«Я помню чудное мгновенье...» — традиционное обиходное название (по первой строке) стихотворения Александра Пушкина «К ***», обращённого (согласно общепринятой версии) к Анне Керн, супруге коменданта Рижской крепости героя Отечественной войны 1812 года генерала Ермолая Керна.
Стихотворение было написано не позже 19 июля 1825 года. В это время Пушкин вынужденно находился на территории фамильного имения Михайловское. Впервые стихотворение «К ***» было напечатано в 1827 году в известном альманахе «Северные цветы», издателем которого был лицейский товарищ Пушкина Антон Дельвиг. По результатам проведённого в 2015 году журналом «Русский репортёр» социологического исследования стихотворение заняло 1-е место в сотне самых запоминающихся и известных в России стихотворных строк, включающих, в числе прочего, русскую и мировую классику.
Неделя, прожитая у них <у Сувориных>, промелькнула, как единый миг, про который устами Пушкина могу сказать: «Я помню чудное мгновенье...»[1]
— Антон Чехов, из письма Александру Павловичу Чехову, 1888
«Если б вы знали, какое отвращенье, смешанное с почтением, я питаю к вашему супругу. Божество мое! Ради Бога, устройте так, чтоб он страдал подагрой. Подагра! Подагра! Это моя единственная надежда!» Ну и вдруг: «Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты»...[2]
Биография писателя в высшей степени ценна для психологии творчества — но собственно литературной критике она не помогает. Мы не лучше поймём «Я помню чудное мгновенье», когда узнаем, что Пушкин говорил о Керн в частном письме.[3]
— Юлий Айхенвальд, Вступление к сборнику «Силуэты русских писателей», 1910
Но расскажите, почему вас не перестанут волновать простые, почти убогие строки: «Я помню чудное мгновенье», или «Мои хладеющие руки тебя пытались удержать».[4]
— Илья Эренбург, «Портреты современных поэтов», 1922
...Соловьёв обвинял Пушкина во лжи, потому что тот, несмотря на то что написал «Я помню чудное мгновенье...», в письмах называл Анну Керн «вавилонской блудницей».[5]
...мне лично очень неприятен <...> биографический метод расшифровки стихов. (Может ли служить комментарием к «Чудному мгновенью» известное письмо Пушкина об Анне Керн?!)[6]
До тех пор был известен лишь один портрет этой женщины, запечатлевший ее старухой. Между тем, хотелось её изображение, относящееся к тому времени, когда <она> отдалась 26-летнему Пушкину, после чего он написал знаменитое: Я помню чудное мгновенье! Щёголев отыскал ее юный портрет и продал его Пушкинскому Дому.[8]
...божественное «Я помню чудное мгновенье» посвящено даме, над которой он сам же потом посмеивался: «У дамы Керны ноги скверны». Пушкин мимолетностям дарил бессмертие.[9]
Я вижу ваши шестнадцатилетние нежные плечи и более ничего, и пройдёт много времени, прежде чем я однажды определю, что моё юношеское впечатление могло быть точно выражено известными словами Пушкина: «Я помню чудное мгновенье». Я всегда помню это чудное мгновение.[10]
Кто знает, не повстречайся А. С. Пушкин с А. П. Керн в Тригорском, никто и никогда не написал бы «Я помню чудное мгновенье...»[11]
— Фёдор Кедров. «Цепная реакция творчества», 1986
Наше время столь желчно, что кажется, для того чтобы написать сейчас «Я помню чудное мгновенье...» и чтобы тебе поверили, надо предварительно выругаться.[12]
— Олег Хлебников. «Комментарий к стихам Льва Рубинштейна», 1991
Люди с богатой биографией, как правило, стихов не пишут. <...> можно провести только одну ночь с девицей и написать «Я помню чудное мгновенье...»
