Ледяно́й дождь — в узком смысле слова: смешанные атмосферные осадки, выпадающие из облаков при отрицательной по шкале Цельсия температуре воздуха. Ледяной дождь наблюдается в случаях температурной инверсии, когда у поверхности земли находится холодный воздух, а над ним слой более тёплого воздуха с положительной температурой. Согласно первому определению, ледяной дождь — это мелкие прозрачные ледяные шарики, выпадающие из облаков при температуре 0…−10 °C, иногда до −15 °C. Ледяные шарики образуются при замерзании капельдождя, когда последние падают сквозь нижний слой воздуха с температурой ниже нуля градусов Цельсия. Внутри шариков находится незамёрзшая вода — падая на предметы, шарики разбиваются на скорлупки, вода вытекает и образуется гололёд. Согласно второму определению, сближающему ледяной дождь с изморозью — это переохлаждённые капли воды, падающие из относительно тёплого воздуха выше температурной инверсии и замерзающие при соприкосновении с холодной поверхностью, что также формирует гололёд.
Между тем, в художественной литературе словосочетание «ледяной дождь» чаще всего не несёт в себе точной метеорологической информации, представляя собой близкую к ней метафору, некий обжигающий или леденящий образ, отчасти, связанный с поздней осенью или затяжной зимой, мокрым снегом или ощущением пронизывающего холода.
Зима ― это ведь состояние души. Одно из самых болезненных и необратимых. Нужно бороться с вечной мерзлотой. Плевать на то, что ноябрь был бессолнечным и мрачным, а внеурочные ливни оборачивались ледяным панцирем под утро. Пакет кефира, купленный на уличном лотке, приходилось высыпать в миску по кускам, а тыква с балкона вместо сказочной кареты превращалась в сдувшийся коричневый шар посреди кухни.[5]
— Ольга Пескова, «Погодная критика», 1997
Иными словами, энергия стремится рассеиваться, и в результате с неизбежностью во вселенной наступает максимум энтропии, так называемая «тепловая смерть», когда все объекты имеют одну и ту же температуру, а так как их очень много, а энергии мало, то температура эта вынужденно очень низкая. Когда эта новая научная идея была осознана многими грамотными людьми, это явилось ударом для прогрессистов. «Популярные журналы в словах и рисунках описывали последние часы нашей цивилизации, дрожащей под ледяным дождем остывающей Солнечной системы; вопрос, который задавали себе древние, ― погибнет ли наш мир в огне или в потопе, был снят научным фактом: он погибнет под толщей льда. То самое упадочничество, что Сноу подметил в моральных фибрах гуманитарной культуры и ставил ей в вину, как оказалось, невозможно полностью понять без обращения к истории его любимого второго закона термодинамики». Это еще одна ремарка Грэхема Бернетта.[4]
25. День ледяного дождя. Это очень редкое природное явление наверняка помнят многие. 25 декабря 2010 года в Москве и многих других городах прошёл ледяной дождь. На высоте примерно полтора километра воздух был нагрет до + 3 ° С и падающие снежинки превращались в капли. Но у поверхности было холодно (-4 ° С) ― вода тут же замерзала.[6]
Выйдя наружу без пальто, в легких полутуфлях, со шляпой в руке и лицом, поставленным под бюллетеневое солнце, он сразу же попал под холодные захлесты ливня, с градом вперемешку. Витцлинг, делая вид, что не замечает, продолжал идти, весело посвистывая и обмахиваясь шляпой от трансцендентной жары, пока ледяной дождь не вхлестался ему в альвеолы легких и не забарабанил каплями о гордое Витцлингово сердце. К вечеру, лежа с температурой, впрыгнувшей на сорок градусов, метеоролог, блаженно улыбаясь, в полубреду, говорил: «Ведь я же предсказал, что будет жарко». Но уже через два дня температура тела Витцлинга стала комнатной, а еще через день ей пришлось подравниваться под температуру земли на Моабитском кладбище.[7]
Ранней весной 1931 года в Москве заседала конференция по Кара-Бугазу. Глухие туманы лежали над городом. Сквозь туманы моросил ледяной дождь. В измороси и серости московского дня на трибуну выходили люди, опаленные кара-кумским солнцем, и говорили о необыкновенном заливе, бушующем и дымящемся в жестоких сарматских ярусах Усть-Урта. Сотни фотографий были разбросаны по столам.[8]
