У этого термина существуют и другие значения, см. Очки (значения).
Втира́ть очки́ (как следствие, заниматься очковтирательством) — разговорный фразеологизм, означающий обманывать, плутовать, на словах или в реальности создавая декорацию, видимость прекрасного положения дел или благополучия в чём-либо, представлять кому-либо что-либо в выгодном или желательном для себя свете. В отличие от прямого обмана, суть очковтирательства, как правило, состоит в приукрашивании действительного состояния дел.
Вслед за академиком В. В. Виноградовым, большинство исследователей видят источником выражения игровой жаргон карточных шулеров XIX века, которые наносили на порошковые игральные карты очки, в нужный момент стирающиеся. Существуют, впрочем, и другие версии происхождения фразеологизма. В частности, И. А. Горбушина считает объяснение Виноградова ошибочным (поскольку очки на порошковых картах обычно стирались, а не «втирались»), а смысл шулерских действий состоял в прямом обмане, а не в создании видимости. Отсюда происходят версии словаря Даля 1863 года: «втереть очки, надеть (кому на нос) очки, одурачить» и академического словаря Грота: «Втереть кому очки, заставить кого смотреть на вещи по-своему».
«Втирать очки» ― строить даже незнакомый по собственному опыту быт и живых людей в нем ― оказывается, можно. Фауна и флора письменного стола ― гораздо богаче, чем думают, она ещё мало изучена.[2]
Желая расположить его в свою пользу, я битый час «заряжал ему туфту», как говорится по-соловецки, то есть втирал очки относительно пользы науки и огромного практического значения порученного мне исследования.[3]
...на одном очковтирательстве без знания предмета далеко не уедешь, тем не менее именно эта моя способность втирать очки, или, как теперь принято говорить, ― арапствовать ― способствовала моему успеху.[4]
― Тут я всего, ваше высокоблагородие, наслушался, да и об архиерее-то, признаться, впервой узнал. Знал я, что они, с позволения сказать, развратники, ну, а этого и во сне не чаял. И кто ж архиерей-то! Андрюшка Прорвин, здешний, ваше высокоблагородие, мещанин, по питейной части служил, и сколько даже раз я его за мошенничества стегал, а у них вот пастырь-с! Даже смеху достойно, как они очки-то втирают!
― Позвольте, однако ж, ― прервал я, ― по какой же причине они выбрали себе такого бездельника? неужели у них получше людей нет?[5]
Одна из важных задач путешествия, съемка местности, производилась везде с большими затруднениями. Недоверчивые туземцы враждебно смотрели на эти операции, и приходилось постоянно хитрить с ними. В особенности надо было соблюдать осторожность по поводу карт. Все сделанные в течение дня съемки Пржевальский отмечал в записной книжке и уже ночью, в палатке, наносил их на карту. Проводнику, который был в то же время и шпионом, искусно втирали очки. Для этой цели его познакомили с биноклем, и он, в простоте душевной, не различал его от буссоли. Когда Пржевальский наводил буссоль для производства съемок, проводнику говорили, что он высматривает в бинокль зверей и птиц для охоты.[6]
— Мария Лялина, «Путешествия H. М. Пржевальского в восточной и центральной Азии», 1891
Плоха, ах как плоха наша Церковь! Усердные христиане в ней есть; но умных-то нет. Больше 40 было на собрании, и все вот такие неучи и несмысленные, что зловредные болтуны Сугияма, Хигуци и Ооцука, прямо ставшие председателями, втирали им очки, творили свою волю, и ни на волос ни от кого сдержки или поправки им. И такова ведь вся Церковь. Печально![7]
Помню, раз к осени, вследствие дождливого лета, вода в Верхнезаводском пруду оказалась на самом высоком уровне, какой даже не каждую весну бывал. Сейчас же по этому случаю торжество. Угощение рабочим (водка, конечно), песенники, балалаечники, фейерверки, катанье на лодках и речи: «Вот-де, в первый раз, как стоят заводы, — удалось...», и т. д. Рабочие, разумеется, ухмыляются и, расходясь домой, говорят:
― Ишь, втирает очки Пучеглазику! ― А тот, поди, думает: молодчага Чиканцев ― к осени полный пруд скопил. ― Как не скопишь, ежели этакой сеногной ныне стоял.[8]
Воинствующий пассеист под предлогом учебы тянет на кладбища к могилам классиков, забывая, что сегодня Пушкину уже 129 лет от роду и он нестерпимо беззуб, а в то же время пассеист умалчивает всячески, что Пушкин в свои дни был одним из самых ярых футуристов, деканонизатором, осквернителем могил и грубияном. Пассеисту об этом говорить невыгодно. Вместо этого он, позалазив во все газетно-журнальные щели, статьями и рецензиями втирает очки массам, выдавая им оппортунистическую розовую кашицу аков и ахрров за настоящую революцию.[9]