Если в лирическом произведении и обозначается какой-либо событийный ряд (что бывает далеко не всегда), то весьма скупо, без сколько-нибудь тщательной детализации (вспомним пушкинское «Я помню чудное мгновенье…»)[13]
Система мер. На одной из тимофеевских конференций по стиховедению предлагалось оценивать стихотворения по средним данным опросов читателей и измерять кернами, по «Я помню чудное мгновенье».[14]
Лотман, само собой, легко определил в «Я помню чудное мгновенье» цитату из Жуковского: «Как гений чистой красоты». И... указал на «Лаллу Рук» (1821), где «гений чистый красоты» — эпитет, сдвинутый в инверсию, — относится совсем не к «красоте».[15]
Он <Толстой> говорит, например: «страшно сказать: я пришёл к убеждению, что все, что мы сделали по этим двум отраслям, (по музыке и поэзии), все сделано по ложному, исключительному пути, не имеющему значения, не имеющему будущности и ничтожному в сравнении с теми требованиями и даже произведениями тех же искусств, образчики которых мы находим в народе. Я убедился, что лирическое стихотворение, как например: «Я помню чудное мгновенье», произведения музыки, как последняя симфония Бетховена, не так безусловно и всемирно хороши, как песня о «Ваньке-клюшничке» и напев «Вниз по матушке по Волге»; что Пушкин и Бетховен нравятся нам не потому, что в них есть абсолютная красота, но потому, что мы так же испорчены, как Пушкин и Бетховен, потому что Пушкин и Бетховен одинаково льстят нашей уродливой раздражительности и нашей слабости».[16]
Биография писателя в высшей степени ценна для психологии творчества — но собственно литературной критике она не помогает. Мы не лучше поймем «Я помню чудное мгновенье», когда узнаем, что Пушкин говорил о Керн в частном письме. И вот почему тягостное впечатление бесцельности производят те многочисленные историко-литературные работы, которые усердно вдаются в бездны мелочей и, деревьями заслоняя лес, изучают то, что не нужно.[3]
— Юлий Айхенвальд, Вступление к сборнику «Силуэты русских писателей», 1910
В стихотворении «Я помню чудное мгновенье» Пушкин рассказывает о реальных вещах — о двух своих встречах с А. П. Керн. Первая их мимолетная встреча была в Петербурге в 1819 г., вторая, которою собственно и вызвана пьеса Пушкина, — в июне 1825 г. в Тригорском; между обеими встречами легли долгие годы ссылки и душевной омертвелости Пушкина. И вот, рассказав об этой омертвелости, когда он жил «без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви», Пушкин продолжает: Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
Совсем не так, как хотели объяснять биографы, — что новая встреча с Керн в 1825 году пробудила Пушкина от апатии. Как раз наоборот (надо обратить внимание на слова «и вот»): душа проснулась самочинно, в ней совершился таинственный кризис (так Пушкин говорит и в одном из подражаний Корану: «Настал пробужденья для путника час», т. е. настал «по воле владыки небес и земли»), и именно в силу того, что душа проснулась, ей предстало светлое виденье; не проснувшейся душе А. П. Керн предстала бы просто как красивая женщина, а не как небесное видение. Оттого Пушкин с бессознательным умыслом и употребил здесь такие бесплотные слова: виденье, гений красоты; это «виденье» — плод душевной полноты, как страданье есть плод душевной омертвелости.[17]
Легко объяснить достоинства красочного образа Державина или блистающего афоризма Тютчева. Но расскажите, почему вас не перестанут волновать простые, почти убогие строки: «Я помню чудное мгновенье», или «Мои хладеющие руки тебя пытались удержать».[4]
— Илья Эренбург, «Портреты современных поэтов», 1922
Мы печатаем здесь ещё одно стихотворение, — держите это крепче, дорогой Оноприй Опанасович, для вас это клад, не упускайте ни одного слова: Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты... «Ага, брат! Так ты ещё помнишь? знаем мы, что ты помнишь...» Рука у Оноприя Опанасовича дрожит от волнения, он пишет торопливо: «Ныне перед нами выступление буржуазной литературы уже в открытом виде, без забрала...»[18]