Я пробовал изо всех сил прислушаться, надеясь уловить в ночном эфире хоть далекие отголоски веселой михалковской компании. Тишина была мне ответом, только капли ледяного дождя стучали по мне чаще и чаще. Через полчаса дождь превратился в ливень с грозой, и редкие фонари на столбах погасли. Темнота наступила такая, что я не видел собственной руки. Впрочем, даже если бы я ее видел, общей картины это бы не меняло. Я машинально старался двигаться, просто чтобы не окоченеть от холода.[9]
Кто-то ловко запрыгнул на крышу машины и принялся бодро пинать сверху податливую лакированную жестянку. Хлопнуло и с присвистом осело переднее колесо. Не понимая, что делаю, не понимая вообще ничего, я разблокировала двери, быстро переползла с водительского сиденья на заднее (атаковали пока только спереди), выскочила из машины под ледяной, оглушительный дождь и побежала. Они не преследовали меня. Мало кто выбежал тогда из своих машин (но все те немногие, кто это сделал, ― спаслись).[10]
Он <мой дом> стоял на краю буйного американского леса, ежегодно наползавшего на меня лианами и сорняками, с которыми я боролась безо всякого успеха; в мае на участке росли ландыши, расцветали ирисы, кустилась еще какая-то ботаническая хрень; летом я стригла траву газонокосилкой, осенью сгребала в кучи красные листья японского клёна, зеленые ― катальпы и темно-лиловые ― ликвидамбара; вот какие деревья росли у меня в саду. Но вот однажды пришла зима, и с неба начал падать ледяной дождь, который мы до того ни разу не видели. Он падал весь день и всю ночь, а потом враз перестал, и все ветки всех деревьев ― кленов, катальпы, ликвидамбара, не говоря уж о дубах и каштанах, ― превратились в роскошные хрустальные рогульки, и обрушились на провода, и перерезали их, и во всем штате Нью-Джерси отключилось электричество, и жизнь умерла. Американский дом, сделанный из двух слоев картона с небольшим расстоянием между слоями (проект Ниф-Нифа) остывает примерно за час-полтора; температура внутри дома сравнивается с температурой внешнего мира. Снаружи минус пять и внутри минус пять, кричи не кричи. Сортир, конечно же, не работает, вода из крана не идет ― это же все держится на электричестве. То же происходит у всех ваших соседей, например, у магазинов и кафе. Купить горячей еды или хотя бы питья, считай, не у кого.[11]
Она знала, что у Кречмара были до женитьбы мелкие увлечения, она помнила, что и сама, девочкой, была тайно влюблена в старого актёра, который приходил в гости к отцу и смешно изображал говор саксонца; она слышала и читала о том, что мужья и жены вечно изменяют друг другу, ― об этом были и сплетни, и поэмы, и анекдоты, и оперы. Но она была совершенно просто и непоколебимо убеждена, что ее брак ― особенный брак, драгоценный и чистый, из которого ни анекдота, ни оперы не сделаешь. Раздражительность и нервность мужа она обьясняла погодой ― май выдался необыкновенно странный, то жарко, то ледяные дожди с градом, который звякал о стекла и таял на подоконниках.[12]
Вновь посетив Англию после семнадцатилетнего перерыва, я допустил грубую ошибку, а именно отправился в Кембридж не в тихо сияющий майский день, а под ледяным февральским дождем, который всего лишь напомнил мне мою старую тоску по родине. Милорд Бомстон, теперь профессор Бомстон, с рассеянным видом повел меня завтракать в ресторан, который я хорошо знал и который должен был бы обдать меня воспоминаниями, но переменилась вся обстановка, даже потолок перекрасили, и окно в памяти не отворилось.[13]
...но вдруг наискось, во всю длину Елисейских полей от каштановой рощи до Триумфальной арки подул страшно сильный северный ветер, по-зимнему острый, насквозь пронизывающий. Небо потемнело, покрытое сумрачным плащом Воланда, и даже, кажется, пронеслось несколько твёрдых снежинок. Нас всюду преследовала зима, от которой мы бежали. Ледяной дождь пополам со снегом бил в лицо, грудь, спину, грозя воспалением лёгких, так как мы были одеты очень легко, по-весеннему. Ветер нёс воспоминания о событиях моей жизни, казавшихся навсегда утраченными.[1]