В октябрьском номере «Большевика» помилованный и допущенный снова к писанию г. Зиновьев, втирая очки лишенному права свободной критики и свободы печати русскому рабочему, рядовому пролетарию-коммунисту, торжественно объявляет все социалистические и рабочие партии в Европе — кроме, конечно, СССР, — «буржуазными рабочими партиями», хотя признает, что «по своему составу» большинство этих партий «продолжают оставаться в основном рабочими партиями».[10]
Интеллигент-перебежчик обладает многими данными. Как-то: подвижное мировоззрение, устраивающее других мировоззрение, согласованное с вышестоящими инстанциями мировоззрение. Кроме того, имеются и другие дарования. Как-то: не придавать существенного значения землетрясениям мировой истории и лгать, врать, обманывать, предавать, лицемерить, фальшивить, обставлять, обводить, проводить, втирать очки, пускать пыль в глаза, вкручивать шарики и пролезать без мыла.[11]
— Аркадий Белинков, «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша», 1968
Постепенно это шулерское выражение стало отождествляться с обычными очками и зрением. Ведь очки в виде монокля действительно «вставлялись» в глаз. В одной из пьес А. Островского читаем: «Уж вы кому другому очки-то вставляйте, а мы и так, слава богу, хорошо видим». В словаре В. Даля выражения «втереть очки» и «надеть кому на нос очки» рассматриваются уже в значении слова «одурачить». В XIX веке выражение «втирать очки» пришло в смысловую связь со словом «очки», и сейчас общепринято выражение «очковтирательство».[12]
— Александр Буткевич, Что значит «втереть очки»? 1976
Из Польши возят отвратительное мясо, даже зараженное бактериями, которые могут принести вред человеческому организму. А иногда через Польшу, о которой вы, господин Кастрюлин, спрашиваете, ― я еще раз порадовался за точность работы наших спецслужб, которые придумали мне такую пейзанскую фамилию, ― нам присылают мясо из Аргентины, Китая или Индии. И хотя это мясо числится как польское, это не обязательно декларированная говядина, а сплошь и рядом мясо буйволов или каких-нибудь других млекопитающих. Польские бизнесмены обладают даром того, что у нас в России, ― продолжал мсье Серж, ― называется «втирать очки». Периодически возникают громкие скандалы, во время которых потребитель узнает о заразе, которую он случайно не подхватил через испорченный продукт...[13]
— Сергей Есин. «Маркиз Астольф де Кюстин. Почта духов, или Россия в 2007 году», 2008.
На другой день этого заседания губернский землемер Н. П. Рудин получил высшее назначение, на его же место назначен был Мунтян. Мне было очень жаль расстаться с Рудиным, который упорядочил межевое дело в губернии и значительно поднял его. Это был очень умный, способный человек, живого темперамента, энергичный, с большим жизненным опытом, большой ловкач, немного фокусник, умевший втирать очки, но с блестящим умом и работник незаменимый.[14]
Горький ― ненавистный мне тип русских самородков-«кулибиных», путаников, имеющих дурную славу в смысле деловой порядочности. Я его знаю с самых «Художественных сокровищ России», знаю его бестолковую пролетариатность, его способность втирать очки и его оригинально-плохую техническую выправку…[15]
Я допускаю, что все мы (и я в том числе) ворчим на власть или ругаем ее, исходя от точки своего личного поражения, что власть это порождена нами же и если она плоха, то виноваты мы сами. Вследствие этого считаю своим долгом терпеливо переносить все личные невзгоды, как можно лучше, больше работать и бунтовать не против существа этой власти, а против условий моего труда. Чувствую, что нас таких честных людей довольно. В этой атмосфере пристойного молчания о власти, являющейся нашей собственной болезнью, голос Горького, восхвалявший власть, очень неприятен… кому он хвалит ее, кому втирает очки «достижениями»? С кем говорит он, когда ссылается на перемену всего нравственного мира с переменой «экономики»? Давно лив личной беседе он ратовал за критику против «самокритики», и обещал даже критическую газету? А вот прошло четыре месяца и он уже забыл критику и восхваляет самокритику.[1]
А между тем дальше Урала на наш Восток я не ездил, все эти «живые люди» (кроме 1/10 Азанчеева) жили только в моей фантазии, и из всей повести только одна глава о «клубе ланцепупов» построена на слышанном мною от кого-то рассказе. «А в каком полку вы служили»?