Всякому ясно, что для нэпмана этим — увы! — мгновеньем были те дни, когда власть была в руках Милюкова, которого автор стихов называет, конечно, «гением чистой красоты!» Но всё это было только «мимолетным виденьем», потому что: Шли годы. Бурь порыв мятежный...[18]
Первая встрѣча Пушкина съ Анной Петровной произошла въ 1819-мь году въ домѣ ея тётки Олениной въ Петербургѣ, гдѣ собирались литературныя знаменитости того времени. Аннѣ Петровнѣ было тогда 19 лѣтъ. Она была замужемъ за старымъ генераломъ Кернъ, къ которому она относилась съ отвращенiемъ, повидимому, въ достаточной мѣрѣ заслуженнымъ. Впечатлѣнiе, произведенное на Пушкина красивой и духовно привлекательной женщиной, поэтъ выразилъ въ стихотворенiи «Я помню чудное мгновенье». Это стихотворенiе Пушкинъ принесъ въ даръ Аннѣ Петровнѣ, которой оно и посвящено, въ рукописи при второмъ свиданiи съ нею въ 1825-мъ году въ Пригорскомъ. Вспоминая ихъ встрѣчу шесть лѣтъ назадъ, Пушкинъ сказалъ Аннѣ Петровнѣ: «У васъ былъ столь дѣвственный видъ». За эти шесть лѣтъ Анна Петровна сдѣлалась восторженной поклонницей поэта...[19]
О «Шербурских зонтиках» у нас уже писали. В адрес этой картины раздавались упрёки в камерности, упрёки, честно говоря, странные, потому что, идя таким путем, можно посетовать и на Пушкина, написавшего «Я помню чудное мгновенье...» слишком интимно, только о любви.[20]
— Михаил Долинский, Семён Черток, «Стихотворение в музыке» 1966
...страдания Пушкина не чета твоим тягомотным, душным сердечным болестям, африканские страсти ярко вспыхивали и быстро отгорали. Ты весь из житейщины, из сырой жизни, там же все было крепко, сухо и горюче, как порох. <...> Да разве так уж безмерно любил Пушкин в свои веселые, озорные молдавские дни крупную черноволосую больную Ризнич, а ведь к ней обращено трагическое «Для берегов отчизны дальной», а божественное «Я помню чудное мгновенье» посвящено даме, над которой он сам же потом посмеивался: «У дамы Керны ноги скверны». Пушкин мимолётностям дарил бессмертие.[9]
Кто знает, не повстречайся А. С. Пушкин с А. П. Керн в Тригорском, никто и никогда не написал бы «Я помню чудное мгновенье...». В отличие от поэтовученые движутся не цепью, а колонной. И кто-нибудь обязательно пройдет по следам впередиидущего.[11]
— Фёдор Кедров. «Цепная реакция творчества», 1986
...эстетика тоталитарного режима настолько своеобразна, что не терпит она не только — упаси Бог — авангардизма, но и самого традиционного ямба, если это «не наш» ямб. Наше время столь желчно, что кажется, для того чтобы написать сейчас «Я помню чудное мгновенье...» и чтобы тебе поверили, надо предварительно выругаться.[12]
— Олег Хлебников. «Комментарий к стихам Льва Рубинштейна», 1991
Люди с богатой биографией, как правило, стихов не пишут. Можно пережить бомбардировку Хиросимы или провести четверть века за колючей проволокой в лагере и не написать ни строчки. И можно провести только одну ночь с девицей и написать «Я помню чудное мгновенье...»
Пушкин. «Я помню чудное мгновенье». Сразу по прочтении стихотворения так и подмывает в слове «чудное» ударение поставить на второй слог. Одно сравнение возлюбленной с «гением чистой красоты» чего стоит. Мало того, что образ «прихватизирован» у Жуковского, так еще и звучит странновато. Попробуйте-ка себе представить этого «чисто красивого» гения! Увы, в русском языке слово «гений» все-таки (что бы там ни говорили феминистки) мужского рода. Конечно, можно вспомнить «крошку-гения» Земфиру — однако сомневаюсь, что «чудное мгновенье...» Пушкин посвятил именно ей; у Пушкина и так Земфир хватало.[21]
— Максим Свириденков, «Сбросим Пушкина с парохода современности», 2002
Лотман, само собой, легко определил в «Я помню чудное мгновенье» цитату из Жуковского: «Как гений чистой красоты». И... указал на «Лаллу Рук» (1821), где «гений чистый красоты» — эпитет, сдвинутый в инверсию, — относится совсем не к «красоте». И вообще — хорей. Иной смысл, другая цитата.
