Перейти к содержанию

Финский залив

Материал из Викицитатника
Финский залив
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях

Фи́нский зали́в (фин. Suomenlahti, эст. Soome laht, швед. Finska viken), также Кронштадский залив (устар.) или Марки́зова лу́жа (иронич.) — залив в оконечной восточной части Балтийского моря, омывающий берега Финляндии, России и Эстонии. На востоке переходит в Невскую губу; западной границей залива считается воображаемая линия между полуостровом Ханко и эстонским мысом Пыызаспеа.

На берегах Финского залива находятся столицы трёх стран (одна из них — бывшая столица): Хельсинки, Санкт-Петербург и Таллин.

Финский залив в определениях и коротких цитатах

[править]
  •  

Войдя в Финский залив, вступили мы в пределы нашего Отечества. Ветр благоприятствовал нам скоро плыть по заливу; в 5 часу пополудни прошли мы Ревель близ северной стороны Ревельской губы...[1]

  Василий Головнин, «Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе...», 1822
  •  

Вдали лежало огромное зеркало — Финский залив, в котором отражались все розы зари, все великолепие заката, часто объятого золотым пожаром. Иногда, как будто украдкою, скользили корабли, направляясь к синеватой, отдаленной черте. Это был Петербург.[2]

  Фёдор Глинка, «Записка Ф. Н. Глинки о магнетизме», 1830
  •  

Там жизнь грязна, пуста и молчалива,
Как плоский берег Финского залива.[3]

  Михаил Лермонтов, «Сашка», Нравственная поэма, 1839
  •  

Раза три в год Финский залив и покрывающее его серое небо нарядятся в голубой цвет и млеют, любуясь друг другом, и северный человек, едучи из Петербурга в Петергоф, не насмотрится на редкое «чудо»...[4]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Финский залив весь усеян мелями, но он превосходно обставлен маяками, и в ясную погоду в нем так же безопасно, как на Невском проспекте.[4]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

...несмотря на то что родина встречала возвращавшихся моряков так неприветливо, они радостными глазами глядели и на эти серо-свинцовые воды Финского залива и на мутное небо, не замечая ни холода, ни сырости.
— Рассея-матушка, братцы! — радостно говорили матросы.[5]

  Константин Станюкович, «Вокруг света на Коршуне», 1895
  •  

и небо Финского залива
на невский пригород плывёт.[6]

  Иосиф Бродский, «Полуапрель и полуслякоть...», 1961
  •  

Финский залив — трудный, коварный залив, летом напоминающий теплый бульон, по ошибке налитый в мелкую, вместо глубокой, тарелку, он таит в себе большие опасности: мель и камни у берегов, переменчивые ветры, а осенью мощные шквалы и бури. Даль Балтийского моря окликает свой залив чуть не еженедельно каждую осень, и на каждый оклик он отзывается бурей, выворачивающей с корнями и бросающей на землю могучие сосны; бурей, гонящей вспять Неву и затопляющей гавань, острова, порою и главные улицы Петербурга...[7]

  Лидия Чуковская, «Памяти детства: Мой отец – Корней Чуковский», 1971
  •  

Теперь Ахматова там навсегда, и берег Финского залива навсегда стал ахматовским.[8]

  Лидия Чуковская, «Дом поэта» (фрагменты книги), 1976
  •  

Ликуют финны. Рада я за них.
Как славно пьют, как весело одеты.
Пускай себе! Ведь это ― их залив.

  Белла Ахмадулина, «Чудовищный и призрачный курорт...», 1984
  •  

Река Нева перед впадением в Финский залив разветвляется на несколько рукавов и протоков, образуя дельту, на островах которой разместился исторический центр города. Вот здесь-то и встречаются морские воды с речными. Переходным звеном системы «река — море» является мелководная Невская губа...[9]

  Сергей Цветков, «Дамба, разделившая ученых», 1987
  •  

Водосбор реки Невы между истоком и устьем составляет 6000 квадратных километров, то есть всего два процента от площади водосбора в истоке. Уже из одного этого легко заключить, что Нева — лишь коротенькая протока, по которой воды Ладожского озера изливаются в Финский залив.[9]

  Сергей Цветков, «Дамба, разделившая ученых», 1987
  •  

Вот сидим на кухне и вспоминаем
побережье, где Финский залив прогнулся...

