Также овсюг может скрещиваться с овсом посевным, снижая ценность сортов и понижая урожайность. Молодые всходы овсюга могут идти на корм скоту. Однако, скармливание не размолотых зёрен овсюга, вместе с жёсткими волосками и грубыми остями, может быть причиной воспаления слизистых оболочек пищеварительной и дыхательной систем животных.
Ближе они становились темно-зелеными, а еще ближе светлели и пестрели самыми разнообразными цветами. Цепкая и тягучая повитель с бледно-розовыми цветочками переплела желто-зеленый, только что начинающий белеть, ковыль; темнолиловая, высокая, с густым запахом богородицкая травка поднимала свою махровую головку из лохматого овсюка; зеленый красавец пырей с пушистой головкой и молодой чернобыль перемешались с желтым дроком, румяной червоницей и крепким, приземистым белоголовом.[6]
Тип сочленения колосков, свойственный ближайшим диким родичам культурного ячменя ― Hordeum spontaneum, характеризующийся легким разломом, осыпанием при созревании, или аналогичный тип осыпаемости, свойственный диким родичам культурного овса ― Avena fatua и А. ludoviciana с «подковкой» при основании колосков, проходит по многим родам и может быть констатирован у Secale, Triticum, Agropyrum, Oryza...[7]
— Николай Вавилов, «Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости», 1920
Идея Палецкого, которая позволила начать серьезную борьбу с барханами, заключалась в необходимости начинать закрепление бархана сзади, так как ветер гонит песчинки вдоль спины бархана, сбрасывает их с крутизны обрыва, и этому стремятся помешать, сперва засевая заднюю сторону легко закрепляющимися растениями, вроде овсюка, а затем, когда корни овсюка, закрепившись в песчаном грунте, мешают дальнейшему движению поверхностного слоя песка, принимаются уж за посадку сперва особого вида степного кустарника, а потом саксаула, который, будучи многолетним деревом, окончательно приостанавливает движение песков.[8]
— Алексей Татищев, «Земли и люди: В гуще переселенческого движения», 1928
― В нашем языке появилось много сорных словечек. Он порой похож на поле, покрытое сорняками. Иногда эти сорняки кажутся даже красивыми ― овсюг, сурепка (василёк я не считаю сорняком).[5]
Работ с доказательством правоты лысенковских идей не счесть, их тысячи. После того как Лысенко провозгласил, что один вид порождается в недрах другого, в научной печати начали появляться десятки статей с описаниями: пшеница твёрдая, 28-хромосомная порождала мягкую, 42-хромосомную; и просто ― пшеница порождала рожь, рожь ― пшеницу; овёс порождал сорняк овсюг; рожь ― сорняк костёр; подсолнечник ― сорняк заразиху; чечевица ― вику; капуста ― брюкву; сосна ― ель; граб ― лещину; пеночка ― кукушку (да-да, пеночка ― кукушку, это не анекдот, это слова самого Лысенко!) и так далее. Всё это не невинные нелепости. Если всерьёз признать, что культурные растения сами порождают сорняки, то это должно вести к прекращению борьбы с сорняками или же направить борьбу с ними по какому-то бессмысленному, лысенковскому пути.[9]
Он делает вид, что совсем она ему не нужна, и заходит немного в сторону, и, когда кошка беспечно растягивается на траве навзничь и начинает играть с колоском овсюга, он кидается на нее хищно, хватает изо всех сил и тащит.[10]
После этих слов отца и после вчерашнего разговора его о суде над Щербиниными он чувствовал себя как будто гораздо более взрослым ― пожалуй, тех же самых лет, что и Оля. Он стоял под тополем долго, прислонясь к его шершавой коре и ломая на мелкие части сухую длинную былинку овсюга, сорванную под ним.[10]
А то раньше, бывало, ― кинет человек семена и ждет, какая выйдет. А оно и выходит рядом с пашеничкой и пырей, и осот, и овсюг, и молочай, и всякая другая сволочная трава. Зачнешь молотить, хлеб будто и добрый, но взважишь умолот ― с десятины и выйдет сорок пудов либо ишо меньше.[11]
— Михаил Шолохов, «Поднятая целина» (книга первая), 1960
― Пшеница «мильтурум», — он положил колос меж ладоней и потер ― тот пополз точно вперед. ― Своя линия, с дороги сойти не может. А вот овсюжок. ― Нашел метелку овсюга, растер её в ладонях ― черные зерна просыпались сквозь пальцы, ― Живут вместе, а природа разная. И не смешивай.