Жуковский о «гении чистой красоты» пишет дважды: в прозаических размышлениях о Рафаэлевой «Мадонне» и в стихотворении «Я музу юную, бывало», завершённом в конце 1824 года. Несколько месяцев спустя Пушкин, естественно, ссылается (что еще и делать-то — в ссылке!) на эти стихи, читателям уже известные, на «певца любви неразделенной»...[15]
Бессмертные строки «Я помню чудное мгновенье...» тоже связаны с Торжком. Ведь его «гений чистой красоты» Анна Петровна Керн часто приезжала в богатое поместье Грузины, к своей бабке Агафоклее Полторацкой. Пушкин увлеченно за ней ухаживал, написал ей десять трогательных писем, но красавица, судя по всему, оказалась женщиной нравственной и мужу не изменила. Анна Керн и похоронена совсем рядом с Торжком, в селе Прутня.[22]
— Людмила Свистунова, «Маленький Торжок как зеркало русской души», 2012
Экскурсоводы говорят, что к ее <Анны Керн> могиле ходят просить любви вечной. Признаться, всем этим россказням экскурсоводов веры мало. Что за вздор, ей-Богу. Вы лучше прочтите предмету вашей страсти хотя бы раз «Я помню чудное мгновенье…», а потом каждый год повторяйте это в течение хотя бы десяти, а лучше двадцати лет — и вечная любовь вам обеспечена. Если вы, конечно, и сами собираетесь любить вечно.[23]
Неделя, прожитая у них, промелькнула, как единый миг, про который устами Пушкина могу сказать: «Я помню чудное мгновенье...» В одну неделю было пережито: и ландо, и философия, и романсы Павловской, и путешествия ночью в типографию, и «Колокол», и шампанское, и даже сватовство... Суворин пресерьезнейшим образом предложил мне жениться на его дщери, которая теперь ходит пешком под столом...[1]
— Антон Чехов, из письма Александру Павловичу Чехову, 1888
Прочитать его письма к Керн. Это милый шалун, проказник, славный малый, рубаха-парень — и весь тут, кусочка нельзя предположить лишнего, вне этого определения. Вот образчик тона этого письма: «Вы пишете, что я не знаю вашего характера, — да что мне за дело до вашего характера? Бог с ним! разве у хорошеньких женщин должен быть характер? Главная вещь — глаза, зубы, руки и ноги!.. Если б вы знали, какое отвращенье, смешанное с почтением, я питаю к вашему супругу. Божество мое! Ради Бога, устройте так, чтоб он страдал подагрой. Подагра! Подагра! Это моя единственная надежда!» Ну и вдруг: «Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты», — я не знаю лучшего стихотворенья. Соединить и то и другое — вот он истинный, живой.[2]
...он перешел к тому, что Соловьёв обвинял Пушкина во лжи, потому что тот, несмотря на то что написал «Я помню чудное мгновенье...», в письмах называл Анну Керн «вавилонской блудницей». «Пушкин — художник, а не священник, — без гнева, но упрямо сказал Блок. — Не надо смешивать. Жизнь Пушкина случайна, жизнь художника всегда случайна, иногда до бессмыслия...»[5]
Нас так ругают (Современников), что я посоветовал Замятину написать статейку: «Что было бы, если бы пушкинское «Я помню чудное мгновение» было напечатано в «Современнике». Я помню чудное мгновенье, — (небось какой-нибудь царский парад) Передо мной явилась ты, (не великая ли княжна Ксения Александровна?) Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. (чистая красота! дворянская эстетика)...[24]
Видели ли Вы в трех номерах лондонского «Times» статью о Шекспире (в частности, о Сонетах), написанную историком Елизаветинской эпохи доктором Рауз? В ней много интересного, но шекспироведы, несомненно, примут её в штыки, — слишком уж много у автора апломба. А мне лично очень неприятен его биографический метод расшифровки стихов. (Может ли служить комментарием к «Чудному мгновенью» известное письмо Пушкина об Анне Керн?!)[6]