  Евгений Рейн, «Ты да я отплывали из Владивостока...», 1998
  •  

Кумыс северного неба над киселём Финского залива.

  Владимира Сорокина, «Сахарное воскресенье», 2000
  •  

Снимали мы на шоссе, которое вело к Финскому заливу, а за ним (если его переплыть) была Швеция.

  Георгий Данелия, «Тостуемый пьёт до дна» («Намного лучше стало»), 2005

Финский залив в публицистике и документальной литературе

[править]
Северный берег залива в черте Петербурга
  •  

Русско-шведская война была, так сказать, конкретным выявлением англо-русской войны, длившейся с 1809 по 1812 годы, но не приведшей к непосредственному столкновению двух великих держав. Результаты войны — присоединение Аландских островов и всей Финляндии были чрезвычайно выгодны для России. Весь Финский залив становился русским, и мы приобретали на нем ряд опорных пунктов (как Свеаборг). Петербург, бывший все XVIII столетие под ударом северного врага (вспомним войну 1788 — 1790 годов), окончательно был обеспечен этим.[10]

  Антон Керсновский, История Русской Армии, 1938
  •  

Алексей Ливеровский родился на берегах Невы и все детство провел в деревне Лебяжье на южном берегу Финского залива. Неспроста эта деревня носит такое поэтическое название. Искони ранней весной, когда еще не весь залив освободился ото льда, против этого места на песчаных отмелях останавливаются стада лебедей. Серебром отливают их могучие крылья, и серебряными трубами звучат в поднебесье их могучие голоса. Здесь пролегает «великий морской путь» перелетных из жарких стран на родину — в студеные полночные края. Осенью здесь тоже валом валит морская птица, совершая обратный путь с рожденной у нас молодежью.[11]

  Виталий Бианки, об авторе книги «Журавлиная родина», 1965
  •  

...фюрер Гитлер уступил вождю Сталину Прибалтийские республики. Забирая себе Польшу, великодушно предоставил ему Карпатскую Русь. И гигантский колосс Советского Союза навалился на маленькую Финляндию, преподнося это как борьбу с белофиннами, а по существу, просто отбирая в свое владение весь Финский залив, который был нужен тянущему руки в Прибалтику Левиафану.[12]

  Нина Гаген-Торн. «Memoria», 1979
  •  

Река Нева перед впадением в Финский залив разветвляется на несколько рукавов и протоков, образуя дельту, на островах которой разместился исторический центр города. Вот здесь-то и встречаются морские воды с речными. Переходным звеном системы «река — море» является мелководная Невская губа, площадь которой около 400 квадратных километров. Остров Котлин, протянувшийся острым клином с запада на восток, рассекает невскую воду на два неравнозначных потока: 60 процентов стока приходится на северную часть и только 40 процентов — на южную. Вот здесь-то и встречаются морские воды с речными. Водообмен в Невской губе поддерживался (вот видите, уже приходится употреблять прошедшее время) с одной стороны постоянным невским течением, а со стороны залива в губу проникали компенсационные и дрейфовые течения. <...> Нетрудно догадаться даже неискушенному человеку, что когда два потока движутся навстречу друг другу, побеждает более мощный. Так произошло и в этом случае: компенсационное течение, скорость которого почти в два раза меньше невского, оказалось отброшенным обратно в залив. Невской губе в буквальном смысле перекрыли кислород.[9]

  Сергей Цветков, «Дамба, разделившая ученых», 1987
  •  

Строительство дамбы в Невской губе начато. Но все эти годы не утихают дискуссии специалистов вокруг этого проекта. Снова и снова появляются статьи в газетах, передачи по телевидению. В центре внимания — экологическая ситуация, которая создается в результате отделения Невской губы от Финского залива. Сейчас ясно, что целый ряд вопросов, очень важных для нормального функционирования сложной системы «море — город в дельте реки», не решены в проекте.[9]