― Я: «Ни в каком. Вообще ― не служил».
― «Ладно! Втирайте очки!»
«Втирать очки» ― строить даже незнакомый по собственному опыту быт и живых людей в нем ― оказывается, можно. Фауна и флора письменного стола ― гораздо богаче, чем думают, она еще мало изучена.[2]
Если б не жена и сын, возможно, что я поддался бы соблазну и бежал бы отсюда в первый же день. С утра следующего дня я решил испытать силу своих документов и степень своей свободы. Я пошел к старшему чину охраны и, дав ему прочесть мою инструкцию, на которой стояло несколько печатей, сказал, что «согласно» данному мне приказу, я с утра начинаю обследование тоней, что уйду на работу в семь часов утра и вернусь не ранее восьми-девяти часов вечера. Желая расположить его в свою пользу, я битый час «заряжал ему туфту», как говорится по-соловецки, то есть втирал очки относительно пользы науки и огромного практического значения порученного мне исследования. Он задал мне несколько глупых вопросов, я убедился, что он совершенно ничего не понял из того, что я ему рассказывал, но что мою ученость он оценил.[3]
Помню, когда некоторые путаные истины бывали для нас не совсем ясны, и кто-нибудь из нас просил у него объяснений, Басевич очень цинично отвечал: «Да вы что, юноша, или на самом деле всерьез хотите учиться?!.. Нет, родной мой, я всерьез не учу… Я учу вас втирать очки! Запомните это… Вам наука не нужна, а вам нужно только сдать экзамен. Если хотите учиться наукам ― поступите в училище и учитесь там два года… Да-с, я же за два месяца научить вас наукам не могу. А вот как втереть очки на экзамене ― это моя специальность. Так вот, юноша, то, что вы меня сейчас спрашиваете ― есть праздное любопытство с вашей стороны, так как не было еще случая, чтобы экзаменатор N спросил бы это на экзамене.[4]
Люди с высшим университетским образованием отвечали хуже меня, и многие из них завидовали мне. Самодовольству и гордости моей не было конца. Я верно понял дух училища и уделил большое внимание чисто внешней манере, как держать себя перед экзаменаторами, стараясь понравиться им отчетливостью ответов, бравой, веселой выправкой и тактичным очковтирательством, которое у меня удавалось замечательно. Правда, на одном очковтирательстве без знания предмета далеко не уедешь, тем не менее именно эта моя способность втирать очки, или, как теперь принято говорить, ― арапствовать ― способствовала моему успеху. Были вольноперы, которые знали предметы лучше меня, а получали на экзамене более низкую отметку только потому, что не умели подпустить пыли в глаза, а если и пытались подпустить таковую, то выходило это у них бестактно или неумело.[4]
Чека тогда особенно старалась, ввиду того, что в Москве ожидались необычные заграничные гости ― английская рабочая делегация. Большевики и тогда уже были величайшими мастерами втирать очки иностранным посетителям. Мы уже привыкли к тому, что эти гости, обычно не зная ни слова по-русски, с самого начала попадали в руки заботливых большевистских чичероне и затем ни на минуту не могли вырваться из заколдованного круга подставных людей и показных картин. Но на этот раз ехали не легкомысленные репортеры, не наивные простачки-идеалисты и не дельцы, которых можно было задобрить ухаживанием, лестью и прямым или косвенным подкупом. Я решил, что во что бы то ни стало увижусь с английскими гостями, хотя бы они были окружены несколькими рядами сыщиков.[16]
Я и остановлюсь на одном морозном дне, когда я подошел к одному из таких знакомых. Это был известный режиссёр, осатаневший от успеха своей деятельности, не стоящей гроша ломаного и возникшей только в результате проявленного им умения втирать очки, подлец, да просто столб, я бы сказал, столб в шубе. Если говорить художественно, то передо мной стоял столб в шубе, лица которого я даже не различал. Прекрасная шуба с расшевеленным ветром красивым меховым воротником.[17]
И вы не совсем правы, когда говорите, что Сталин знал цену Ежову, Берии, всегда знал и что они были просто орудием в его руках. Это, с одной стороны, так, а с другой стороны, они его и обманывали. В особенности Берия. Это был человек умный, хитрый, сильный, и он был большой мастер втирать очки. Такой авантюрист, который шел на все. И Сталину он втирал очки. Тот считал, что он его не может обмануть, а он его преспокойно обманывал. А Сталин ему доверял. А к старости особенно.[18]
— Константин Симонов, «Беседы с Маршалом Советского Союза И. С. Коневым», 1965
