Педант
(карикатура Т.Роулендсона, 1800)
Педа́нт, или педанти́чный человек (от фр. pédant — учитель) — характер, требующий от себя и окружающих соблюдения предельной точности и аккуратности в каких-либо действиях, склонный к неукоснительному соблюдению формальных требований, правил, фарисей, зануда. Педантизм характера может иметь несколько степеней проявления: от лёгкого и рационального до навязчиво-болезненного. Последнее часто связано с объективными психическими расстройствами, в том числе неврозами.
Педантизм деловой, рациональный, является полностью (или почти полностью) сознательным, расчётливым. Такой педантизм можно назвать частью жизненной стратегии человека. Человек решает для себя, что всё надо делать максимально качественно, что это очень полезная привычка, и она не раз его выручит. Часто бывает непросто отделить болезненного педанта от делового, различие в основном проявляется в характере переживаний: у делового таких переживаний немного, напротив, болезненный педант постоянно возвращается в мыслях и чувствах к своим навязчивым переживаниям.
Педант в афоризмах и коротких цитатах[править]
| — Пётр Вяземский, «Кто вождь у нас невеждам и педантам?...», 1815 |
| — Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление», 1819 |
| — Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Что за педант наш учитель словесности...», 1820-е |
| — Александр Пушкин, «Евгений Онегин» (глава первая, V, XXV), 1831 |
Он был, как и всегда, молчалив и серьезен, этот непроницаемый и для многих загадочный человек, строгий педант по службе, аккуратный, как судовые хронометры, за которыми смотрел, точный, как его ежедневные вычисления, ни с кем не сближавшийся за время трехлетнего плавания и державшийся неизменно особняком, с амбициозным чувством собственного достоинства и подозрительной осторожностью непомерно мнительного и самолюбивого человека, не допускавшего никакой короткой фамильярности, никакой шутки в отношениях...[5] | |
| — Константин Станюкович, «Мрачный штурман», 1889 |
| — Саша Чёрный, «Вешалка дураков», 1910 |
Всё в саду чистенько и прибрано. Всюду видна педантичная рука учёного лесовода. И Тоне скучно от этих расчищенных, расчерченных дорожек. | |
| — Николай Островский, «Как закалялась сталь» (часть 1, глава 3), 1934 |
О, эти профессорские семьи с обоготворением вздорных фамильных привычек, с выпячиванием собственной порядочности, с высокомерной вежливостью, с маститыми педантами-отцами, священнодействующими над определением количества волосков у щитовидных червей...[6] | |
| — Константин Паустовский, «Беспокойная юность», 1954 |
| — Иван Елагин, «Невозвращенец», 1967 |
Педант в публицистике, критике и научной литературе[править]
Педант поэтому со своими общими принципами почти всегда оказывается в жизни слишком узким; он не умён, пошл, бесполезен; в искусстве, для которого понятие бесплодно, он создает жалкие порождения, мертвенные, натянутые, манерные. Даже в морали решимость поступать справедливо или благородно не всюду может осуществляться по отвлеченным принципам: во многих случаях бесконечно-тонкие оттенки обстоятельств вызывают необходимость в непосредственно вытекающем из характера выборе должного; между тем применение чисто-отвлеченных принципов, пригодных лишь в половину, отчасти дает ложные результаты, а отчасти совсем невозможно, так как они чужды индивидуальному характеру действующего лица, в чем-нибудь да проявляющему свою самобытность. Вот почему и бывают непоследовательности. Мы не можем вполне освободить Канта от упрека в поощрении к моральному педантизму, поскольку условием моральной ценности поступка он считает его происхождение из чисто-разумных отвлеченных принципов, помимо всякой склонности или минутного порыва. В таком упреке заключается и смысл шиллеровской эпиграммы «Угрызение совести». Когда, особенно в политических делах, речь идет о доктринерах, теоретиках, ученых и т. д., то имеются в виду педанты, т. е. люди, которые знают вещи in abstracto, но не in concreto. Абстракция заключается в мысленном устранении частных определений: между тем на практике именно последние играют важную роль.[2] | |
| — Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление», 1819 |
Перед нами открывается длинный ряд однообразных рассуждений, напоминающих по тону учителя русской словесности в старшем классе гимназии, к тому же скорее женской. Читаешь и изумляешься, откуда эти рассуждения в наше время, когда все «плоскости» начинают холмиться, когда всё приходит в движение? Да и выносит ли уже наше время рассуждения «без искры Божией», не требует ли оно хоть одной видимости полёта, свободы и какой бы то ни было новизны? На протяжении более трёхсот страниц нет почти фразы, над которой можно было бы задуматься, не чувствуя, что она перемалывает в сотый раз всё пережитое и передуманное многими поколениями — до такой степени уже перемолотое, что оно вошло даже в учебники средней школы, обязанные по существу своему «знакомить» только с тем, что установлено большинством, что применено к пониманию большинства.[8] | |
