радость На блюде, как хлеб и соль.
	— «Пропитаны кровью и жёлчью...», 1928

	— Чем торгуешь ты, дура набитая, Голова твоя бесталанная? — Сапогами мужа убитого И его гимнастеркой рваною. А ведь был он, как я, герой. Со святыми его упокой.
	— «Чем торгуешь ты, дура набитая...», 1946, 1953

Нависла туча окаянная, Что будет — град или гроза? И вижу я старуху странную, Древнее древности глаза. <...> — Куда ты, бабушка, направилась? Начнется буря — не стерпеть. — Жду панихиды. Я преставилась, Да только некому отпеть. Дороги все мои исхожены, А счастья не было нигде. В огне горела, проморожена, В крови тонула и в воде. Платьишко все на мне истертое, И в гроб мне нечего надеть. Уж я давно блуждаю мертвая, Да только некому отпеть.

— «Старуха», 1952

Если б жизнь повернуть на обратное, Если б сызнова все начинать? Где ты, «время мое невозвратное», Золотая и гордая стать? Ну, а что бы я все-таки делала, Если б новенькой стала, иной? Стала б я на все руки умелая, С очень гибкой душой и спиной. Непременно пролезла бы в прессу я, Хоть бы с заднего ― черт с ним! ― крыльца, Замечательной поэтессою, Патриоткою без конца. Наторевши в священном писании, Я разила бы ересь кругом. Завела бы себе автосани я И коттеджного облика дом. Молодежь бы встречала, ощерясь я И вгоняя цитатами в дрожь, Потому что кощунственной ересью Зачастую живет молодежь. И за это большими медалями На меня бы просыпалась высь, И, быть может, мне премию дали бы: ― Окаянная, на! Подавись! Наконец благодарная родина Труп мой хладный забила бы в гроб, В пышный гроб цвета красной смородины. Всё достигнуто. Кончено, стоп!

— «Если б жизнь повернуть на обратное...», 1952

	Но, что делать, приходится, братцы, Хоть плеваться, а управляться. А не то найдутся мошенники И наденут на нас ошейники, За ту власть, как клещи, уцепятся, К нам коростой-чесоткой прилепятся, Все повыжмут когтями-лапами, Их не сбросим потом, не сцарапаем. Без царя мы не сядем в лужу, И десяток царьков нам не нужен. Мы научены и настрочены, Управлять будем сами, в очередь.
	— «Вече», 13 июля 1954

	А в ответ на слова покаяния Пуще черные вороны каркают «Не исполнятся ваши желания, И молитва не принята жаркая. Хлеб посеете, а пожнёте вы Ядовитые травы сорные, И в который раз подожжёте вы Города, от грехов ваших чёрные».
	— «Вороньё», 7 сентября 1954

А впрочем, извините нас, Вернее, для рабочих масс. «Народ!» ― в то время это слово Звучало очень нездорово, Порой слащаво-либерально И отвлеченно-нереально, То черносотенно и гнусно, Короче говоря, невкусно. Все вспоминали, мрачно ежась, Жандармские усы и рожи, В гороховых пальто шпиков, Орущих пьяных мясников, С портретом царским в градах, селах Ходивших истреблять крамолу. «Народ», «патриотизм» и «Русь» В то время нагоняли грусть.

— «Первая и вторая», 1954

	Восемь лет, как один годочек, Исправлялась я, мой дружочек. А теперь гадать бесполезно, Что во мгле — подъем или бездна. Улыбаюсь навстречу бедам, Напеваю что-то нескладно, Только вместе ни рядом, ни следом Не пойдешь ты, друг ненаглядный.
	— «Восемь лет, как один годочек...», 1955

	Горяч, до боли ослепителен Полярный бесконечный день. Здесь зной неверен и мучителен, Случайна, неприютна тень. Мгновение ― и ветер с полюса Рванётся с злобой ледяной, Анафему свистящим голосом Он возглашает надо мной.
	— «Горяч, до боли ослепителен...», 14 июля 1955