  Сергей Цветков, «Дамба, разделившая ученых», 1987

Финский залив в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

[править]
  •  

На рассвете 4 сентября прошли мы мыс Дагерорт; стоящий же на нем маяк видели еще ночью весьма хорошо, будучи от него в 25 милях, несмотря на пасмурную и весьма облачную погоду. Войдя в Финский залив, вступили мы в пределы нашего Отечества. Ветр благоприятствовал нам скоро плыть по заливу; в 5 часу пополудни прошли мы Ревель близ северной стороны Ревельской губы...[1]

  Василий Головнин, «Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе...», 1822
  •  

Я жил, как в клетке, весь облитый светом и зеленью. Вдали лежало огромное зеркало — Финский залив, в котором отражались все розы зари, все великолепие заката, часто объятого золотым пожаром. Иногда, как будто украдкою, скользили корабли, направляясь к синеватой, отдаленной черте. Это был Петербург.[2]

  Фёдор Глинка, «Записка Ф. Н. Глинки о магнетизме», 1830
  •  

Без Финляндии Россия была неполною, как будто недостроенною. Не только Балтийское море с Ботническим заливом, но даже Финский залив, при котором находятся первый порт и первая столица империи, были не в полной власти России, и неприступный Свеаборг, могущий прикрывать целый флот, стоял, как грозное привидение, у врат империи.[13]

  Фаддей Булгарин, «Воспоминания», 1849
  •  

Я прошел далее, и вот передо мною открылась бесконечная равнина — замерзший Финский залив. Всё небо быстро заволакивалось облаками. По его западной части тянулась низкая, резкая, как будто прищемленная между нависшими тучами и замерзшим морем, кроваво-красная узкая полоска вечерней зари, придававшей снежной морской равнине аловатый отблеск. Я спустился по деревянным ступенькам первобытной набережной на лёд и с невольным опасением провалиться в какую-нибудь занесенную снегом старую прорубь пошел вдаль по окованному льдом морю. Какая разница была между этой пустынной равниной, в которую я все далее и далее уходил по узенькой тропинке, и оставленным сзади меня волнующимся огромным городом! Вот здесь я был уже совершенно один, совершенно свободен от какого-либо заметного или незаметного для меня полицейского или человеческого надзора. Передо мною и кругом меня была одна стихийная природа!
Мне показалась совершенно невероятной эта противоположность между тем, что находилось впереди меня, и тем, что оставалось сзади! Сзади, освещенные лучами догорающей подоблачной зари, виднелись в полумгле главы соборов, тесные ряды скучившихся человеческих жилищ, идущих на много верст, а впереди передо мною — одно царство стихийных сил![14]

  Николай Морозов, «Повести моей жизни» («Перед грозой»), 1912
  •  

Узнал некоторые подробности об Осипове. Уходя в море, он крикнул: «Скажите моему отцу, что у него был сын Женька!» Предчувствовал? Ещё о двух подлодках нет известий. Финский залив густо перегорожен сетями. Научились, проклятые!..[15]

  Всеволод Вишневский, «Дневники военных лет», 1943
  •  

Путешествую по республике глазами: весь ее север выходит на Финский залив; весь юг прилегает к северу Латвийской республики...[16]

  Мариэтта Шагинян, Дневник писателя, 1951
  •  

Тот, кто живет на берегу Финского залива только летом, в июне, в июле, — тот не знает его. Летом Финский залив прямо по Пастернаку притворяется игрушечным, детским... <...> В этом невсамделишном, будто бы детском море, в Финском заливе, каждую осень неизменно погибали малоопытные дачники и многоопытные рыбаки. Лет семи от роду я впервые увидела на берегу, на гряде гнилого камыша, выброшенное волнами раздувшееся мёртвое тело. Я не могла поверить, что это — человек. При мне его накрыли рогожей...
Финский залив — трудный, коварный залив, летом напоминающий теплый бульон, по ошибке налитый в мелкую, вместо глубокой, тарелку, он таит в себе большие опасности: мель и камни у берегов, переменчивые ветры, а осенью мощные шквалы и бури. Даль Балтийского моря окликает свой залив чуть не еженедельно каждую осень, и на каждый оклик он отзывается бурей, выворачивающей с корнями и бросающей на землю могучие сосны; бурей, гонящей вспять Неву и затопляющей гавань, острова, порою и главные улицы Петербурга; и в наши куоккальские времена разметывавшей, между прочим и походя, как пустые спичечные коробки, те корзины, набитые песком и камнями, над которыми мы столько трудились. Страшно было просыпаться ночью от грохота волн и воя ветра, который, казалось, пробовал: прочно ли держится крыша? Еще страшнее, выйдя утром на крыльцо, увидеть клочья пены и какие-то обрывки водорослей, повисшие на пнях и кустах: тут ночью побывали волны! — увидеть и чудовищную, словно могила, яму, в которой медленно и неотвратимо скоплялась вода и над которой толстыми паучьими лапами топырились вырванные корни. А упавшие ели! Одна лежала на земле, другая, сломанная, держалась вкось, полулежа на уцелевших деревьях. Повезло: дерево рухнуло не на крышу.[7]