Когда наступила революция, его <Щёголева>, при содействии Демьяна Бедного, сделали главным оценщиком всех материалов, поступающих в государственные архивы после конфискации этих материалов у частных лиц. Помню, как он ликовал, найдя портрет молодой Анны Керн. До тех пор был известен лишь один портрет этой женщины, запечатлевший ее старухой. Между тем, хотелось её изображение, относящееся к тому времени, когда <она> отдалась 26-летнему Пушкину, после чего он написал знаменитое: Я помню чудное мгновенье! Щёголев отыскал ее юный портрет и продал его Пушкинскому Дому. Пушкинский Дом ([Нестор Александрович Котляревский
— Котляревский]], Ник. Пыпин) гордились новым приобретением. Но приехала из провинции какая-то бесхитростная архивистка и простодушно сказала: — Ах, и у вас есть эта Волконская! Щёголев продал Пушкинскому Дому портрет какой-то захудалой Волконской в качестве портрета Анны Керн.[8]
Твоё это мещанство и твой быт, которые преклоняются перед Пушкиным, ― это глупость. Конечно, Вячеслав Иванов поэт для избранных, надо глубоко читать, уметь понимать. Каждый стих у него образ. А это?.. «Я помню чудное мгновенье» ― нет образа. «Передо мной явилась ты» ― нет образа. «Как мимолётное виденье» ― пошлый образ. «Как гений чистой красоты» ― пошлятина. «Передо мной явилась» ― банальность. Как гений ― банальность, ничего не видит, никакого образа. И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь ― тоже. Хорошее стихотворение, но ― не поэтическое. Он издеватель, у него на всё только пшик, ходит, поплёвывает на всё...[25]
— Владимир Бибихин, «Алексей Федорович Лосев. Записи 1970-1973», 1974
У него есть такая мысль, что Пушкин в «Я помню чудное мгновенье» рисует не Керн, а нахождение образа и затмение под влиянием житейских волнений.[25]
— Владимир Бибихин, «Алексей Федорович Лосев. Записи 1970-1973», 1974
Когда переводим на латынь с аспирантами, то идут только стихи Пушкина, Лермонтова и Державина. «Я помню чудное мгновенье…» — это же и легче перевести. Это легче сказать по-латински, чем какую-нибудь тошнотворную гадость из Попова.[25]
— Владимир Бибихин, «Алексей Федорович Лосев. Записи 1970-1973», 1974
Когда поэт всечеловечен, как Пушкин, его личные стихи получают права представительствовать «за всех», говорить «от имени всех» — точнее: каждого. То есть: и я помню чудное мгновенье, и от меня вечор Лейла, и вообще он все это «про меня сказал».[26]
Вот запросто: жила в нашем доме одно время Анна Петровна Керн. Как будто не Керн жила, а какая-нибудь Тютькина или Фитюлькина. Нет, одно только прикосновение к таким людям делает тебя самого счастливым и великим. Маргарита Владимировна видела Анну Керн! Ну и все, уже больше ничего и не надо в жизни, если видел «Чудное мгновенье»! Я, например, рад даже тому, что вижу Маргариту Владимировну, которая видела Анну Керн... Какой-нибудь современный молодой человек, может быть, мне скажет: «Неужели это могло произвести на вас такое впечатление? Что особенного! Хоть самого Господа Бога, подумаешь!»[27]
...журналист Александр Борин рассказал курьёзную историю, произошедшую с ним в Торжке, вблизи которого, как известно, похоронена Анна Петровна Керн. Местные власти очень гордились причастностью Торжка к жизни великого российского поэта. Дело дошло до того, что стало традицией для новобрачных после регистрации брака класть цветы к памятнику Анны Петровны, которая, хотя и вдохновила Пушкина на знаменитые строки «Я помню чудное мгновенье», вряд ли могла служить достойным примером нерушимости супружеских уз. Вернувшись в очередной раз из Торжка, Алик Борин рассказал об этом Натану, и тот припомнил