	Опять казарменное платье, Казенный показной уют, Опять казенные кровати — Для умирающих приют. Меня и после наказанья, Как видно, наказанье ждет. Поймешь ли ты мои терзанья У неоткрывшихся ворот?
	— «Опять казарменное платье...», 17 сентября 1955

	Да, суеверие мне сродно, Предчувствий темных дикий лес. Я, если будет Вам угодно, Неисправимый мракобес. Нельзя не быть мне суеверной: Живу под властью чуждых воль, Играет в жизни случай скверный Преобладающую роль.
	— «Одна... Хотя бы человечка!..», 1957

	О, если б за мои грехи Без вести мне пропасть! Без похоронной чепухи Попасть к безносой в пасть! Как наши сгинули, как те, Кто не пришел назад. Как те, кто в вечной мерзлоте Нетленными лежат.
	— «О, если б за мои грехи...», 1975

	В переулке арбатском кривом Очень темный и дряхлый дом Спешил прохожим угрюмо признаться: «Здесь дедушка русской авиации». А я бабушка чья? Пролетарская поэзия внучка моя — Раньше бабушки внучка скончалась — Какая жалость!
	— «Шутка», 1975

Цитаты из прозы и дневников

6 мая. Эвакуация… В сущности, ее не было. Выехало несколько тысяч праведников с вещами, продуктами и водкой, а несколько десятков тысяч грешников осталось. Им объявили: ― Не сейте паники, не играйте в руку шпионам и врагам народа. Город не сдадут. Вошел враг, предварительно ошеломив грешников бонбоньерками. Потом с небес посыпалась отечественная манна. Весьма интересная политическая «верояция» с точки зрения Маркса-Ленина-Сталина. Каторга у немцев существовала. Это факт. Сестра моей знакомой (по рассказам последней) числилась под номером в Германии, не раз получала оплеухи, но все-таки выжила (благодаря приходу наших) и вернулась в Литву, где нас «любят», именуют «русскими Катюшами» и молятся о новой войне. Это благодарность за освобождение. Люди стали к свободе относиться с большим подозрением. 7 мая. Продолжаю просматривать «Журнал Московской патриархии». И свои писаки очень быстро завелись, не уступающие по специфическому штилю светским писакам. Очень много восторгов и пафоса, подозрительно много восторгов. А мы в отношении этих вещей кое-чему научились. Вспоминается все, что угодно, кроме евангелия. И Макиавелли, и орден иезуитов, и учебники дипломатии, все самое мирское и соблазнительное. М<ожет> б<ыть>, я не совсем права… Патриотическую роль церковь, конечно, сыграла.

— Анна Баркова, Дневник, 1946

...много ненужных иллюзий в это время нуждалось в едкой кислоте для того, чтобы внезапно разложиться, превращаясь в ничто. Такой огненной кислотой оказались произведения этой странной женщины <…> В этих страшных стихах, парадоксально умных и злых повестях не было даже столь любимого эстетами изящества, благоухания, грации. Это были колючие, резкие, далеко не ювелирные изделия. Можно было оцарапаться о них, можно было испугаться их, можно было их возненавидеть, но пройти равнодушно мимо них было нельзя...

— Отрывок из неоконченной повести, начало 1950-х

Я села около кровати. Больной попросил всех удалиться. — Старые приятели. О прошлом вспомним. Вместе работали в печати в первые годы революции. Сиделка заулыбалась мне очень любезно, с заученной ласковостью поправила на больном одеяло и с выражением той же заученной заботы и приветливости удалилась. Между прочим, у входных дверей в разговоре со мной на лице сиделки было совершенно иное выражение. В настороженных, холодных бледно-голубых глазах остро поблескивала подозрительность, голос звучал сухо. И интонации следователя при допросе обвиняемого по 58-й статье. А возможно, это был приступ моей обычной мании преследования. Как я сказала, в спальне хозяина сиделка совершенно преобразилась. Ядовитое недоверие глаз мгновенно перетопилось в сладчайший мед преданной заботливости и ласковости, видимо, предписанных партией и врачами. Голос зазвучал рассчитанной на больного специальной жизнерадостностью: — Вот он у нас какой. Молодец! Работает день и ночь. Всем бы здоровым так работать… Диктует, беспрерывно диктует!

