Аркадий Натанович Стругацкий

Арка́дий Ната́нович Струга́цкий (28 августа 1925 — 12 октября 1991) — русский советский писатель, сценарист, переводчик, создавший в соавторстве с братом Борисом Стругацким несколько десятков произведений, считающихся классикой современной научной и социальной фантастики. Старший сын Натана Стругацкого. Опубликовал несколько сольных произведений под псевдонимом С. Ярославцев.

Цитаты

	— Поразительно <…> как цепко держится мальчишка даже в пожилых мужиках! — вариант трюизма
	— «Подробности жизни Никиты Воронцова», 1984

	… время — это такая материя, в которой любой из нас не менее компетентен, чем самый великий академик. — вариант трюизма
	— там же

Статьи, эссе, рецензии

В советской да и в зарубежной фантастике о человеке будущего пишется ещё очень мало. Каков будет он, этот человек? Очевидно, он будет лишён таких пережитков прошлого, как приобретательство, эгоизм, зависть. Зато в полной мере откроются его духовные возможности. И в этой связи задачи писателей-фантастов, как ни странно, усложняются. Как, например, показать конфликты между людьми будущего? В какой форме эти конфликты будут проявляться? Видимо, основой их будет та же борьба, но борьба не добра со злом, а… добра против добра. В этих конфликтах будут сталкиваться два или несколько положительных героев, из которых каждый убеждён и прав по-своему и в чистоте стремлений которых никто не сомневается. Они и в ожесточённых столкновениях останутся друзьями, товарищами, братьями по духу. На чьей же стороне будут в таком случае симпатии автора? Проблема человека большая и сложная, над ней предстоит ещё немало потрудиться писателям-фантастам.

— «Движущей силой будущего общества явится удовлетворение духовных потребностей человека»

Повесть Абэ является первым настоящим, в современном смысле этого слова, произведением японской научной фантастики и, несомненно, выдающимся явлением в фантастике мировой.

… «Кракен пробуждается» и «Дни триффидов» являются двумя равновеликими пиками в обширном творчестве <…> Уиндема <…>. Уиндем — по-настоящему крупный писатель и социолог, а богатое воображение позволяет ему с особенной живостью выразить в образах реакцию английского буржуазного общества на глобальные потрясения. <…> Мюнхен! — вот название ситуации, которую описывает Уиндем. Смотреть и не видеть, видеть и не верить, верить и наплевать — в этом вся суть отношения буржуазного общества к глобальной проблематике. Самые великие и грозные события могут надвигаться на современную Англию, утверждает Уиндем, но обыватель запищит только тогда, когда гусеницы истории наедут, наконец, на него.

— внутренняя рецензия на «Кракен пробуждается», 1968

… Гамильтону не откажешь а) в умении закрутить острый сюжет, б) в способности игнорировать элементарные научные представления, в) в жёстком, исступлённом даже целомудрии и в прочих достоинствах. <…> Но чего ему нельзя простить, так это того печального обстоятельства, что он скверный писатель, <…> который в угоду сюжету и слабоумному читателю способен произвольно изменять обстоятельства, без всяких — не то что психологических: куда там! — просто даже безо всяческих физических мотивировок, заставлять героев убивать или быть убитыми, космические корабли — гореть или спасаться, врагов — после кратковременного триумфа терпеть поражения, друзей — после некоторого периода уныния возобладать и побеждать. <…> «Звёздные короли» — не эпизод в истории западной фантастики. С них началась и расцвела пышным цветом в 50-х годах целая школа фантастической литературы, волны которой перекатились в Европу и — как это ни странно — даже к нам, в Советский Союз. В самом деле, именно в этой книге заложены практически все элементы «литературы о космическом варварстве», с которыми мы встречаемся в толстых романах Азимова, у Карсака и у нашего Снегова.