не менее знаменитое письмо Пушкина приятелю, в котором поэт писал в частности: «Керн была со мной очень мила, и надеюсь, что на Пасху с божьей помощью я её...» При следующем посещении Торжка Борин встретился с председателем горисполкома, который, описывая достопримечательности города, не преминул вспомнить и о могиле Керн. «Ведь вы знаете, — сказал он, — многие считают, что у неё с Пушкиным действительно что-то было». «Ещё бы!» — воскликнул Борин и немедленно процитировал фразу из упомянутого письма. «Что вы говорите, — оживился председатель, — вот это новость! Завтра у нас как раз бюро — вот обрадуются товарищи!»[28]
В. В. Шверубович утверждал: «Нет, надо говорить и печатать всё, всю правду!» и приводил в пример Пушкина, когда тот писал «Я помню чудное мгновенье», а в это время был болен венерической болезнью...[29]
Ещё не было шести часов, а Василий Михайлович уж давно расхаживался около пруда в Таврическом саду. Грудь его волновалась от нетерпения; он беспрестанно оглядывался во все стороны, не покажется ли в глубине какой-нибудь длинной, тенистой аллеи знакомое белое платье, и повторял про себя: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты» и проч. Вдруг кто-то сзади тихо прикоснулся к плечу его; он оглянулся, Вера Николаевна (которую мы будем впредь называть просто Верочкой) стояла перед ним в том же костюме, в каком он видел ее вчера, с маленьким зонтиком в руках.[30]
Мне не нужна вечная игла, я не хочу жить вечно. Я хочу умереть. У меня налицо все пошлые признаки влюбленности: отсутствие аппетита, бессонница и маниакальное стремление сочинять стихи. Слушайте, что я накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин.[31]
Зазвонил телефон. Гриша снял трубку:
— Слушаю. Я. Это ты, Юрка?.. А ты что, не успел записать? Ну, пиши. Значит, на завтра: по литературе — лирика Пушкина и наизусть выучить «Я помню чудное мгновенье». Записал? Дальше. По истории — культура и просвещение Русского государства в двенадцатом веке.[32]
С бьющимся сердцем она раскрывала книгу, и Пушкин умел мигом успокоить ее: Я помню чудное мгновенье, Передо мной явилась ты... И Лида понимала, о чем шла речь. Это было у пруда. Я выходила из воды... ...Как мимолетное виденье! — Милый! — говорила Лида не то Джиму, не то Пушкину и целовала стихотворение.[33]
Открытие подчиняется твердым законам статистики. Надо только больше искать, обдумывать свою задачу с разных сторон… И вот… вот оно — удивительное. Таратар поправил очки и тихо, почти шёпотом прочитал: Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. И словно бесшумный ветерок ворвался в класс. Овеял прохладой лица, затуманил глаза. И умчался.
— Да, — сказал после паузы Таратар, — всего несколько десятков или сотен букв, несколько строк, а в них целый мир чувств, переживаний, грусти. Поэт обращается к вам, далеким потомкам, и вы его понимаете.[34]
Сколько написано стихов — и каких стихов! Каких великолепных стихов! — о женской красоте, о женском обаянии. Но согласись, если бы перед Пушкиным предстала синтетическая красавица с дымящейся сигаретой в зубах и стаканом — пусть даже бокалом — пива в руке, — вряд ли бы он написал: “Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты...” Или, по нынешним временам, и женское обаяние, и женское достоинство стали устаревшими понятиями?! Тогда и откуда взяться поэтическому отношению к женщине?[35]
Николай II написал стихотворенье на именины императрицы. Начинается так: Я помню чудное мгновенье...
И тому подобное дальше. Тут к нему пришёл Пушкин и прочитал...
А вечером в салоне у Зинаиды Волконской имел через них большой успех, выдавая, как всегда, за свои.