— «Патриот-полутруп», 1950-е

Цитаты об Анне Барковой

В ноябре 1957 года Баркова получила долгожданное известие о реабилитации. А буквально через несколько дней после этого известия была снова арестована и приговорена к десяти годам лишения свободы. За что? В первую очередь за ту самую прозу, которая, можно сказать, с пылу с жару, с писательского стола (если был таковой!) попала на стол следователей и вызвала яростную реакцию у литературных экспертов, привлеченных к новому делу Барковой. В экспертную комиссию входили: старший преподаватель кафедры марксизма-ленинизма Ворошиловградского педагогического института, кандидат философских наук; зам. редактора Ворошиловградской областной газеты «Молодая гвардия» и зав. отделом областной газеты «Ворошиловградская правда», член Союза советских писателей. Окончательный вывод комиссии таков: «Все рукописные материалы Барковой А. А. имеют антисоветский характер, чернят советскую действительность и своим острием направлены против социалистического строя». Впрочем, Барковой было не привыкать к резкому неприятию своего творчества. Сохранился отзыв Н. Замошкина (1927 год) о ее неопубликованной и не дошедшей до нас повести «Серое знамя». В отзыве подчеркивалось, что в рецензируемом произведении ощутимо «сильнейшее влияние Достоевского, Л. Андреева, Ницше и пр. чертовщины, мистики, декаданса, мистического анархизма и бандитизма». На этом основании повесть Барковой зачислялась в разряд антисоветской литературы. Но тогда все-таки обошлось без судебных санкций. Кстати сказать, единственный, напечатанный в московский период рассказ «Стальной муж» (журнал «Красная нива», 1926), обойден вниманием рецензентов.

— Леонид Таганов, «Мир сорвался с орбиты…» (Заметки о прозе Анны Барковой), 2001

В 33 года Анну Александровну арестовали по политическим мотивам (ст. 58). Случай по тем временам заурядный: в узком кругу правдистов обсуждали убийство Кирова. Анна бросила фразу: «Не того убили». «Товарищи» донесли. Результат: отправили исправляться в «Карлаг» (Казахстан) на пять лет. Это было только начало борьбы Системы с Человеком, у которого отметили «личную музыку в стихах». В неволе прошёл самый плодотворный период жизни. Три срока в лагерях и тюрьмах (1934–1939; 1947–1956; 1957–1965), а в перерывах — ссылки, война, фашистская оккупация, инвалидный дом. И всё это за… мысли, высказанные в узком кругу, в письмах друзьям, в сокровенных тетрадках! Как не сойти с ума, не сломаться?! Но сила духа, питаемая нескудным интеллектуальным багажом, но самоуважение и широта взгляда, но знание истории с ее вечными сюжетами помогли ей с честью пройти все уготованные властью суровые «испытательные полигоны» (Караганда, Инта, Абезь, Тайшет, Потьма). …Освободилась из заключения и была реабилитирована только в 1965-ом. Добралась, одолев все преграды, до столицы. Долго восстанавливала права. Только в 1967-м бездомная, больная, пожилая политкаторжанка выхлопотала, наконец, пенсию и комнату в коммуналке на Суворовском (ныне Никитском) бульваре. Отсюда ежедневно, как на службу, ходила пешком в Дом книги на Арбате. Это был ее клуб. Там, в очередях за книжным дефицитом, обретала новых знакомых, находила слушателей и собеседников — книголюбов, озадаченных её странным видом (в убогой одежонке) и зачарованных её поразительной, неожиданной эрудицией. Говорят, с ней консультировались сотрудники РГАЛИ.

— Маргарита Федотова, Об Анне Барковой, 2008

Ссылки

• Биография, стихи, дневники
• Неофициальная поэзия: Анна Баркова
• Критико-биографическое эссе Л. Аннинского
• Баркова Анна Александровна (1901—1976)
• Передача «Алфавит инакомыслия. Анна Баркова» на Радио Свобода
• Баркова Анна Александровна (1901—1976)
• Леонид Таганов. Миф о русском Манчестере в стихах ивановских поэтов
• страница памяти Анны Барковой на сайте жертв репрессий, материалы из дела