Если мы немцев задержали, устояли зимой, теперь бьем и будем бить ― сорвать победу из-за того, что хлеба не можем заготовить, ― это не выйдет! Хлеб должен быть заготовлен. Я не знаю, каким языком надо дать знать районным работникам, что хлеб надо заготовлять. Теперь многие и очки втирать стали. Им нельзя прощать. Мы не кровожадны. Но безнадёжных надо наказывать.[19]
Зачем понадобилось Сталину, уже после полного утверждения своей тирании, устраивать новую кровавую баню? И ― вопрос вопросов: по какой причине и зачем все обвиняемые признают себя виновными даже и на открытых судах? Им же самим после этих щедрых признаний выносили смертные приговоры под аплодисменты присутствующих. О вопрос «зачем» разбивались все наши соображения и предположения. И дальнейшие наши поступки, и Митины, и мои, доказывают, что мера нашей сообразительности была невелика. Собственно, весь наш круг сознавал только, что нам пытаются внушать неправду, что нам втирают очки, морочат голову. Головоморочению мы не поддавались и были горды этим. Но механика действия и колоссальность масштабов оставалась столь же темна для нас, как и цель. Мы не сознавали и тысячной доли совершающегося ― невнятны нам были приемы и методы уничтожения людей.[20]
С каждым днем для меня становилось все большей пыткой делать то, чем я спокойно занимался десятки лет: ходить на работу, где надо было постоянно играть кем-то придуманную роль, сидеть на собраниях, где и ораторы, и слушатели знали, что, произнося речи, голосуя, кого-то поддерживая и кого-то клеймя, втирают друг другу очки, выслушивать указания, в разумность которых не верили ни те, кто эти указания давал, ни те, кому они адресовались. Из таких составляющих складывались рабочие дни, недели и месяцы. Спрятаться от всего этого нельзя было и дома.[21]
— Евгений Рубин, «Пан или пропал. Жизнеописание», 2000
Если бы, примерно, рассказать какому-нибудь сапожнику, что человек может переделать все эти дела один, то он только усмехнулся бы, да подумал, что ему очки в глаза втирают, небылицу рассказывают, потому что у него, у сапожника, и всё-то дело сапоги сшить, в праздник пьяным, как сапожнику, напиться, да жену побить.[22]
Обменявшись таинственными магнетическими токами, оба тут же ощутили в себе желание лгать, втирать очки, ослеплять и морочить, то есть самые низменные из тех побуждений, что порождает странное умопомрачение, именуемое любовью.
Абрам, посмеиваясь, с пренебрежительной усмешкой отзывался о «господах» и «студентах» и не любил комитета. На горячие убеждения, что он не прав и что комитет не делает разницы между солдатом и генералом, помещиком и рабочим, он упрямо и недоверчиво отвечал: «Знаю… Ха!.. Не втирайте очков… Та же эксплуатация… Американская выжимочка…»[23]
― Всё ведь растащили!.. И сапог тоже нет. В ботинках ты в шурф не полезешь? Вода в ноябре не шутит!
― Не полезешь! ― подавленно соглашаются артельщики. Инженер поникает от тяжести своего бессилия. Продолжает он уже тихо, устало:
― Не могу я очки вам, ребята, втирать. Не могу обещать, что завтра же заработают машины… Достанем средства, выпишем оборудование, тогда увидим…[24]
С ним пришел Бочаров, комиссар ― под пару Белову: твердокаменная, непоколебимая фигура; звёзд с неба не схватит, но без Бочаровых ни одна дивизия так победоносно не закончила бы свою боевую страду, в тяжкие минуты он был всегда там, где и приказывала обстановка, никогда не прятался под страусово крыло, ни разу не втирал очков ни себе, ни другим по части опасностей, среди которых проходила наша работа ― в дни мятежа держался достойно, не сфальшивил ни одним шагом, ни единым словом.[25]
― Втирай очки! ― хихикал Вилецкий. ― Знаем вашего брата, куда вертеть надо… А тут и спорить нечего: раз они вам не товарищи ― посадить в тюрьму и кончено, расстрелять сукиных детей…
Всё это по виду было очень революционно. Слушая их, не зная их, можно было подумать: какая же тут яркая классовая ненависть к офицерству, защитнику наших врагов. Но не в том дело ― за этот вопрос лишь надо было спрятаться крепостникам-главарям, как за боевой. Да таких и еще было два-три вопроса. А главное совсем-совсем не в том, главное ― в хлебной монополии, в жестокой диктатуре советской, особом трибунале и т. д. , ― вот где собака была зарыта, вот что им надо было кувыркнуть.[25]
Когда они остались вдвоем, Степан Александрович вдруг сказал:
― Пантюша! А ведь это подлость, что мы с тобой делаем.