Что значит профессиональная память у человека была.[36]
Хворает девка, порошки тайно пьет, чтобы его, отца, не пугать. Развернул — записочка! В стишках! «Я помню чудное мгновенье — передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как Гений чистой красоты!» У Командора аж лоб испариной покрылся: кто же в Чуши по стихам такой мастак? Тужился, тужился, не вспомнил, не знает современную молодёжь. Он тогда в обход пошел: по радио, мол, декламировали что-то насчет мимолетного виденья. Дочка бац ему по рогам: «Стыдно чужие письма читать! Некультурность! Закоснелость! Старорежимные веянья! А стихи эти печальные написал Александр Сергеевич Пушкин! Это-то хотя бы надо помнить!..»[37]
О!.. Дивная моя!.. Я женюсь, честное слово, женюсь!.. Прекрасная моя!.. Я женюсь, честное слово, женюсь!.. Прекрасная моя!.. О чудное мгновенье! Корюшкин быстро-быстро говорил, переходя то на высокопарный стиль, то на какое-то суетливое бормотание с обещаньями завтра же расписаться, и все время выкрикивал: «О!.. О!..», а женщина твердила: «Перестаньте!» — и сопротивлялась, и отталкивала его, но Корюшкин чувствовал, что под его мощным напором толчки становятся всё слабее, а сопротивление стихает, признавая себя бессмысленным...[38]
Я вижу ваши шестнадцатилетние нежные плечи и более ничего, и пройдёт много времени, прежде чем я однажды определю, что моё юношеское впечатление могло быть точно выражено известными словами Пушкина: «Я помню чудное мгновенье». Я всегда помню это чудное мгновение. Я подыхаю, дорогая, ибо прожитая без вас жизнь становится для меня уже непосильным мешком мусора, который я зачем-то тащу на спине, согнувшись в три погибели. Как нам освободиться от ошибок своей прожитой жизни?[10]
— Но ещё он писал о любви к женщине. Например, вот это: Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты…
Она слушала, закрыв руками лицо, долго молчала, когда я кончил. А потом спросила, волнуясь, кому эти стихи посвящены.
— Если тебя интересует имя, сказал я, её звали Анна Петровна Керн.
— А она была в каком чине?
— Что за чушь! рассердился я. — Ни в каком чине она не была. Она была просто женщина без чинов.
— Ну как же, заволновалась Искрина еще больше. — Ведь он ее называет гением.
— Ну да, он называет ее гением чистой красоты.
— Вот именно гением. Но он же не мог назвать гением кого попало.
— Тьфу ты! — я начал терять терпение. — Что значит кого попало? Он и не называл кого попало. Он так назвал единственную в мире женщину.
— Ну вот видишь![39]
«Ильюшин — мастер простых решений, — пишет А. С. Яковлев. — Именно об этом свидетельствуют все его самолёты. А ведь известно, как трудно создавать простое». Что проще стихотворения «Я помню чудное мгновенье. ..», однако всю ночь мучился герой Ильфа и Петрова, пока сочинил его, но утром, к сожалению, оказалось, что его уже написал некий Пушкин...[40]
...По этой земле бродил Пушкин, он дышал воздухом этого парка, его ноги ступали по этой липовой аллее... А рядом с ним шла Анна Керн — счастливейшая из смертных женщин, гений чистой красоты: её любил Пушкин, она подарила поэту чудное мгновенье и вдохновила на гениальную элегию. Спасибо ей за это и за то, что она быстро покинула Пушкина: она помешала бы ему закончить «Годунова». Раньше я думал, что её-то Пушкин любил больше всех, только я ошибался — больше всех он любил Арину Родионовну, единственную женщину, которой был верен всю жизнь.[41]
Действительно, так Пушкин не писал ни о ком. Анна Керн Пушкина потрясла, произвела на него «впечатление глубокое и мучительное», а потом это впечатление прошло и осталось воспоминание — «Я помню чудное мгновенье». А няня, дряхлая голубка, Арина Родионовна Пушкина не потрясла, потому что потрясает только любовь неразделенная: ведь Анна Керн Пушкина не любила.[41]
… Она скончалась в бедности. По странной случайности гроб ее повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву. Из старой энциклопедии
Ей давно не спалось в дому деревянном.
Подходила старуха как тень к фортепьянам.
Напевала романс о мгновенье чудном
Голоском еле слышным, дыханьем трудным.
А по чести сказать, о мгновенье чудном
Не осталось грусти в быту её скудном,
Потому что барыня в глухой деревеньке
Проживала как нищенка, на медные деньги.[42]
Женщины, с которыми – ты, те же, что у гения. Но ему ― чистота их красоты, чудные мгновения. Тебе достанутся рост и масть и ничего особенного. А гений имеет власть ― класть печать. Своего, особенного. <...>
И вот берётся Анна Керн
и добавляется чуть в неё.
