У этого термина существуют и другие значения, см. Дождь (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Белый (значения).
Бе́лый дождь, иногда мелово́й дождь, реже моло́чный — одна из разновидностей цветного дождя, в узком смысле слова: природное или техногенное явление, при котором жидкие осадки, выпадающие из облаков, имеют заметный белый или белёсый оттенок, оставляя на предметах белый мучнистый осадок. Чаще всего такие дожди (или снег) наблюдаются неподалёку от тех мест, где находятся меловые горные породы или ведутся разработки других белых пород. Меловая пыль уносится вверх и окрашивает дождевые капли в белый молочный цвет.
Между тем, в художественной литературе словосочетание «белый дождь» чаще всего не несёт в себе точной метеорологической информации, представляя собой только метафору, некий мутный или особый образ, отчасти, связанный со снегом, туманом, цветущими яблонями или черёмухой. Кроме того, белым дождём могут быть названы бурные осадки, которые при выпадении сильным потоком взмучивают воду и, смешиваясь с пузырьками воздуха, дают белёсую взвесь.
Волны перебрасывались через борт; пена, срываемая ветром с вершин валов, разлеталась и падала белым, шипучим дождём, как пролитое на стол шампанское.[1]
...туча бесовской прелести, по мановению блаженного старца, содрогнулась и пролила некий смрадный, густой и белый, как молоко, дождь.[2]
— Евгений Замятин, «О том, как исцелен был инок Еразм», 1920
Вечер уже к самой земле пригибал пьяные и сладкие весенние запахи. Белоснежным дождем осыпались отцветающие черешни.[3]
— Константин Большаков, «Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова», 1928
Стреляет гром. Какой огромный промах!
И смехом сыплет белый дождь с черемух...[4]
— Сергей Петров, «Легко гостится у весны в хоромах...», 1942
...посёлок Мел был на редкость чистый, весь белый и прибранный, и над ним постоянно висели облака и тучи, беременные меловыми дождями, и когда они выпадали, поселок становился еще белее и чище, то есть совсем белым, как свежая простыня в хорошей больнице.[5]
В эту минуту послышалось глухое, быстро усиливавшееся шипение; я взглянул направо: с этой стороны моря быстро рос над нами громадный вал; гребень его становился все острее и прозрачнее; потом вал вогнулся внутрь дугою и упал на пароход с страшною, оглушительною силою; за этим валом рос другой еще выше и также опрокинулся; пароход тяжело опустился в глубь, образовавшуюся между этими громадами, и тотчас же был снова поднят новым восходившим валом так высоко, что колеса едва касались воды, и с ним снова полетел стремглав в глубь… Волны перебрасывались через борт; пена, срываемая ветром с вершин валов, разлеталась и падала белым, шипучим дождем, как пролитое на стол шампанское. Я уже был давно промочен насквозь и сошел вниз: стулья и столы там были опрокинуты, лампы разбиты; в этой зловонной духоте невозможно было дышать...[1]
Мы забрались в разных местах на верхнюю галерею и в условленный момент (предварительно мы все сверили наши часы) сбросили большими пачками наши листки, сейчас же быстро перейдя в соседние галереи и спустившись вниз. Листки белым дождем посыпались вниз ― и мы с огромным удовлетворением видели, как их ловили гулявшие. Никто из нас арестован не был ― полиция осталась в дураках. В такого рода предприятиях ― где требовалась изобретательность, ловкость и бесстрашие ― особенно отличался один из наших пропагандистов ― Володя Мазурин.[8]
Детские и женские визги из женского отделения, лающие крики «бесноватых» раздаются тут еще звонче и оглушительнее. Егор рассмотрел только большое количество голых тел, когда отец ввел его в купальню. Вода шумно бежала из желоба, сырая прохлада приятно охватила его вспотевшее тело, и по липкому грязному полу он, хромая, пошел под этот белый дождь, под которым крестились, ахали, плескались и стонали голые люди.
― Перекстись, чадушка! Перекстись! С молитовкой, с молитовкой, чадушка…[9]
― Поднимите, злодушные, ваши очи вверх и увидите.
На краткое мгновение, по молитве блаженного Памвы, отрезвились их духовные очи и увидели все: невысоко, на уровне кровель обительских, клубилась над ними тяжкая туча, пронизанная вся красным, как кровь. И еще, погодя мало, увидели, что это не кровь, но клубы тучные свисали в виде женских персей, с обращенными вниз остриями сосцов, и волновались клубы в виде чашеподобных лон и увитых легкой тканью лядвей и чресел. Пораженные видением, иноки безмолвствовали. А туча бесовской прелести, по мановению блаженного старца, содрогнулась и пролила некий смрадный, густой и белый, как молоко, дождь.