— внутренняя рецензия на «Звёздных королей», 5 февраля 1969 (опубл. в 1988)

	К середине XII века административно-политический строй, утвердившийся в Японии в VII веке, пришёл в полный упадок. Устройство власти стало сложным и нелепым, как птолемеева система эпициклов.
	— «„Сказание о Ёсицунэ“. Инструкция к чтению», 1981

	Собственно, можно утверждать, что событийная часть нашей биографии закончилась в 56-м году. Далее пошли книги.
	— «Наша биография», 1986

• см. «Каким я его знал», 1987 (о фильме «Сталкер»)

Интервью

	Главный вопрос, который мы поднимаем в своих книгах, — ответственность каждого человека перед историей, перед семьёй, перед человечеством в целом.
	— «Фантастика всегда актуальна»

	Мы не пророки. Мы — рупор идей. Мы описываем вчерашнего человека, который сегодня создаёт завтрашний день, готовый на него обрушиться. Это серьёзная проблема: человек с устаревшей моралью, устаревшими привычками и взглядами на жизнь, стоящий перед будущим.
	— «Главное — на Земле…»

	В детстве я страстно увлекался морской биологией. <…> Ну, а потом по долгу службы пришлось попасть на океан и увидеть все это своими глазами. Это был рай детской мечты.
	— «Кто же пойдёт в сборщики мусора?»

Смерть <…> — это самое интересное приключение, которое мы испытаем в жизни.

корр.: чем была «Молодая гвардия» при Клюевой и Жемайтисе, то есть периода середины и конца 60-х? — Это была блестящая редакция. Это было то, о чём сейчас можно только мечтать. Во-первых, Жемайтис сам увлекался фантастикой. И он выдал впоследствии несколько книжек <…>. Во-вторых, Белла Клюева была совершенно бескорыстным любителем фантастики. Она просто поставила перед собой задачу создать советскую фантастическую литературу. И вдвоём они этого добились. Что ещё можно сказать? Какие это люди? Хорошие люди! Друзья. Лжи не было никакой…

Хорошенько подумав, мы с братом пришли к убеждению, что тот путь, по которому мы шли до сих пор — дорога в никуда. <…> Фантастика — это не жанр, не тема, фантастика — это способ думать, она позволяет создавать такие ситуации в литературе, которые я не могу представить себе иначе. Человечество волнует множество глобальных, общечеловеческих, общеморальных забот. Как их перевести на язык литературы? Можно написать трактат, но в трактате не будет людей. Ну, а раз появились люди, то и задачи фантастики приближаются к общелитературным, или — как любили говорить раньше — к человековедению…