Опустел берег. На него, зловеще потрескивая, надвигался лёд, шурша по мелководью. Свирепел ветер, гоня по галечной косе ледяной дождь, превращающийся на глазах в снег. В хижине кричали два мальчика, оглашая близкую окрестность и вплетая в вой ветра человеческий голос.[2]
В ночь на первое сентябряледяной ливень обрушился на Хнов. На рассвете ветер, пришедший с северо-востока и гулом крон, стоном кровельного железа возвестивший о приближении осени, разогнал и развеял тучи. Дождь и ветер промыли небо перед вылетом. Полковник Живихин огласил приказ, сказал напутствие и дал команду. Полк пошел на взлет.[14]
Небо предстало вдруг в красивой сетке молнии, и в ту же секунду победно ударил гром. Руал пригнулся и побежал, но крупный ледяной дождь преследовал бегущего, молотил по спине, бесчинствовал и издевался, пока Ильмарранен, задыхаясь, не добежал до накрытого сверху рогожей стога сена и не врылся, как крот, в его душистые недра. Молнии хлестали одна за другой, дождь свешивался с темного неба неровными, медленно шевелящимися космами. Внутри стога было сухо, через неправильной формы дыру Руалу был виден кусок дороги и край пшеничного поля, из золотого сделавшегося серым.[15]
Похоже, что ты готов в панике бежать с нашего «Понто Веккио»? Ледяной дождь уже хлобыстал по ним во всю силу. Верхний ярус шторма разыгрывал неукротимый демонизм в сугубо вагнеровском помпезном стиле. По нижнему ярусу между тем, едва ли не по конькам городских крыш, неслись тучи косматые, как воплощение рок-н-ролльного мелкобесья. <...>
Утром этого дня ― за окном отвратная мешанина зимнего Вашингтона, снег или ледяной дождь, ветер и летящие листья ― Стенли в его больничной палате посетила католическая монахиня сестра Элизабет. Она перекрестилась на распятие, висящее в углу напротив телевизора, и сказала мягко:
― Доброе утро, мистер Корбах! Вам сегодня исполнилось шестьдесят, сэр.[16]
Он был Иуда, предатель, отправивший мать к чужим людям, за границу, куда ему самому никогда не будет ходу; упустивший любимую, отдавший свой дом захватчикам, без боя сдавший страну… До утра он не сомкнул глаз, а утром, под ледяным дождем отправившись на службу в тайном намерении истязать себя до последнего, узнал, что контора их разогнана, ― словно, вспомнив все и вернувшись к себе прежнему, он снова выпал из жизни и лишился места.[17]
Наступают холода, обернись… я легко и трудно обернулся на ждущую машину, сквозь лобовое стекло, во вздрагивания или поблескивающий взгляд, умещающий смерть, и удивился ― пустоте; уехала, никто не ждал, лопнуло; другой парковался, повинуясь манящей ласке грязных парковочных лап желтой безрукавки с алой бляхой на груди. Лил дождь, зимний ледяной дождь ― по голове, на макушку, не давая посматривать вверх, да там и некуда смотреть: над старыми двухэтажными стенами, над котлованами турецких строителей, над сколоченными из досок тротуарами такая ж грязь, что и под ногами.[21]
Через два дня, в пятницу вечером, она уже ехала к Тишке, выбираясь из вновь оттаявшей ноябрьской Москвы, сквозь мелкий, ледяной дождь. Ползла в медленной пробке, под разбрасывающе расслабленные звуки радио Jazz, радуясь, что едет после работы не домой. Коля легко отпустил ее. Даже отказался отдавать Теплого маме, пробормотав “сами справимся, не впервой”. Да ведь и уезжала она меньше чем на сутки — в субботу днем снова будет дома. Капли на стекле ползли мутными плевочками, в воздухе стоял влажный холодный туман, из-за этого машины ехали еще медленней, и ей казалось: так и заледенеет она здесь, в прозрачном дымчатом коконе, никогда не доберется до царства больших и малых младенцев...[22]
Бросятся, и в ледяном дожде, За атакой бешеною вслед, Проволоку телеграфных заграждений Ножницами режет гололёд.
Свист и вой, и визг, и разрывы,
Ветром подкошены, угробясь,
Белые цепи ложатся в рвы
Братской могилою в сугробы![24]
— Михаил Зенкевич, «В балахонах белых в ночь такую...», 1920
Идут дни, дождём и льдом звеня,
Гомоня гудками над страной, Поезд, уходящий без меня.
Отойдет когда-нибудь со мной.[25]
И лес уже не глядит на нас, когда по нему идем. Декабрьским ледяным дождем обрушен его каркас.
Давно истаявший лишний вес,
длинные колбы изогнутого огня
и теперь к земле наклоняют лес,
непосильной тяжестью леденя.[26]
.svg){kind=logo}