― Видите, что сеете вы помыслами своими? ― спросил их блаженный Памва.[2]
— Евгений Замятин, «О том, как исцелен был инок Еразм», 1920
Короче, все здесь, на станции и в поселке, было построено на этом мягком белом камне: люди работали в меловых карьерах и шахтах, получали меловые, перепачканные мелом рубли, из мела строили дома, улицы, устраивали меловые побелки, в школах детей учили писать мелом, мелом мыли руки, умывались, чистили кастрюли и зубы и, наконец, умирая, завещали похоронить себя на поселковом кладбище, где вместо земли был мел и каждую могилу украшала меловая плита. Надо думать, поселок Мел был на редкость чистый, весь белый и прибранный, и над ним постоянно висели облака и тучи, беременные меловыми дождями, и когда они выпадали, поселок становился еще белее и чище, то есть совсем белым, как свежая простыня в хорошей больнице. Что же касается больницы, то она и была тут хорошая и большая. В ней болели и умирали шахтёры, больные особой болезнью, которую в разговоре друг с другом называли меловой.[5]
Вечер уже к самой земле пригибал пьяные и сладкие весенние запахи. Белоснежным дождем осыпались отцветающие черешни. Как переполненный грустью взор, тихим, глубоким сиянием наливалось синее небо. И поддаваясь этому вечеровому обаянию, словно заражаясь этой вечерней неподвижной тишиной, безмолвно замер в кресле Лермонтов.[3]
— Константин Большаков, «Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова», 1928
В такие вечера города грустны, музыка, внутренняя музыка жизни безмолвна, каждый фонарь похож на маяк внезапно возникшего и беспредельного черно-синего моря с каменным тяжелым дном; и издалека в нем движутся, расплываясь сквозь туман и дождь, чудовищные, мутные фигуры прохожих, и ночью уже, в глубокие часы медленно-медленно приближающегося утра, начинает казаться, что тысячи лет тяжело и влажно проплывают мимо окна и что никогда не кончится ― как никогда не прекращалась ― эта бесконечная ночь, пронизанная миллиардами сверкающих и холодных капель. Именно в такую мартовскую ночь, ухватившись руками за бархатные занавески, заняв своей громадной фигурой весь темный просвет, Артур глядел сквозь струящееся окно высокой гостиницы вниз, на мостовую, где вскакивали белые пузыри от дождя. На следующее утро он должен был увидеть Викторию. Он не мог заснуть и то принимался ходить по комнате, то приближался к окну и опять смотрел, как бесконечно идет и падает дождь.[10]
И вот теперь в белорусской халупе, где-то в районе, под шум холодного ветра, глядя в маленькое окошко на белые пузыри проливного дождя, я с отчаянием произносил ее имя: Ганзя, Ганзя, неужели ты меня никогда не полюбишь? Уж лучше тогда пусть меня убьет осколок немецкой гранаты.[11]
И если бы в то мгновение безумного забытья старичок не проявил неожиданную строптивость и не кинулся на слегка ошарашенного Алексея с раскрытым зонтом, все, наверное, разрешилось бы немного иначе… Придя в себя, Алексей непонимающе уставился на затоптанный песок, который медленно расправлялся под белой пряжей очистительного дождя. Удивленно уставился на кожаный бумажник с крокодильими пупырышками, неведомо как очутившийся в чугуном налитых руках, осуждающе покачал головой. «Это не я!»[6]
Белый от бешенства проливной дождь. В перерывах между вспышками молний на черно-белых моментальных фотографиях видно, как придорожный тополь протягивает дождю изрезанные глубокими трещинами культи своих отпиленных ветвей.[7]
От сонных черемух, осыпанных цветом
И сыпавших цветом, как белым дождем,
С невнятною лаской, с весенним приветом
Струился томительный запах кругом.[12]
И вдруг на луг, к луне, вкруг речки, скоро белой
B дожде зари, стряхнув слезу с листка ль, с лица ль,
Поняв, что камней шквал то, в чаще оробелой,
Встал, меж гостей с планет, германский Рюбецаль.[13]
Легко гостится у весны в хоромах.
Ну так и не уехал бы домой!
Стреляет гром. Какой огромный промах!
И смехом сыплет белый дождь с черемух,
а вишенкам, наряженным зимой,
ей-ей же, нынче маскарад прямой.[4]
— Сергей Петров, «Легко гостится у весны в хоромах...», 1942
↑ 12Константин Большаков, Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова. Роман. Стихотворения. — М.: Художественная литература, 1991 г.
↑ 12С. В. Петров, Собрание стихотворений. В 2 книгах, — М.: Водолей Publishers, 2008 г.
↑ 12Саша Соколов, «Школа для дураков». — СПб: Симпозиум, 2001 г.
↑ 12Е.И. Парнов, «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.
↑ 12Михаил Бару. «Записки понаехавшего». — М.: Гаятри/Livebook, 2010 г.
↑В.М.Зензинов, «Пережитое». Издательство имени Чехова. — Нью-Йорк, 1954 г. (текст)]
.svg){kind=logo}