  Лидия Чуковская, «Памяти детства: Мой отец – Корней Чуковский», 1971
  •  

Общего с Надеждой Яковлевной презрения к ничтожеству Финского залива Анна Ахматова отнюдь не испытывала. Он не заменил ей, конечно, Чёрное море, воспетое в её первой поэме, но она (не «мы», а она, Анна Ахматова, петербуржанка, ленинградка) полюбила комаровские сосны, и залив, и Приморское шоссе, по которому в сторону Выборга ее возили на автомобиле друзья, и свою крошечную дачу, которую называла «будкой», ― где хозяйничали, по очереди дежуря возле нее, москвичи и ленинградцы, ― и правильно поступил Л.Н. Гумилев, похоронив мать в том месте, где, по словам Надежды Яковлевны, «искусственно, вернее насильственно, оторванные от всего, что нам было дорого и близко», «мы остановились с Ахматовой на минутку». Теперь Ахматова там навсегда, и берег Финского залива навсегда стал ахматовским. В этом месте и об этом месте за десять лет Ахматовой написано столько стихов, что я уверена: оно обречено ее имени посмертно и навечно, как Переделкино обречено Пастернаку.[8]

  Лидия Чуковская, «Дом поэта» (фрагменты книги), 1976
  •  

Финал в этом фильме получился замечательный.
Но я с этим пробегом настрадался. Мне каждую ночь снилось, что я сдаю фильм и меня спрашивают:
— И куда бегут ваши герои?
— Никуда. Просто так, для здоровья.
— Нет, Георгий Николаевич, они в Швецию бегут, это всем понятно.
Снимали мы на шоссе, которое вело к Финскому заливу, а за ним (если его переплыть) была Швеция.

  Георгий Данелия, «Тостуемый пьёт до дна» («Намного лучше стало»), 2005

Финский залив в беллетристике и художественной прозе

[править]
  •  

Никитин подумал, что видит перед собою море. Вся площадь Троицкая, широкая Нева и обширный луг, находившийся на другом берегу Невы между Летним садом и Почтовым двором, составили необозримую водную поверхность, покрытую волнами. Против течения реки доски, бревна, лодки, суда быстро неслись по воде, гонимые ветром. Казалось, весь Финский залив, поднявшись, стремился на Петербург. Зрелище было поразительно.[17]

  Константин Масальский, «Чёрный ящик» (повесть), 1833
  •  

Раза три в год Финский залив и покрывающее его серое небо нарядятся в голубой цвет и млеют, любуясь друг другом, и северный человек, едучи из Петербурга в Петергоф, не насмотрится на редкое «чудо», ликует в непривычном зное, и все заликует: дерево, цветок и животное.[4]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Деду, как старшему штурманскому капитану, предстояло наблюдать за курсом корабля. Финский залив весь усеян мелями, но он превосходно обставлен маяками, и в ясную погоду в нем так же безопасно, как на Невском проспекте. А теперь, в туман, дед, как ни напрягал зрение, не мог видеть Нервинского маяка. Беспокойству его не было конца. У него только и было разговору, что о маяке.[4]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Капитан то и дело выходил наверх и поднимался на мостик и вместе с старшим штурманом зорко посматривал в бинокль на рассеянные по пути знаки разных отмелей и банок, которыми так богат Финский залив. И он и старший штурман почти всю ночь простояли наверху и только на рассвете легли спать. Наконец, во втором часу прошли высокий мрачный остров Гогланд и миновали маленький предательский во время туманов Родшер. Там уж прямая, открытая дорога серединой залива в Балтийское море.[5]