― То есть? ― удивился тот.
― Эти люди относятся к нам серьезно, эти барышни нам доверяют, думают, что мы можем их чему-то научить, а ведь мы на самом деле только втираем очки. Мы ведь ничего не знаем… Мы не имеем никаких педагогических взглядов, мы не умеем преподавать, ни по-старому, ни по-новому… морально мы представляем из себя черт знает что… Человек, который соприкасается с детьми, должен быть чист душою… Это азбука.[26]
— Сергей Заяицкий, «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова», 1928
― А вы знаете, кто он?
― Да, бывший заключённый, подыскивающий сейчас себе работу.
― Не втирайте мне очки. Немилов ― агент иностранной разведки. Попросту ― японский шпион. Вы принимали его у себя и хотите теперь уверить, будто делали это из любви к ближнему! Бросьте, батенька! Христианские чувства не в моде. Я хорошо знаю, о чём вы говорили, я даже знаю сведения, которые вы давали Немилову.[27]
Емельян очень серьезно оглядел Петра, добавил:
― Охоту маю поглядеть ваших коней, какая такая ножная у них? Не молотком ли нечаянно с намерением суставы побили? Так ты мне не втирай очки! Я лошадей столько перевидал, сколько ты лошадиного помёту.[28]
― Кому бы говорили, а не мне! Мы вас три месяца видели, какая вы есть. Вы нам очки не втирайте. Если б не вы, а я ногу вывихнул, так небось потащили бы?
― Вас трудно, вы вон какой длинный! ― сказала она и улыбнулась не тому, что Синцов длинный, а тому, что этот длинный и чаще всего хмурый политрук говорит сейчас с ней так сердито только от доброты и больше ни от чего.[29]
― Мы должны знать все модификации слова «обманывать». Любые варианты! Итак, назовите мне синонимы!
Со всех сторон понеслось: Дурить Дурачить Мухлевать Темнить Обставить Врать Надувать Объегорить Облапошивать Плутовать Фальсифицировать Втирать очки Гнать липу Заниматься показухой Наё…ть Обводить вокруг пальца Пудрить мозги Вешать лапшу на уши Искать лохов Морочить Околпачивать Объезжать на вороных Оставить с носом Обводить вокруг пальца Напускать туману Втирать очки Брать на пушку Разводить…
Дима внимательно слушал, широко расставив ноги и спрятав руки за спиной. Когда мощный поток слов превратился в еле журчащий ручей, он вмешался:
― Устанете обманывать сами ― нанимайте помощников![30]
— Екатерина Романова, Николай Романов, «Дамы-козыри», 2002
...мне страшно интересно: о каком тайном оружии вы толковали? Сергей и Юра изобразили на лицах многозначительную загадочность.
― Колитесь! ― пригрозила я. ― Иначе не пойду к Алисе очки втирать!
― Дорогая сестра Тамара! ― Юра был сама серьёзность. ― Я всегда был против инцеста. Но если твоему мужу требуются курсы повышения квалификации…[31]
Их молодая встретила орава,
и дулам браунингов в провал
рухнуло римское право
и какие-то еще права.
Простонародью очки втирая, адом пугая, прельщая раем,
и лысые, как колено, и мохнатые, как звери,
с евангелиями вер, с заговорами суеверий...[32]
↑Бажов П.П. Сочинения в трёх томах. Под общей редакцией В. А. Бажовой, А. А. Суркова, Е. А. Пермяка. Том третий. — Москва, Государственное Издательство художественной литературы, 1952 г.
↑«Литературные манифесты от символизма до наших дней». — М.: Издательский дом «Согласие», 1993 г.
↑А. Ф. Керенский. «Голос издалека». — Париж: «Дни: Еженедельник», № 6-8 за 1928 г.
.svg){kind=logo}