Всё остаётся с подлинным верно
и всё же ― мгновение чудное.[43]
— Борис Слуцкий, «Женщины, с которыми — ты...», 1962
Танцевальщик не заметил —
Спотыкнулся и упал.
Я вышел из трибуны в зал,
Перевернулся и сказал:
Я помню чудное мгновенье
И мимолетное виденье.
И в этот миг
Я к вам приник.[44]
— Андрей Битов, «Моё сегодня, 29 июля 1962 года», 1963
Мы помним чудное мгновенье:
Явились перед нами вы,
Как мимолетное виденье
И с содержаньем головы.[45]
↑ 12«Александр и Антон Чеховы». Воспоминания. Переписка. — М.: Захаров, 2012 г.
↑ 12К.И. Чуковский. Собрание сочинений в 15 т. Т. 11: Дневник 1901-1921. Предисл. В. Каверина, Коммент. Е. Чуковской. — 2-е изд., электронное, испр. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2006. — М., «Терра»-Книжный клуб, 2006 г.
↑ 12Ю. И. Айхенвальд. Силуэты русских писателей. В 3 выпусках. Вып. 1. — М., 1906 — 1910; 2-е изд. М., 1908 — 1913 гг.
↑ 12Эренбург И.Г. Портреты современных поэтов. — Санкт-Петербург, Журнал «Нева», 1999 г.
↑ 12Книпович Е. Ф.. Воспоминания. Дневники. Комментарии — М. Советский писатель 1987 г. 144 с.
↑ 12С. Я. Маршак. Собрание сочинений в 8 томах. Том 8, с. 339. - М.: Художественная литература, 1972 г.
↑Давид Самойлов. Подённые записи. В 2 тт. — М., “Время”, 2002 г. — 378, 384 с.
↑ 12К. И. Чуковский. Собрание сочинений в 15 т. Том 13: Дневник 1936-1969. Предисл. В. Каверина, Коммент. Е. Чуковской. — 2-е изд., электронное, испр. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2006. — М., «Терра»-Книжный клуб, 2006 г.
↑ 12Ю. М. Нагибин, «Остров любви». Повести. — Кишинев.: Литература артистикэ, 1985 г.
↑ 12А. А. Ким. Белка. Роман-сказка. ― М.: «Советский писатель», 1984 г.
↑ 12Фёдор Кедров. Цепная реакция творчества. — М.: «Энергия: экономика, техника, экология», №4, 1986 г.
↑ 12Олег Хлебников. Комментарий к стихам Льва Рубинштейна.— М.: «Огонек». № 6, 1991 г.
↑В. Е. Хализев, «Теория литературы». — М.: Высшая школа, 1999 г.
↑ 12Замятин Е. И. Собрание сочинений: в 5 томах. Русь. том 4. — М.: Русская книга, 2003 г.
↑В. Г. Вальтеръ. Генiй и предательство. — Париж: журнал «Театръ и Жизнь», № 14, 1929 г.
↑М. Долинский, С. Черток. Стихотворение в музыке. — М.: «Советский экран», № 11, 1966 г.
↑Максим Свириденков в сборнике: Пролог. Молодая литература России. Сборник прозы, поэзии, критики, драматургии. — М.: Вагриус, 2002 г.
↑Людмила Свистунова, Маленький Торжок как зеркало русской души. — Москва, Зеркало мира, № 1, 2012 г.
↑Михаил Бару. «Замок с музыкой». — Саратов: «Волга», № 3-4 за 2013 г.
↑К.И. Чуковский. Собрание сочинений в 15 т. Том 12: Дневник 1922-1935. Предисл. В. Каверина, Коммент. Е. Чуковской. — 2-е изд., электронное, испр. — М.: Агентство ФТМ, Лтд, 2013. — 592 с. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2006 г.
↑ 123В. В. Бибихин, «Алексей Федорович Лосев. Сергей Сергеевич Аверинцев». — М.: ИФТИ св. Фомы, 2006 г.
↑А.Найман, «Рассказы о Анне Ахматовой». — М.: Вагриус, 1999 г.
↑Виктор Розов. «Удивление перед жизнью». — М.: Вагриус, 2000 г.