― Так ведь ― читали последние работы? ― одно в другое переходит, ― отбиваю его аргумент. ― Овес ― в овсюг, пшеница ― в рожь, наука!
― Блуд то, а не наука! ― Повернулся и пошел к саду. <...>
Пашня в районах легких почв стала сокращаться. Не дремал и овсюг. Стоит пять-шесть лет посеять пшеницу по пшенице ― и пахотный горизонт насытят семена сорняка. Спор двух направлений перестал быть просто научной дискуссией. <...>
В сорок восьмом, кажется, году колхоз вынудили сеять рано, тотчас за снегом. На протесты Мальцева внимания не обратили. Но по раннему севу попер овсюг, и он лошадкой в шести местах крест-накрест пропахал поля и засеял эти полосы в свой срок. Через два месяца эти «кресты» было видно за километр! Они доказывали всякому зрячему: вот каким мог бы быть урожай.[2]
― План сева по колхозу ― девять тысяч шестьсот гектаров. Семена готовы, техника в основном тоже. Появятся всходы овсюга ― уничтожим их и начнем сеять. Поля засорены, на иных столько овсюга и осота, что сеять не к чему. Мы просим разрешить нам оставить под пар хотя бы пятнадцать процентов площади. Сказал и пошел было на место.
― Стой-стой-стой, ― остановил Еремеев тем тоном, каким говорят с детьми перед поркой, ― ишь какой шустрый! Наговорил тут семь верст до небес ― и ходу… Нет, Казаков, ты молодостью не прикрывайся. Вылазок против нашей линии мы никому не простим. Ты что это мудришь со сроками сева? Тебе кто срок диктует ― обком или овсюг? Ты еще штаны сними да на землю сядь! В зале засмеялись. Это обескуражило меня.
― Мы сеем не для рапорта, а для хлеба, ― сказал, однако же, я.[2]
Но вспомним, что целинным началом впрямь была лиха беда: тусклые, мучнистые, «мультурумы», полные к тому же овсюга и корзинок полыни, годные только на фураж. Фураж, кормовая пшеница ― это вовсе не ругательство, если селекция ставила именно такую, фуражную цель.[2]
― Пары́ ― вот главное условие степных урожаев. Не получите хлеба, если останетесь на целине без них.
― Сорняки пошли? Следовало ожидать. Пока кое-где уже получают заовсюженную пшеницу, а потом получат и запшениченный овсюг. Иные растерялись: дескать, силён овсюг, что с ним делать? А он сорняк, наоборот, хлипкий. Он силен, когда хозяева плохи. Хорошо, что позже сеете. Подождать надо, спровоцировать овсюг и уничтожить. Потом уж сеять. Нервы надо крепкие иметь. У кого нервы слабые, тому в полеводстве делать нечего…[4]
Он назвал Лысенко Распутиным, лысенковщину ― распутинщиной. Фигура Распутина была единственным аналогом в истории этого абсурда. «Наследственность ― результат воспитания!» Перерождение овса в овсюг, сосны в ель, подсолнуха в заразиху! Превращение животных клеток в растительные и обратно! — «Какие могут быть наследственные болезни в социалистическом обществе?» «Из неживого возникает живое!» — Всё это преподносилось директивно ещё в 1963 году! Зубр хватался за голову, рычал в ярости. Он не представлял себе, как широко распространилась эта бредо́вина, как внедрилась средневековая чушь в умы, особенно молодёжи.[12]
.svg){kind=logo}