  Константин Станюкович, «Вокруг света на Коршуне», 1895
  •  

Но вот, наконец, и Финский залив. Все выскочили наверх. Шел мелкий, назойливый дождь, пронизывало холодом и сыростью, мутное небо тяжело повисло над горизонтом. Но, несмотря на то что родина встречала возвращавшихся моряков так неприветливо, они радостными глазами глядели и на эти серо-свинцовые воды Финского залива и на мутное небо, не замечая ни холода, ни сырости.
— Рассея-матушка, братцы! — радостно говорили матросы.[5]

  Константин Станюкович, «Вокруг света на Коршуне», 1895
  •  

Длинный и узкий Финский залив, самой природой врезанный глубоко в толщу материка и соединенный вдобавок широкой Невой с Ладожским озером, стал тем естественным выходом из лесного и болотного бездорожья, который был так необходим складывающемуся русскому государству и по которому пошли на продажу иноземцам воск и пенька, лён и пушнина, сало и мёд.[18]

  Леонид Соболев, «Капитальный ремонт», 1932
  •  

Все словно под гипнозом находились во власти предвзятой идеи, что германский флот в первые же часы всенепременно и обязательно попытается прорваться в устье Финского залива с целью обстрелять столицу и этим смутить начальные дни войны, хотя немецкое флотское командование, конечно, давным-давно знало, что Финский залив в узкой своей части у Ревеля будет завален огромным количеством мин и что форсировать это заграждение будет стоить немалых жертв и усилий.[18]

  Леонид Соболев, «Капитальный ремонт», 1932
  •  

К салазкам привязан тюк, покрытый белой простыней. Белая простыня с капюшоном надета также на конструктора Гука: он напоминает собой монаха инквизиции. Далеко, версты за полторы от берега, едва заметна крохотная красная точка: то светится ближайший из фортов Кронштадтской заградительной сети, батарея № 9; между ней и берегом совершают обход советские дозоры, здесь путь отрезан. Впереди, почти над головой, ― Полярная звезда, слева ― Большая Медведица, справа ― Юпитер. Если между Полярной звездой и Медведицей провести отвес к земле, он упрется в финский берег где-то возле Терриок. Следует сделать по морю полукруг: взять сначала влево, обогнуть батарею № 9, пройти между ней и следующим фортом ― батарея № 11, сделать верст десять по снежному простору залива, держась поглубже от берега, и, только миновав Сестрорецк, начать другое отклонение вправо ― к точке падения отвеса. Идти придется часов пять, волоча за собой салазки, прислушиваясь к ружейным выстрелам, которыми от скуки балуются советские пограничники.[19]

  Юрий Анненков (Б. Темирязев), «Повесть о пустяках», 1934
  •  

Мало приходилось мне мореходствовать. Как-то две недели проболтался в Финском заливе на посудине, которая называется «сетеподъёмник», обошёл Ладожское озеро на барже под названьем «Луза».[20]

  Юрий Коваль, «Самая лёгкая лодка в мире» (Глава I. «Морской волк»), 1984

Финский залив в поэзии

[править]
Отмель. Берег залива у станции Комарово
  •  

Герой наш был москвич, и потому
Я враг Неве и невскому туману.
Там (я весь мир в свидетели возьму)
Веселье вредно русскому карману,
Занятья вредны русскому уму.
Там жизнь грязна, пуста и молчалива,
Как плоский берег Финского залива.[3]

  Михаил Лермонтов, «Сашка», Нравственная поэма, 1839
  •  

Издали́ ― локомотива
Поступь тяжкая слышна…
Скоро Финского залива
Нам откроется страна.[21]

  Александр Блок, «Милый брат! Завечерело...», 13 января 1906
  •  

и всё, что менее тоскливо,
напоминает жёлтый лед,
и небо Финского залива
на невский пригород плывёт.[6]

  Иосиф Бродский, «Полуапрель и полуслякоть...», 1961
  •  

Я честно плыл, но попался риф,
и он насквозь пропорол мне бок.
Я пальцы смочил, но Финский залив
тут оказался весьма глубок.[6]

  Иосиф Бродский, «Письмо в бутылке», 1964
  •  

Здесь белые ночи
И Финский залив мелководный.
Впервые и прочно
Себя ощущаю свободной...[22]

  Инна Лиснянская, «Здесь белые ночи...», 1972
  •  

Ликуют финны. Рада я за них.
Как славно пьют, как весело одеты.
Пускай себе! Ведь это ― их залив.
А я ― подкидыш, сдуру взятый в дети.