— Всеволоду Ревичу, конец 1980-х

Прошло года два или три после смерти Ивана Антоновича. Я был в гостях у <…> Дмитрия Александровича Биленкина. Большая компания, хорошие люди. И зашёл разговор о нападении Лубянки на квартиру Ефремова. Биленкин, <…> был, как известно, геологом по профессии. Так вот, рассказал он удивительную вещь. 1944 год. И. А. Ефремов откомандирован с экспедицией в Якутию на поиски новых месторождений золота. Была война, и золото нужно было позарез! У него под командованием состояло несколько уголовников. Экспедиция вышла на очень богатое месторождение, они взяли столько, сколько смогли взять, и отправились обратно, причём Иван Антонович не спускал руки с кобуры маузера. Как только добрались до Транссибирской магистрали, на первой же станции связались с компетентными органами. Был прислан вагон, и уже под охраной экспедицию повезли в Москву. По прибытии с уголовниками сразу расплатились или посадили их обратно, вот уж не знаю. А Ивана Антоновича сопроводили не то в институт, от которого собиралась экспедиция, не то в министерство геологии. Там прямо в кабинете у начальства он сдал папку с кроками и всё золото. При нём и папку и золото начальство запихало в сейф, поблагодарило и предложило отдыхать. На следующий день за Ефремовым приезжает машина из компетентных органов и везёт его обратно, в тот самый кабинет. Оказывается, за ночь сейф был вскрыт, золото и кроки исчезли. И вот Дмитрий Александрович Биленкин предположил, что не исключено: обыск как-то связан с тем происшествием. Ну, мы накинулись на него, стали разносить версию в пух и прах: мол, это ничего не объясняет, да и зачем нужно было ждать с 1944 по 1972 год! Но он был очень хладнокровным человеком <…>. Все терялись в догадках о причинах обыска. Почему он был ПОСЛЕ смерти писателя? Если Иван Антонович в чем-то провинился перед государством, почему никаких обвинений ему при жизни никто не предъявил? Если речь идёт о каких-то крамольных рукописях, то это чушь! Он был чрезвычайно лояльным человеком и хотя ругательски ругался по поводу разных глупостей, которые совершало правительство, но, что называется, глобальных обобщений не делал. И потом — даже если надо было найти одну рукопись, ну две, ну три, то зачем устраивать такой тарарам с рентгеном и металлоискателем?! Вот сочетав всё, я, конечно, как писатель-фантаст, построил версию, которая и объясняла всё! Дело в том, что как раз в те времена, конце 60-х и начале 70-х годов, по крайней мере в двух организациях США — Си-Ай-Си и Армии — были созданы учреждения, которые серьёзно занимались разработками по летающим тарелкам, по возможностям проникновения на Землю инопланетян. У наших могла появиться аналогичная идея. И тогда же у фэнов, то есть любителей фантастики, родилась и укрепилась прямо идея-фикс какая-то: мол, ведущие писатели-фантасты являются агентами внеземных цивилизаций. Мы с Борисом Натановичем получили не одно письмо на эту тему. Нам предлагалась помощь, раз уж мы застряли в этом времени на Земле, приносились извинения, что современная технология не так развита, чтобы отремонтировать наш корабль. И в том же духе. Иван Антонович Ефремов безусловно был ведущим писателем-фантастом. Можно себе представить, что вновь созданный отдел компетентных органов возглавил чрезвычайно романтически настроенный офицер, который поверил в абсурд «фантасты суть агенты». И за Ефремовым стали наблюдать. Но одно дело — просто следить, а другое дело — нагрянуть с обыском и не дай бог попытаться взять его самого: а вдруг он шарахнет чем-нибудь таким инопланетным! Именно поэтому как только до сотрудников этого отдела дошла весть о кончине Ивана Антоновича, они поспешили посмотреть. А что смотреть? Я ставлю себя на место гипотетического романтического офицера и рассуждаю здраво: если Ефремов — агент внеземной цивилизации, то должно быть какое-то средство связи. Но как выглядит средство связи у цивилизации, обогнавшей нас лет на триста-четыреста, да ещё и хорошенько замаскировавшей это средство?! Поэтому брали первое, что попалось. Потом, удовлетворённые тем, что взятое не есть искомое, всё вернули.

— Андрею Измайлову

На отдельных страницах

• «Румата делает выбор», осень 1974
• «В подвале у Романа», 17 марта 1982
• Виктору Мора, 1985

По воспоминаниям современников

	… Аркадий называл меня «матерью советской фантастики». — с начала 1960-х
	— Бела Клюева, «Воспоминания», 1998

	Я не считаю потерянными годы своей учёбы и службы на Камчатке. Если б не было этих сопок и этого океана, стал бы я писателем? Не знаю… А если б и стал, то совсем другим.
	— беседа, 1967 (см. интервью)

...Однажды Володя [Высоцкий] задал АНу вопрос: – А вообще очень приятно писать такие гениальные книжки? Он судил по себе – он на спектакль шел, как на праздник, игра была для него наслаждением... АН задумался, саркастически улыбнулся и ответил: – Писать – это как выдавливать нарыв. Точно такое же удовольствие. Володя чуть в обморок не упал: – Да ты что?! Хотя это давняя истина – не Стругацкими придумано. Но, увидев реакцию, АН пытался утешить его, мол, ты не понял – когда уже всё сделано, закончено, и нет нарыва, нет боли – это такой кайф!».

— из книги Анта Скаландиса "Братья Стругацкие"

О Стругацком

… Аркадий тоже должен был погибнуть, конечно, — весь выпуск его миномётной школы был отправлен на Курскую дугу, и никого не осталось в живых. Его буквально за две недели до этих событий откомандировали в Куйбышев на курсы военных переводчиков. В той теплушке, в которой ехали отец и Аркадий, — умерли все, кроме брата. Потому что это были эвакуированные из Ленинграда, которых сначала переправили по Дороге жизни, потом от пуза накормили… <…> [Так] нельзя, конечно, но тогда этого никто не знал. Начался кровавый понос… что-то жуткое… многие сразу умирали. Потом живых посадили в ледяной вагон и — до Вологды без остановки, без врачебного внимания… Вот так. Аркадий был, конечно, чрезвычайно крепким молодым парнем — он выжил тогда один среди всех.