| — Александр Блок, «Педант о поэте» (рецензия на книгу: Н. Котляревский. «М.Ю. Лермонтов. Личность поэта и его произведения. Второе издание. 1905»), 1906 |
Педант в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]
Серьёзный критик, смел писать, что, конечно, искусство г-жи Вяльцевой не велико, но Вяльцева: | |
| — Влас Дорошевич, «Петроний оперного партера», 1922 |
О, эти профессорские семьи с обоготворением вздорных фамильных привычек, с выпячиванием собственной порядочности, с высокомерной вежливостью, с маститыми педантами-отцами, священнодействующими над определением количества волосков у щитовидных червей, с прилизанным по синтаксису языком, с чопорными женами и их чистоплюйством, с тайным подсчетом чужих научных и служебных успехов и неудач![6] | |
| — Константин Паустовский, «Беспокойная юность», 1954 |
Владислав Игнатьевич любил, чтобы нигде не было ни пылинки, и Людмила была фантастической хозяйкой: стёкла блестели так, как будто их нет, зеркала сияли, в них можно было войти. В Петербурге было много красивых домов, но дом Стржельчиков отличался тем, что там всё было изысканно. Старинные вещи ― все неслучайные, никакого хлама. В работе Стржельчик был педант, как и в жизни. Он не мог позволить себе опоздать на репетицию, ужасно гневался, когда кто-то приходил с недоученной ролью, забывал реплики, неточно следовал режиссёрскому рисунку. Отношение к делу, для него священному, неизменно оставалось скрупулезно-педантичным. Он всегда был в форме, всегда в голосе (профессионал не может позволить себе посадить голос, выпить накануне спектакля).[10] | |
| — Сати Спивакова, «Не всё», 2002 |
Педант в беллетристике и художественной прозе[править]
У меня секундантом был один гвардеец, премилый малый и прелихой рубака… В дуэлях классик и педант, он проводил в Елисейские поля и в клинику не одного как друг и недруг. Он дал мне добрые советы, и я воспользовался ими как нельзя лучше. Я пошел быстрыми широкими шагами навстречу, не подняв даже пистолета; я стал на место, а противник мой был еще в полудороге. Все выгоды перешли тогда на мою сторону: я преспокойно целил в него, а он должен был стрелять на ходу.[11] | |
| — Александр Бестужев-Марлинский, Фрегат «Надежда», 1833 |
Среди всех этих радостных и веселых лиц моряков один лишь старший штурманский офицер, Никандр Миронович Пташкин, сохранял обычный свой сдержанный, холодный и сумрачный вид, не обнаруживая ничем, по крайней мере на людях, ни нетерпения, ни радости по случаю возвращения в Россию и никогда не заговаривая об этом, точно ему было все равно и точно его никто не ждал в Кронштадте. | |
| — Константин Станюкович, «Мрачный штурман», 1889 |
Тоня стояла у раскрытого окна. Она скучающе смотрела на знакомый, родной ей сад, на окружающие его стройные тополя, чуть вздрагивающие от легкого ветерка. И не верилось, что целый год она не видела родной усадьбы. Казалось, что только вчера она оставила все эти с детства знакомые места и вернулась сегодня с утренним поездом. | |
| — Николай Островский, «Как закалялась сталь» (часть 1, глава 3), 1934 |
Педант в стихах[править]
| — Пётр Вяземский, «Кто вождь у нас невеждам и педантам?...», 1815 |
| — Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Что за педант наш учитель словесности...», 1820-е |
Мы все учились понемногу, | |
| — Александр Пушкин, «Евгений Онегин» (глава первая, V, XXV), 1831 |
| — Яков Полонский, «Какое дело вам, счастливцы...», 1870-е |
| — Саша Чёрный, «Вешалка дураков», 1910 |
| — Иван Елагин, «Невозвращенец», 1967 |
Источники[править]
- ↑ 1 2 Вяземский П.А. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия.Ленинград, Советский писатель, 1986 г. «Кладбище» (Ноябрь 1864, Веве)
- ↑ 1 2 А. Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. — М., 1910 г. — Том I. — С. 63
- ↑ 1 2 Песни Беранже. Переводы Василия Курочкина. — СПб.: А. Смирдин (сын) и К°, 1858 г.
- ↑ 1 2 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений : в 10 т. — Л.: Наука, 1978. — Т. 5. Евгений Онегин. Драматические произведения. стр.181
- ↑ 1 2 Станюкович К.М. Собрание сочинений в десяти томах, Том 3. Москва, Правда, 1977 г.
- ↑ 1 2 Паустовский К. Г. «Повесть о жизни». М.: «АСТ, Астрель», 2006 г.
- ↑ 1 2 Елагин И. В. Собрание сочинений в двух томах. — Москва, «Согласие», 1998 г.
- ↑ А.А.Блок. Собрание сочинений в девяти томах. — Москва, Гослитиздат, 1962 г., (том пятый).
- ↑ Дорошевич В. М. «Старая театральная Москва». — Пг.: Петроград, 1923 г. — С. 50
- ↑ Сати Спивакова. Не всё. — М.: «Вагриус», 2002 г.
- ↑ Бестужев-Марлинский А.А. «Кавказские повести». — Санкт-Петербург, «Наука», 1995 г.
- ↑ Я. П. Полонский. Полное собрание стихотворений. — СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1896. — Т. 2. — С. 247.