  Белла Ахмадулина, «Чудовищный и призрачный курорт...», 1984
  •  

Не ходите ко мне, почтальоны,
Не тревожьте звонками дома,
Эти буквы в конверте зеленом
Никогда не теряли ума.
Я сниму опустевшую дачу
И уеду на Финский залив...[23]

  Роальд Мандельштам, «Я к себе не пущу почтальона...», 1980-е
  •  

Три могилы ― Илюши, Володи и Анны Андреевны
обошел и отправился вниз по шоссе на залив.
Постоял у торосов, последним, растерянным,
предзакатным лучом старину осветив.

  Евгений Рейн, «Ночь в Комарове», 1990

Источники

[править]
  1. 1 2 В. М. Головнин. «Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе в 1817, 1818 и 1819 годах флота капитаном Головниным». — М.: «Мысль», 1965 г.
  2. 1 2 Записка Ф. Н. Глинки о магнетизме. Публ. В. М. Боковой. Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII--XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2001 г., том 11, с. 19
  3. 1 2 М. Ю. Лермонтов. Полное собрание сочинений: В 5 т. — М. Л.: Academia, 1935-1937 гг.
  4. 1 2 3 4 И.А. Гончаров. Фрегат «Паллада». — Л.: «Наука», 1986 г.
  5. 1 2 3 Станюкович К. М. «Вокруг света на Коршуне». — М.: Государственное издательство географической литературы, 1953 г.
  6. 1 2 3 Иосиф Бродский. Собрание сочинений: В 7 томах. Том 1. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001 г.
  7. 1 2 Л. К. Чуковская. «Памяти детства. Мой отец - Корней Чуковский». ― М.: «Время», 2007 г.
  8. 1 2 Л. К. Чуковская. «Дом поэта». ― М.: «Время», 2012 г.
  9. 1 2 3 4 Сергей Цветков. Дамба, разделившая ученых. — М.: «Знание ― сила», №8, 1987 г.
  10. Антон Керсновский. История Русской Армии. — Абрис/ОЛМА, 2018. — Т. 4. — 360 с. — ISBN 978-5-00111-232-7
  11. А. А. Ливеровский. «Журавлиная родина». Рассказы охотника. — Л.: Лениздат, 1966 г.
  12. Гаген-Торн Н. И. Memoria. ― М.: Возвращение, 1994 г.
  13. Ф.В. Булгарин. Воспоминания. — М.: Захаров, 2000 г.
  14. Н. А. Морозов. «Повести моей жизни». — М.: Наука, 1965 г.
  15. Вишневский В.В.. Дневники военных лет (1943, 1945 гг.) — М.: Советская Россия, 1974 г.
  16. Мариэтта Шагинян. Дневник писателя (1950-1952). — М.: Советский писатель, 1953 г.
  17. К.П. Масальский в сборнике: Предслава и Добрыня: Исторические повести русских романтиков. — М.: «Современник», 1986 г.
  18. 1 2 Л. С. Соболев, «Капитальный ремонт» — М.: Художественная литература, 1989 г.
  19. Анненков Ю. П. «Повесть о пустяках». — М: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001 г.
  20. Юрий Коваль. «Самая лёгкая лодка в мире». — М., Молодая гвардия, 1984 г. — 336 с., 100 000 экз.
  21. А. Блок. Собрание сочинений в восьми томах. — М.: ГИХЛ, 1960-1963 гг.
  22. Лиснянская И. Л. Одинокий дар: Стихи, поэмы. — М.: О.Г.И., 2003 г. — 512 с.
  23. Р. Ч. Мандельштам. Стихотворения. — СПб.: Издательство Чернышева, 1997 г.

См. также

[править]