— Борис Стругацкий, интервью «Жизнь не уважать нельзя», 1987

• см. Борис Стругацкий, интервью «Это была потеря половины мира», 1995

	Грузный, с зобом, как у индюка, крикун, доносчик, стравливатель всех со всеми, пьяница, представитель племени вселенских бродяг, борзописец, беллетрист, переводчик.
	— Юрий Медведев, «Протей», 1988

Надо сказать, что, очевидно, главная черта Аркадия Натановича — это рыцарственность. За много лет я как-то не сумел подобрать лучшего слова. Он удивительно мягкий человек, несмотря на внешние всевозможные офицерские штучки и приёмчики. Иногда даже его мягкость доходит до анекдотов. <…> я практически не слышал, чтобы Аркадий Натанович говорил о прочитанных вещах плохо. Для того, чтобы добиться от него какого-то критического мнения, надо его очень сильно раскачивать, надо уходить, возвращаться к разговору опять, снова… наконец он с крайней неохотой скажет: «Да, это в общем-то плохо, это лучше бы и не печатать».

— Александр Мирер, «Непрерывный фонтан идей», 1990

• см. интервью Юрия Чернякова, 1995

Смерть Аркадия Натановича Стругацкого стала грандиозным потрясением для всей отечественной фантастики. Мало того, что не стало безмерно талантливого человека, которого многие из ныне работающих фантастов называют своим учителем. Ушёл из жизни тот, кого привыкли видеть в авангарде российской НФ. Он был разведчиком новых территорий, и разбалованная отечественная фантастика уже давно приучилась идти по его следам.

— Сергей Бережной, «Шаги за черту»

Всё, что писал С. Ярославцев было в общем и целом на порядок ниже творчества АБС <…>. Очень заметно, что на старшего из братьев оказал огромное влияние великий роман Булгакова, и всё, что создавал преимущественно Аркадий Натанович, было отмечено явным литературным соперничеством с автором «Мастера и Маргариты» <…>. Тем не менее, в отличие от Бориса, Аркадий никогда публично не отрекался от коммунизма и иллюзий «оттепельных лет»…

— Борис Межуев, «Тайна „Мира Полдня“», 2012

На календарях был октябрь девяносто первого года. <…> портреты Аркадия Натановича смотрели со страниц ежедневных и еженедельных газет, разворотов немногочисленных тогда глянцевых журналов <…>. Некоторые события врастают в тебя, как кардиостимулятор, — без них уже никак, и сердце без них не стукнет. <…> Мироздание в пределах Отечества ворочалось, кряхтело, искало способ уложить новое содержание в старую форму. Получалось это, скажем прямо, неубедительно. А потом как будто щёлкнуло. Просто зазвонил междугородним звонком телефон в прихожей, и голос московского группой «людена» Лёши Керзина в трубке сказал: «Арктаныч умер». Ничего не могу (и не хочу) поделать с нынешней своей внутренней уверенностью, что именно в это мгновение не стало СССР. Не во время августовского путча, не в декабре на сходке в Беловежской, не после парада суверенитетов, а в этот самый момент. Именно тогда мироздание громко хрустнуло суставами, вздохнуло и улеглось.<…> Так это видится сейчас, задним числом. — реминисценция на «За миллиард лет до конца света»

— Сергей Бережной, «Солнечный ветер», декабрь 2012

О произведениях

	«Подробности жизни Никиты Воронцова» — это рассказ, наверняка возникший на полях «Хромой судьбы» <…>. Он продолжал один из сюжетов «Понедельника…» и был полигоном для проверки использованной затем в «Хромой судьбе» и «Волнах…» стилистики.
	— Войцех Кайтох, «Братья Стругацкие», 1989

Литература архивных документов

Составители: С. Бондаренко, В. Курильский:

• Неизвестные Стругацкие. Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 гг. — М.: АСТ, Донецк: Сталкер, Киев: НКП, 2008. — 672 с.
• То же. 1963-1966 гг. — М.: АСТ, Киев: НКП, 2009. — 656 с.
• Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1967-1971. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2013. — 736 с.
• То же. 1972-1977. — 2012. — 760 с.
• То же. 1978-1984. — 2012. — 636 с.
• То же. 1985-1991. — 2014. — 740 с.